Позвольте предложить вам, господа россияне, мой, личный, способ борьбы с коррупцией.
Представьте себе следующую живописную картину…
Представьте себе, господа, для начала, что какой-то чиновник, – допустим, министр обороны или министр экономического развития страны – проворовался.
Представили? Представить это, согласитесь, совсем не трудно.
Представьте себе затем, что этот министр на воровстве попался. И его за воровство государственной казны с треском сняли с должности.
Это уже представить много труднее, но, при изрядной фантазии, всё-таки можно.
А дальше…
А вот дальше я буду излагать свою доктрину борьбы с коррупцией. И пусть она вам, соотечественники, не покажется слишком фантастической.
Освобожденного от должности министра, бывшего министра, – по моей мысли, это самое первое и главное – не отправили на заслуженный отдых, не оставили в покое на уютной элитной дачке, находящейся в тридцати минутах езды от Лондона, а отправили на отечественные нары.
Спустя неделю после водворения в кутузку проворовавшегося министра, – по моей мысли и моей фантазии, – его, болезного, суд приговаривает к смертной казни через расстреляние. Казнь назначена на ближайшее воскресенье.
Президент помилование, естественно, отклоняет.
В назначенный день и час, и в назначенное место (это место обязательно должно быть площадью, притом большой площадью и с высокой каменной, желательно красной, стеной) приезжают видные еще не снятые, то есть настоящие, чиновники самого высокого уровня. Они рассаживаются полукругом на приготовленные для них жесткие плохо отстроганные деревянные лавки в первом ряду.
За ними во втором ряду на таких же лавках размещаются чиновники (тоже пока что настоящие) уровня поскромнее.
Третий ряд – стоя – образуют казнокрады регионального уровня.
Некоторые из сидящих и стоящих в полицейских и судейских хитонах.
Всех их окружает многочисленный, многотысячный собравшийся на площади люд, который всем сидящим и стоящим перед ним чиновникам доверил власть в стране и деньги страны.
Над площадью гремит из репродукторов радостная, бравурная музыка.
Народ весел.
Народ радуется.
Народ пляшет и под громкоговорители и под израненную фронтовую гармошку-трехрядку, принесенную по такому случаю стариком-инвалидом, на груди которого одиноко блестит медаль за взятие Берлина.
В руках народ держит флаги, цветные шарики, транспаранты, – и народ машет ими, и машет, и машет….
На некоторых плакатах можно прочесть: «Коррупция – не пройдет!», «Да здравствует Закон!», «Вор должен сидеть в тюрьме!».
Сбоку примостились телевизионщики со своей аппаратурой: они вещают в прямом эфире на всю страну происходящее перед их камерами и микрофонами.
Над всем этим по-детски радостно играет утреннее солнце.
Через некоторое время на площадь траурным кортежем печально въезжают два крытых автобуса цвета хаки с затемненными окнами в сопровождении полутора десятков полицейских машин с мигалками.
Музыка сразу стихает, на площади наступает гробовая тишина.
Из одного автобуса выходит октет барабанщиков и отделение карабинеров. Барабанщики поднимаются на специально приготовленное для них возвышение. Карабинеры выстраиваются на расстоянии десяти-двенадцати метров от стены в грозную шеренгу.
Из второго автобуса два здоровых мужика в камуфляжной форме под руки выводят осужденного на смерть бывшего министра. Сам бывший министр идти не может, ноги его заплетаются.
Мужики прислоняют к стенке приговоренного к смертельной экзекуции и отходят.
Появляется непонятно почему никем ранее не замеченный офицер и отдает команды карабинерам. Солдаты послушно скинули с плеч ружья, синхронно передернули затворы винтовок и выполнили команду «Оружие – к ноге».
Седовласый дядечка в судейском балахоне, не торопясь, подходит к микрофону, стучит по нему пальцем, проверяя громкость звука, неспешно трет носовым платком стекла очков, долго пальцами ищет удобное положение окуляров на носу, раскрывает канцелярскую папочку и, откашлявшись, нудно и утомительно зачитывает приговор.
Как только судейский чиновник закончил произносить свои скорбные слова, вновь подает голос бравый армейский офицер. И карабинеры, подчиняясь его команде, ловким движением одновременно направляют дула своих ружей на осужденного к смерти.
И только тут все присутствующие на площади, и все телезрители страны заметили, что приговоренный к смерти бывший чиновник стоит в маленькой постыдной лужице.
Тишину грубо беспощадно разорвала вынимающая душу резкая барабанная дробь.
В этот момент на площадь въезжает черный легковой лимузин. Из него энергично выходит молодой человек, он властно жестом останавливает процессию, затем степенно передает судейскому чину какой-то помятый листок и отходит в сторону.
Старый судья вновь надевает очки, вновь стучит по микрофону, вновь откашливается и зачитывает врученную бумагу.
Оказывается, смертная казнь заменена на пожизненный «ЭЦИХ с гвоздями», но с условием: сам осужденный, его жена, его дети, его родители, тесть и теща, братья и сестры, племянники и свояки, шурины и девери, секретарши и любовницы – все должны в течение десяти дней внести в государственную казну всё ими украденное. А иначе – смерть.
Я догадываюсь, что этот сюжет может напоминать что-то из Достоевского.
Но, господа, имейте снисхождение…
Ведь старенький судья еще не всё дочитал…
А старенький судья переворачивает измятый листок, важно поворачивается в пол-оборота к сидящим и стоящим ВИП персонам и говорит им:
– Тут, господа, есть приписка, касающаяся и вас, присутствующих здесь, и тех, для кого на этом мероприятии пока не нашлось посадочных мест. А приписка такая: если вы через десять дней не вернете все у страны и народа украденное, то стоять вам на том же самом месте у стены, где лужица виднеется.
После этих слов, уверен, все ВИП персоны с площади бросятся врассыпную. И понесут затем в закрома Родины всё ими украденное, и вернут стране и народу всё до копеечки, за три дня всё до полушки вернут.
Уворованное ими понесут и денно, и нощно, мешками понесут – ставить будет некуда.
Уверен, что одной единственной репетиции постановки, описанной мною, будет достаточно, чтобы в десять дней искоренить в стране коррупцию.
И то верно, мы же, в конце концов, не Китай какой-то: все наши чиновники всё всегда прекрасно понимали и понимают с первого слова, или с первого выстрела.
Один только вопрос остается и не дает покоя: как организовать без материально-финансовых потерь и возврат украденного государственного имущества, и учет возвращенного государственного имущества?