Глава 2.
– Анна, отвечать урок, – распорядился Сергеев, не успев дойти до своего места.
Он решил, что проведет занятие как обычно, не обращая особого внимания на новичка.
Но ответом ему была тишина. Сергеев обернулся к лицеистам. Они сидели на своих местах, но, очевидно, даже не заметив его появления, со странным выражением все смотрели в одну точку. Сергеев посмотрел взгляд в середину третьего ряда и не поверил своим глазам. На плече маленького бледного мальчика удивительно спокойно сидела белая птица. В Северном, как и в других городах Острова, часто видели чаек, но эта птица чайкой не была. Новичок еле заметно улыбался и гладил ее оперение. «Птица? Откуда? Что все это значит?» – растерявшись, подумал историк. Он осмотрелся и заметил, что одна из створок крайнего окна приоткрыта.
– Кто открыл окно? – возвысив голос, спросил он. – Анна?
– Оно само распахнулось, – ответила та, по-прежнему не сводя глаз с птицы. – Наверное, это ветер.
– Перемена уже закончилась, поэтому, Виктор, – как мог, мягко обратился Сергеев к новичку, – пожалуйста, выпусти птицу на волю.
Он еле сдержал облегченный вздох, когда мальчик встал со своего места. Подойдя к окошку, которое историк успел открыть шире, Виктор снова погладил птицу, что-то неслышно шепнул ей, и та тотчас же взмыла вверх. Сергеев запер окно, и, стараясь взять будничный тон, сказал:
– А теперь проверим, как вы усвоили пройденный материал. Анна, отвечай заданный урок.
– Установление Восточной Федерацией дипломатических отношений с ближайшими соседями относится к периоду правления Совета Четырех, – без запинки начала Анна. – Руководитель Эстельборна Николас Синк и глава Кеша Гудис Великолепный заключили соглашение о поддержке и обмене опытом, и, чтобы ратифицировать его, Совет Четырех обратился…
– Достаточно, Анна, – перебил ее учитель. – Митя, продолжи.
Занятый тем же, чем и все лицеисты, кроме Анны, то есть пристальным разглядыванием новичка, Митя резко обернулся, скинув при этом на пол свои карандаши и тетрадь.
– Потом поднимешь. Сначала расскажи нам, как было ратифицировано соглашение о поддержке и обмене опытом с Эстельборном и Кешем, – спокойно сказал Сергеев.
Митя заерзал. Ответа он не знал, но решил угадать.
– Соглашение ратифицировало Выборное собрание Восточной Федерации, – сказал он.
– Вот как? – удивился историк.
Он встал и, сойдя с возвышения, на котором был установлен учительский стол, прошелся по комнате.
– Ну, значит, его ратифицировали всеобщим голосованием взрослых, – продолжал гадать Митя.
– К следующему уроку подготовишь реферат о Выборном собрании. Опиши порядок его формирования, и обрати, в том числе внимание, когда его проводили в последний раз.
Митя закусил губу и бросил раздраженный взгляд на новенького, словно тот был виноват в его неудаче. Но Виктор ответил спокойным, даже сочувственным взглядом, и когда Митя вылез из-под стола, подобрав тетрадь и раскатившиеся во все стороны карандаши, то понял, что уже нисколечко не сердится.
После того, как было опрошено еще трое учеников, Сергеев перешел к изложению новой темы.
– Пишите: реформы Александра. Переход к единой системе управления, – диктовал он.
Учебников не было, и Сергеев пользовался то своими записями, то копиями документов, которые принимались всеми этими бесконечными советами, собраниями, референдумами. Митя с тоской подумал, что и ему придется скоро идти в лицейскую библиотеку, показывать задание от историка и «работать с первоисточниками». Так называл, по крайней мере, это бессмысленное глотание пыли Сергеев, и при этом маниакальные огоньки зажигались в его обычно равнодушных зеленых глазах. Митя опять посмотрел в сторону новичка, который, опустив голову, прилежно записывал за учителем, и спохватился, что сам не сделал еще ни одной записи.
– …Но несомненно логичное предложение Александра по объединению исполнительных органов четырех городов встретило сопротивление со стороны Главного советника Южного города, – обстоятельно рассказывал Сергеев.
Митя понаблюдал и заметил, что, кроме Виктора и Анны, никто из лицеистов толком не делает записи: все перешептывались, оглядывались на новичка и, дождавшись, когда Сергеев отвернется, чтобы написать на доске очередную дату или трудное имя, перекидывались записками. На секунду Митя ощутил беспокойство, потому что хорошо помнил, как непреклонно Анна отбивала любые покушения на свою толстую тетрадь, а ведь без переписанного урока нечего и думать получить положительный балл за полугодие. Но он быстро успокоился, вспомнив, что для пропустивших занятия по болезни Анна делала исключение. Как здорово, что его приятель Крючок сейчас болел и не ходил в лицей! То есть в самой болезни, конечно, ничего хорошего не было, но зато можно было теперь не переживать о сегодняшнем уроке. А еще можно было сегодня навестить Крючка и рассказать ему потрясающую новость о приходе на их курс новичка.
Митя представил, как Крючок недоверчиво хмурит белесые брови и, стараясь придать суровое выражение узким серым глазам, несколько раз переспрашивает: «Ну, ведь ты все врешь сейчас, да? Ведь врешь?», а потом, наконец, поверив ему, усядется с ногами на свой продранный кожаный диван, навострит огромные, вечно пунцовые уши и потребует подробного рассказа о сегодняшнем дне. Воображаемые Митей картины были столь приятными, что он не услышал тонкой мелодии флейты и не сразу понял, почему все вскочили со своих мест.
– Ребята, сегодня занятия пройдут без последней перемены, – остудил их пыл Сергеев. – Зато география будет всего лишь тридцать минут, – быстро добавил он, предупреждая возмущенные крики.
И, действительно, сухонькая фигурка учителя географии Ольхи уже показалась в дверях учебной комнаты.
«Да что же это такое?», – написано было, тем не менее, на лицах большинства учеников. Теперь им придется сидеть неподвижно еще целых полчаса после часа истории!
– Спасибо, Сергеев, – поблагодарила тем временем Ольха историка.
Она медленно прошла за стол и оглядела комнату для занятий цепким внимательным взглядом.
Никто не знал, сколько лет Ольхе. Казалось, она всегда была в лицее, даже когда его самого еще не было, и так же тихо ступала по его коридорам, чуть приволакивая левую ногу. И было ли слово «Ольха» первоначально ее именем или фамилией, тоже никто уже не помнил.
В Восточной Федерации было принято называться только одним именем. Люди легкомысленные обычно выбирали первое, детское имя или даже прозвище, но потом часто в этом раскаивались и подавали прошения о его изменении в комиссию, которая собиралась раз в год специально для таких случаев и кропотливо переписывала документы, оформленные Мусикам, Жорам и Солнышкам на более приличествующие взрослым людям имена. Амбициозные граждане тоже часто выбирали себе первые имена, но не сокращенные, а полные, и действительно нередко оставались в истории, как, например, реформатор Александр. Но таких было не очень много. Обычно люди довольствовались фамилией, доставшейся от предков, как Сергеев, или коротким прозвищем, как Дин. Самый же редкий случай был тот, когда люди вовсе отказывались от своего имени, а их род занятий полностью заменял его. Например, не известны были имена никого из Совета Четырех, который управлял Восточной Федерацией больше тридцати лет назад, и давным-давно позабыли свои имена директор лицея и библиотекарь – все обращались к ним по должности, даже домашние.
Сергеев вышел из учебной комнаты, мысленно поздравляя себя с относительно спокойным уроком. После разговора с человеком в гвардейской форме, скорее походившего на инструктаж, он был готов к худшему и теперь искренне радовался, что эта готовность осталась невостребованной, а эстафетная палочка вручена многоопытной Ольхе.
– Здравствуйте, дети, – говорила между тем Ольха. Пожалуй, она единственная, кто называла так старших лицеистов. – Сегодняшнее занятие продлится недолго. Поэтому спрашивать вас я не буду; сделаем задание, а потом я расскажу новую тему.
Это известие вызвало у учеников некоторое оживление, которое угасло после новой реплики Ольхи.
– На будущем занятии мы напишем работу по обеим темам и пойдем дальше, – сказала она.
Метод преподавания Ольхи отличался от методов других преподавателей. Она никогда не настаивала на том, чтобы ученики вели записи, хотя, разумеется, никаких учебников по новой географии не было и не могло быть.
И без них, все ученики с детства знали, что Восточная Федерация – это остров, лежащий в бескрайнем море, обнесенный со всех сторон цепочками подземных гор, благодаря чему страшные морские твари почти никогда не подплывали к его берегам. Сам остров похож формой на туловище огромной черепахи, и Северный расположен на длинном мысе – голове и шее этой черепахи.
На занятиях Ольхи географии и биологии лицеисты много рисовали и часто выходили на практику в лицейский парк, где она учила их определять по старинным приборам стороны света, отличать здоровые деревья от больных и съедобных червей – от ядовитых. Вот и сейчас Ольха быстрыми уверенными движениями написала грифелем на доске несколько координат, велела открыть всем ученикам самостоятельно составляемые ими атласы и попробовать определить, какой объект скрывался за обезличенными цифрами.
– Если вы были внимательными в прошлом году, то без труда найдете эту точку, – улыбнувшись уголками губ, сказала она. – Виктор, раз ты пришел сегодня без атласа, сядь пока к Мите, – добавила она, заметив вопросительный взгляд новичка.
Все лицеисты оторвали головы от карт и с интересом наблюдали, как русоволосый мальчик пересаживается к немного смущенному этим Мите.
– Вообще-то у меня так себе атлас, – шепотом признался он новичку.
Виктор посмотрел на криво разлинованные, явно без помощи линейки, альбомные листы, где сетка параллелей безнадежно запутывалась в мотке меридианов, а координаты в иных местах были зачеркнуты и написаны заново по два и даже три раза, и ответил лишь понимающей улыбкой.
Быстрее всех с заданием справился Фома, негласно соперничающий с Анной за место лидера. Митя слегка огорчился, что маленькой пустоши, отысканной Фомой на востоке страны, не оказалось в его атласе. «Ничего, перерисую у Крючка», – привычно утешил он себя.
Ольха начинала рассказывать новый урок.
Собственно, знания людей о географии нового мира были столь скудны, что их едва хватало на небольшой спецкурс, не то что на полноценный учебный предмет. И все-таки в Восточной Федерации всего один год изучали историю географии, то есть то, каков был мир до глобальной катастрофы, и целых три года – географию невозвратимо изменившейся Земли. Как и по другим предметам, содержание курса определялось администрацией лишь очень приблизительно, и Ольха сама составляла перечень вопросов, которые каждый лицеист должен был усвоить перед финальными испытаниями.
Сегодняшняя тема была продолжением предыдущей. Ученикам предстояло ознакомиться с хорошо изученной географией южной окраины Кеша – огромного города-государства, лежащего на юго-востоке. Митя старательно зарисовывал в атлас все новые точки, а Виктор пытался делать это на чистом листе, подписав в уголке нужные координаты. От взгляда Мити не укрылось, что манжеты новичок все-таки расстегнул, но при этом аккуратно подвернул внутрь, а карандаш в его руках выписывал ровные четкие линии, не то, что у его временного соседа по столу. Митя раздумывал, как дипломатичнее спросить новенького о том, откуда он взялся, но Ольха как раз закончила рассказывать и объявила, что урок окончен. В самом деле, полчаса уже прошли, и Митя даже ощутил легкое недовольство, что это случилось так быстро.
– Все свободны, – сказала Ольха. – Виктор, помоги мне, пожалуйста, с бумагами.
Новичок послушно приблизился к столу и, собрав с него исчерченные ее кудрявым почерком листки, последовал за Ольхой, провожаемый озадаченными взглядами однокурсников. Никогда прежде хромой учительнице не требовалась их помощь.
– И что это такое вообще было? – озвучила вслух общее недоумение Анна.
– То, что не может быть… Ведь откуда у нас взяться новому ученику, – стараясь копировать ее интонации, сказал Митя, не успевший забыть, как еще недавно все потешались над ним.
Но Анна, не удостоив его даже взглядом, продолжила:
– Они словно не хотят, чтобы мы общались с Виктором…
– Или Виктор – с нами, – проницательно добавил Фома.
Митя вдруг встрепенулся и, подхватив сумку, опрометью выбежал из учебной комнаты. Запыхавшись, он подбежал к кабинету Ольхи и прислушался. Но там было очень тихо, а в дверную щель он рассмотрел полоску закрытого замка. «Пойду к Крючку, – решил Митя. – Он обязательно что-нибудь придумает!»