Мастер и королева степей

Игорь Наровлянский
  Многими наделённый талантами, за единую ночь вдохновения из изысканных листиков сплавов он мог исполнить и самобытные «изделия гор», и бесценные самоцветы огранить.   
Почерк мастера был хорошо узнаваем  и коллекционеры прекрасного заказывали ему уникальные образцы отовсюду. Красота, она же и в Африке...
   
От того, насулив всяческих перспектив, и пригласил его однажды бурно развивающийся автогигант.
Вольный художник с лёгкостью авантюрного открывателя сменил обитание средь гордых дагестанских вершин на неведомые заволжские дали.               

***


Город на Каме застраивался гигантскими темпами, и, выделенную мастеру   четырёхкомнатную,  художник  запитал безмерным, супружеским ложем на перспективу, лабораторией-мастерской, массивным столом для веселий и … ослепительно белым роялем. 

В  тонкой  прослойке местной многонациональной культуры на скорости обзавёлся друзьями и широко загулял.
 
Порой удивлял он гостей,  появляясь в гулкой гостиной  в белоснежных хрустящих манжетах глаженых концертных одежд.
Походкой былого тапёра двигался он к инструменту, разминая по ходу вовсе не музыкальные пальцы и бисером проходился по клавишам. 
Но от ответов интересующимся, откуда  ещё и это большое умение, уклонялся всегда.
- Дельце-то не для публичных дебатов,  –  с улыбкой он уходил от ответа.               
А, порой наш умелец, увлекая за собою «прослойку», буйно вышивал  по бескрайним степям на  «двадцать первой Волжанке» специального, уверял он, разлива.               
В контексте «разлива» того хотелось бы мне поделиться подробностями.

Некогда,  в  очередь на  изделие «важнейшего из всех дефицитов»  художник внедрился в непосредственной близи от важнейшего из конвейеров сборки.
В славном городе Горьком, если кто всё ещё листает тома пионера, прославившего его реализма.
Так как  и выпускающему уникальный продукт предприятию наш умелец очень оказался полезен, очередность ему предстояла пустяшная. 
По причине всё той же полезности, художник сумел перевести стандартное видение дорогих исполнителей в русло штучного видения заказанного фантастом шедевра.               

***               

Однако торжественные удары в набат, сигнализирующие о готовности к взаиморасчётам, художника застали врасплох! 
Ну, просто реально оказался наш мастер вдали от золотоносного прииска в предложенный для расчётов момент. 
Растерянность лихого заказчика подобной же была встречена паузой.
Телефонное предложение завершилась диктаторским раздражением:               
 – Три рабочих дня вам для философских раздумий, маэстро! 
Плюс два заводских выходных.
До понедельника!

Суета предлагалась неслыханнаяая...               


***

 

Выбор был очевиден, но скуден – либо постыдно надраться, либо до самых предплечий засучить рукава спецодежд. 
Сливки взбивать он мог, лишь полагаясь на авантюру, устроенную на прочной базе редкой его одарённости.

И авантюра не разминулась с заказчиком. 
Полистав календарь редких, но замечательных дат, прижатый к стене филантроп, набрёл на событие, ниспосланное ему небесами.
Казалось бы, в исторической плоскости, событие уже не знаменательно вовсе.
Но, в плоскости географической...               

 
В последующее за тем прозрением утро он изготовил клише  с  ликом великого горца и, более суток последующих, штамповал некогда блистательный  лик на  лёгком, но дешёвом металле. 
А когда, схлынул сумасшедший азарт и замерло биение до бела раскалённого пресса, даже речи не шло, что бы и мастеру малость расслабиться.               

И отнюдь не случайно – в это  же время,  в  городке небольшом, но известном,    готовились к знаменательному торжеству – первому столетию со дня божественного дарения миру Величайшего земляка-Прокуратора.
               

Как же кстати, однако, в городе Гори, почтённом и мал-мал захолустном,  оказался  фантастический мастер,  сумевший столь  деликатно  проникнуть в пылающую душу кавказца...

Партийные воротилы провинции тогда не в силах уйти восторга  творческим полётом умельца и без бездарного торга забрали  три мешка триумфальных оловяных поделок.


 
По жалкой пятёрочке за каждый из эпических профилей в эпохальном мундире со звёздами!               

Одарив редкой радостью  земляков незабвенного  кормчего, художник  явился на автомобильный гигант с номиналом, который и сегодня неловко озвучить.

И  за ключи к выставочному своему «эксклюзиву»,  одарил искусных собратьев по творчеству  благодарностью далеко за пределами рамок соц. жалких приличий.               


***


При всех своих множественных и  разновеликих уменьях, издали он не бросался в глаза. 
Не бросок мужик, но с дамами у него... Ну как бы это проще сказать - Лишь спонтанно, хаотично, по случаю.

Да и с нашей  героиней  он познакомился, как  случалось  и  прежде, на славном вернисаже изделий. 

Утончённая  степная жемчужина  была так потрясена  всем, что ей там случилось узреть, что в принципе не могла устоять.

И вихрем закрутился роман!
А значит,  всё, что  отныне  созидал наш Мастер – было  ради неё, его новой Музы.               

Служила она в ту пору заведующей детским садом в буйно вызревавшем анклаве.
А деток,  порой, так безудержно  тянет к блестящим поделкам и штучкам! 
И обожаемая  тётя  Карена с наивной беспечностью подставляла своё шедевральное ушко озорным и пытливым ручонкам.
Далеко не после каждого удовлетворённого любопытства камешки получалось вернуть. 

Художник умилялся беспечностью  своей бессребреницы  и щедро одаривал её очередными изысками штучными.               

Пылко влюблённому Мастеру совсем ещё даже не пятьдесят, а его пассии милой вот-вот должно было исполниться тридцать.
Полгода лихого общения никак не охладили их чувств,  и предстоящее соединение любящих, но всё ещё одиноких сердец,  уже не вызывало сомнений.

Но сначала должен быть ЕЁ ЮБИЛЕЙ!
И мастер просто обязан был её потрясти.

И изготовил он уникальный ларец! Эксклюзивный!
 

Крышка его была увенчана тремя ажурными шпилями.
Грани  виты тонкой серебряной нитью.
Изящное  донце ларца  выстлано многоцветной мозаикой редких самоцветов Отчизны.

Казалось - перед тобой миниатюрное воплощение совершенного средневекового замка.               
А для перста её он смастерил  платиновое колечко с  бриллиантом,  гранёным  его запоздалой любовью. 
И поместил он этот  изыск на блестящий  мозаичный паркет, выстланного внутри этой замечательной сказки.

Словно к подножию императрицы, царственно восседавшей на троне.               

***


Любимая же его, страстная и желанная, встречала его в городском ресторане,  куда уже отовсюду текли приглашённые. 
И встречное объятие их, публичное долгое, сопровождалось  овациями и одобрительным гулом.   
Счастливая юбилярша приняла из рук главного своего почитателя дар.               
Гул ожидания, гул сопричастности с  чудом, обволок и заполнил  пространство, когда из упаковки на обозрение всем именинница извлекла эксклюзив.               

...Только вдруг капнула  слеза на рукав степной королевы, безвольно разжались ладошки,  и, явившийся ошеломлённому миру  шедевр, с грохотом  опустился на стол.

Шкатулка  упала ребром и, сверкающее бриллиантом  колечко,  буднично шлёпнувшись из дворца,  по  скатерке скатилось на пол.               

Прикрываясь от софитов ладошкой, не реагируя на потрясённые охи, Карена улетала с застолья.

Ошарашенный этим разрушительным шквалом художник, учуяв в том нечто непоправимо-ужасное,  догнал милую столь же стремительно.
Он пытался обнять её, успокоить, а она выскальзывала, отбивалась, рыдала. 

И исчезла-таки в своей обиде, необъяснимо внезапной...


***


– Знаешь, – хитро прищурился мастер, делясь со мной ещё не остывшим анализом, – а ведь в чём-то она даже права – моя редкая степная жемчужина. 

Всякий раз дамам, с которыми доводилось мне бывать не однажды - всё  не хватало чего-то.
Сколько бы к подножию их не подносилось даров.
 
Карена же, к роскоши изделий моих относилась лишь, как к большому искусству.
Умеет её мужик и отлично!
Для особой гордости в будни не скучные.               

А к её бы  торжеству - танцев восточных и сладостей разных, ей бы - гонок на кобылах лихих! Буйства трав полевых.
Или роз!
Она же из степей своих ярких в этот новый город явилась.
А душа её - там ещё. 
В просторах бескрайних и диких!
               
- Думаю тебе не стоит об этом строчить, - усмехнулся он заметному шевелению мысли. - Не поверят же!

И в темпе, в темпе собирайся, дружище!
Слышь, конь мой стосильный под окном копытом колотит!
Великий Рихтер нагрянул в Елабугу!!
Предложил исполнение  вариаций моей  романтической давней сюиты!
В четыре руки!!

- К Карене ещё бы успеть!..
- Без неё!

Кстати - порхающие над рояльным величием
пальчики незабвенного Рихтера помните?

И кто бы их, вне клавиш рояльных, счёл музыкальными?..