Вероника решает...

Макс Чернышин
      Вероника не спеша шла по улице. Тёплый летний вечер едва успел начаться. Лазурное чистое небо пряталось в свежей насыщенной зелени аллеи. На лавочках вдоль дорожки негусто рассыпалась разношёрстная толпа. Молодые люди были погружены кто в книгу, кто в девайс. Иные просто беседовали: кто-то мило и благолепно, а кто-то, отчаянно жестикулируя. Слов разобрать не было никакой возможности, да и желания тоже. Лёгкая походка влекла девушку ближе к дому, где сегодня, по стечению обстоятельств, Веронику ждало одиночество.
      Однако, в этот вечер ей хотелось побыть наедине с собой. Лёгкое платье трепал нежный ветерок, едва лишь касаясь его, и полы мягкой воздушной ткани ласкали бедра девушки в такт летящей походке, отчего в них вдруг затаилось, но с каждой минутой вызревало всё более настойчивое желание.
Дом встретил её уютом и непривычной долгожданной тишиной. Сняв обувь, Вероника прошла в комнату и, сев на диван, раскрыла старую книжку «Для девочек». В книге ненавязчиво откровенно рассказывалось девочкам-подросткам обо всём на свете, и в том числе об Этом. Книга эта, призванная восполнить дефицит полового воспитания в ханжеских семьях, была когда-то для девушки лучшей подругой. Сейчас же она ностальгически перебирала изящным пальчиком странички, улыбаясь воспоминаниям своей юности. Тогда, в один из таких вот солнечных вечеров она впервые открыла своё тело для наслаждения.
      — …Мастурбация – это не интимное хобби, не сладкое занятие, это аморальный порок, растлевающий личность девушки, — с деланно серьёзным лицом прочла она фразу. — Советские пионерки не мастурбируют! — картинно пафосно добавила она от себя.
Вероника легла на подушку и, раздвинув стройные ножки, стала ласкать себя. Одной рукой, приподняв платье чуть выше линии талии, девушка поглаживала упругий плоский живот, запуская указательный палец под надоевшую за день резинку трусов. Другая её рука одними кончиками пальцев нежно рисовала замысловатые линии на внутренних поверхностях бёдер, вызывая самый живой отклик во всём теле.
      Предвкушение наслаждения пьянило Веронику. Девушка стала дышать чаще. Ненужное больше платье и трусы сиротливо и неаккуратно валялись брошенными уже где-то на полу. Грудь девушки едва заметно поднималась и опадала. Влажными пальцами она поглаживала ореолы девственно упругих сосков.
      Томление было столь сильным, что Вероника не могла больше сдерживать себя, запуская руку в нежную шелковистую поросль между бёдер. Сладкие волны охватили её тело от колен до самого сердца. С каждым, всё более уверенным и настойчивым движением руки, они разжигали яркое солнце где-то внутри неё. Неотвратимое наслаждение рождалось маленькими стрелочками, тёплыми лучиками в каждой клеточке тела: Вероника начала потягиваться в сладкой истоме. Бёдра и грудь сделались легки, окутанные будто бы тёплым шёлковым облаком. Вероника склонила голову набок, едва заметно дрожащие веки чуть прикрывали полупьяные от счастья глаза, в которых плясали искорки сладострастия, смешанного с райским блаженством. Частое, прерывистое и поверхностное горячее дыхание смешивалось со сладким постаныванием, вырывающимся из полуоткрытого рта. В надвигающемся за окном закате губы девушки казались алыми, верхняя едва заметно дрожала от наслаждения. Кончиком языка девушка стала нежно облизывать их, будто бы целуя саму себя.
Из одежды на Веронике остались лишь телесные чулки с широкими кружевными резинками на бёдрах. Напряжённые от сладкой истомы, разведённые её бедра будто бы упивались собственной сексуальностью. Тонкая нить чулок мерцала и искрилась в прощальных лучах заходящего солнца.
      Вероника всё явственнее ощущала парение и невесомость своего тела, готового с каждой секундой взорваться от переполняющего его наслаждения. Так сильно она не любила жизнь никогда, даже в тот первый раз, в четырнадцать лет, когда её тело открыло для неё новые горизонта счастья.
      С приближением кульминации состояние счастья и любви казалось ей абсолютным. Через мучительно долгое мгновение бёдра и нутро лона конвульсивно сжались, выпуская в мир блаженство, которое уже не помещалась в ней. Вероника опустила прекрасные ресницы и стала дышать чуть реже и глубже.
      На всём теле девушки, будто утренняя роса, проступила лёгкая испарина. И ещё несколько минут ей казалось, что ласковое шёлковое облако, сладостно обволакивавшее её совсем недавно, теперь бережно и тихо возвращает её на Землю, в постель. Покрывало, как оказалось, как-то незаметно, будто бы само собой сползло уже на пол, обнажая кипельно-белые простыни и подушки.
      Не желая сразу возвращаться в реальность, Вероника перевернулась на бок, и, поджав под себя ещё не остывшие колени, стала погружаться в сон: приятная истома убаюкивала её.
Ворвавшийся в открытую форточку порыв вечернего, сулящего надвигающуюся грозу ветра, перевернул несколько листов брошенной книжки, открыв её на странице «О вкусной и здоровой пище…»