Это было давно. Гл. 9. Окончание

Людмила Волкова
                9

                Утром следующего дня все сразу засобирались домой. Настроение совпало с чудной погодой и удачным кормлением детишек. Никто из них не плакал,  заснув под маминой грудью. До прихода детской медсестры мамочки лежали на своих местах, думая  о своем.
                Аня вспоминала вчерашнее свидание с Витей, который притащил  свою мамашу знакомиться с невесткой и внуком.
                Любовные свидания с Витей никогда не проходили в его доме. Аня о будущей свекрови знала только по  рассказам этого маминого сынка. И потому  она ожидала увидеть высокомерную  чиновницу в строгом костюме  и с волосяной башней на голове, как у всех этих начальниц,  и очень удивилась, когда из-за  Витиной спины выпорхнула миниатюрная дамочка в ярком сарафане с открытыми плечами, загорелая, стриженная под мальчика.
                – Анечка,  какая ты красивая девочка, ребенок здоров? – защебетала она девичьим голоском без всяких пауз для ответа.  – Я так волнуюсь, я так рада за Витюшу, он у меня умный мальчик...
                – Я сам у себя умный мальчик, – оборвал ее сынок, – а совсем недавно был дурак, эгоист и...  как  еще ты меня называла?
                Он обнял Аню и стал целовать ее румяные щеки.
                – Дай посмотреть и мне, ты мне загородил Аню! Анечка, вы – куколка, а я думала, что...
                – Мам, дай слово сказать моей жене!
                – Вот так всегда – мы затыкаем рот собственной матери! Дай, Анюта, я тебя поцелую! Я уже купила комплект пеленок, чудное покрывало,   чтобы  когда повезете в колясочке нашу малютку, никто нас не назвал жлобами!
                До того момента, когда Ане удалось прорваться сквозь диалог мамы с сыном, она уже ясно представляла себе, как они заживут вчетвером. «Ничего,– утешила себя Аня, – вернутся мои родители, и  мы с Витькой вступим в кооператив. Иначе я оглохну и вообще потеряю  голос. Балакуча моя свекровь. Как же ее называть теперь?»
                – Зови меня просто  мамой! –    тут же проникла в ее мысли свекровь.
                «А вот это – дудки!» – успела подумать Аня, снова попадая в жаркие объятья Витиной мамы.
                Оля ждала вызова в ординаторскую – ей готовили выписку. Времени она даром  не тратила: засела за «марафет» – теперь уже под заинтересованным взглядом Фиры.  Та минутку понаблюдала за Олей, грустно подумав, что вряд ли осилит такую долгую и тонкую процедуру по улучшению  своего облика, потом не выдержала:
                – Оленька, ты мне не посоветуешь что-нибудь по этой части?– Может, пудру поменять?
                Оля сразу же оторвалась от своего занятия: деловито сгребла в косметичку свое богатство и пересела к Фире.
                – Так, слушайте внимательно. У меня косметика импортная, такую вы сейчас не достанете, а моя подружка из Москвы привозит все, что требуется. Я сейчас на вас кое-что попробую... Не защищайтесь, ради Бога! Не будьте такой старомодной! Вам сейчас нужно поменять лицо!
                – Оля, да вы что, вы такая умная девочка, вы же понимаете, что я...
                – Фира Наумовна, не отбрыкивайтесь ни от моих советов, ни от моих подарков. Все, что вам подойдет – будет ваше! Я просто мечтаю вам что-то подарить на память о себе. Я вас   полюбила, понимаете? – Она стремительно обняла Фиру и чмокнула в щечку. – Вы мне как сестра стали! Я и Аньку люблю, и никого не забуду, но вы – что-то особенное. Я понимаю вашего Ивана. Он же не дурак! Таких нельзя терять, как вы! И его нельзя терять. Будете жить в городе – поневоле придется пользоваться... вот этими штуками, чтобы выглядеть прилично! Поверните ко мне лицо, ну!
                Фира с удовольствием подчинилась.
                – Вот! У вас такие глаза, что от зависти можно лопнуть! Их не надо красить! Не надо ресницы удлинять! Вам же повезло! Вам и с носом повезло!
                – Мне-е? – удивилась Фира,  которая терпеть не могла своего носа с самого детства.
                – Вот именно! Нос с горбинкой был и у Ахматовой! Но у нее был не нос, а носище! Заметьте – никто из этих баб, что восхищаются породистым носом поэтессы, не хотел бы иметь такой! Но она умела  свой нос НОСИТЬ! – Оля рассмеялась. – А вы свой – не умеете! Ваш – аристократический, его не надо прятать!
                – Како-ой? – засмеялась Фира. – Куда прятать? Разве такой спрячешь?
                – Секрет красоты любой женщины – это умение подать свои недостатки как достоинство.  Не прятать надо, а выставлять! А вы... Да посмотрите, как вы голову держите!
                – Как держу? Нормально...
                –   Нет, вы словно стараетесь голову сунуть под мышку! У вас привычка прикрывать свой нос рукой! Вы когда говорите, то непременно... руку так держите, чтобы и нос исчез, и даже глаза! Такие глаза, господи, прятать! Вместе с носом!
                Фира уже смеялась, действительно сообразив, что и правда, действует руками как прикрытием,
                – Вот, самой смешно, правда? Слушайте дальше, а то я уйду и не успею главного сказать! Цвет лица – вот ваша проблема! Он у вас желтоватый. Бледно-желтый! Вот моя пудра, компактная, держите. Ну, берите пуховку, если не брезгуете моей, мазните вот здесь... Ну, смелее! Держите зеркальце! Сравните эту щечку с другой! Ну? Видите разницу? То-то! Сейчас мы все ваше лицо тонким слоем...
                Аня наблюдала за ними с улыбкой. Потом не выдержала, вмешалась в процесс:
                – Губы у вас слишком полные, их не надо красить слишком ярко.
                – Вот, уже и Анька поняла, что не всегда надо... Не мешай нам. Мы еще до губ дойдем!
                – Смирнова, на выход! К вам вся родня явилась! – весело позвала Лида, распахнув дверь палаты. – О! снова мазюкаемся! Фира Наумовна, и вы туда же! Олька, там твои всем подарки раздают! Спешите видеть! – панибратским тоном заключила Лида, тут же убегая.
                Оля неторопливо поднялась, повернула Фиру за плечи так, чтобы лицо ее  оказалось на свету.
                – Вот! Шикарно. Это пудра – ваша. Я ее только начала, хватит надолго. Так, не вздумайте сопротивляться – обижусь. И еще, вот помада.
                – Нет, нет! – замахала руками Фира. – Спасибо за помаду! Я куплю себе! Иди, тебя ждут!
                – И еще подождут.
                Ольга встала и вывалила на Фирины колени кучу тюбиков с помадой.
                – Оставляю зеркальце и все это. Пока я буду там, внизу, подберите себе цвет. Анька, бездельница, встань и помоги человеку. Остатки вынесешь мне в вестибюль, поняла? Чтобы мне не возвращаться.
                Фира смахнула осторожно тюбики с коленок на одеяло, поднялась. Они обнялись. Оля  поцеловала ее в щеки – по очереди,  бодро сказала:
                – Все, все теперь будет хорошо! Голову держать вверх подбородком, не втягивать в живот! Глаза  не прятать. Помните – вы красавица! Вас все любят, это же счастье! Телефон я свой оставила. Звоните! Анька, не смотри на меня так, словно я ухожу навсегда. Может, мы с тобой еще по второму киндеру тут родим! Я под окошком тебя кликну!
                Фира снова почувствовала себя ребенком – любимым и опекаемым. 
                Первый раз это случилось накануне вечером, после телефонного звонка в ординаторскую, куда ее позвали. Иван сообщил, что не сестра приедет забирать ее, а он, и отвезет к себе.
                – Слушай, девочка моя, – сказал Иван, и Фира оглохла от этого глупого словечка, почти перестав слушать остальное.
Она поняла главное – ее заберет Иван.
                Потом она сидела на своей койке и пыталась вспомнить подробности. Кажется, что-то Иван говорил про тесноту у сестры Клары, и что  та уже комнату приготовила, а Иван считает...
                «Господи, – думала Фира, пытаясь все-таки вспомнить, удалось ли обиженную  Клару успокоить, – «Девочка моя!» Это я – нескладная, почти старуха, – девочка?»
                И вот снова ее опекают, как ребенка. И оказывается, что быть опекаемым  и любимым ребенком, девочкой – это так же приятно, как любить других и заботиться о них.
                Фире хотелось всех обнять, но палата опустела:  Катя была на осмотре, Аня вышла вслед за Ольгой – ей не сиделось на месте и тоже хотелось   приобщиться к чужой радости!
                Фира в нетерпенье подошла к окну, потом вернулась на свою койку, стала складывать подаренную Олей косметику в свой кошелек – кожаный, от старости потертый, мало похожий на дамское изделие четкого предназначенья.
                Нина Семеновна вчера предупредила: чтобы «не было толкучки», время  для выписки им назначили с промежутками в полчаса. Фира  в этой очереди была  замыкающей, но сейчас это показалось ей пыткой.
                Планы Нины Семеновны и всех сотрудников, что участвовали в торжественной процедуре прощания с «мамочками», разрушили сразу два нетерпеливых папаши – Иван и Витя. Они  явились вслед за Ольгиным Сергеем,  на целый час раньше. Толкучка и образовалась. Были привлечены дополнительные силы к подготовке детишек, документов и самих «мамочек» к выписке. Нина Семеновна помогала старшей медсестре оформлять документы. Лида с удовольствием побросала свои тряпки да швабры с ведрами и  в детской пеленала младенцев под руководством детских медсестер. 
                Андрей Максимович проводил групповую консультацию новоиспеченных мамаш, а Иван, Витя и Сергей в обнимку с букетами ждали появления своих наследников. Правда, Сергей уже получил  все справочки и документы и был немного озадачен, куда девалась жена и обещанный ребенок.

                ... Нина Семеновна, попрощавшись со своими «девочками», вернулась в свою комнату для процедур, поставила цветы в большую напольную вазу  (прошлогодний подарок роженицы), подошла к окну.
                Это был обычный рабочий день, но так случилось, что не всегда она расставалась сразу с тремя женщинами, к которым  успела привязаться.  Она знала, что никогда их больше не увидит. Следующий раз они попадут, дай Бог, в обычный городской роддом, а все эти обещания приходить в гости – пустые, хоть и сделанные в порыве благодарности.
                Она смотрела вниз и видела праздничную суету возле трех легковушек –  две из них были обычными такси, за Олей приехали на «волге».
Фира, Ольга и Аня, сбившись в тесный кружок, что-то говорили друг другу, смеялись, то и дело обнимаясь и чмокая друг дружку в щечки, пока родня устраивалась в машинах.
                «Не наговорились, – улыбнулась Нина Семеновна. – Как в анекдоте:  десять лет женщины просидели в одной камере, а когда их выпустили, застряли под стенами тюрьмы  и продолжали разговорчики, не в силах расстаться».
Как много узнала  о них Нина Семеновна – чего и сами бывшие роженицы не знали! За кадрами их будущих воспоминаний о роддоме  останутся маленькие тайны, которые удалось скрыть. Фира никогда не узнает, что во время ее долгих родов ребенок там, в утробе, чудом остался  в живых. Аня не узнает, что это она, Нина Семеновна, разыскала и вернула Витю, а девочки из лаборатории лишь помогли достать его адрес. Оля не узнает, что ее сын, плотно обвитый пуповиной, уже посиневший, целые сутки был на грани между смертью и инвалидностью. И это тоже было чудом, хотя и рукотворным. Спасибо  Марии Михайловне и акушерке Зинаиде. Маша –  умница и замечательный хирург,  у Зинаиды руки золотые, хотя характерец из кое-чего другого сделан... Бывает же сочетание двух несочетаемых вещей...
                Нина Семеновна тоже  неожиданно для себя прослезилась:
                – Девочки мои дорогие, дай вам Бог счастья!
И перекрестила издали эти три фигурки – две тоненькие, шустрые, и одну невысокую, обманчиво крепкую.
                Нина Семеновна вернулась к тем, кто еще не родил. Она слышала дружный хор младенцев за дверью детской. Сейчас их повезут кормить – всех этих  только что появившихся на свет – счастливчиков и неудачников, трезвенников и алкашей, талантливых и не очень, честных и склонных к преступлениям, добрых и злых.
И Нина Семеновна  далеко не заглядывала, а потому не знала, что Фира увозила с собой будущего доктора технических наук, лауреата международных премий. Оля – владельца сети ресторанов – уже в другой державе, Аня – ведущую балерину местного театра Оперы и балета...
                Ее любимые девочки - случайно или нет - вытянули счастливый  билетик...