ДЖОН УОТСОН.
Всему виной был просто сон. Он приснился мне, должно быть, под действием успокоительных, и был настолько живым и реальным, что я, даже проснувшись, не сразу смог разобрать, что именно мне привиделось, а что, действительно, случилось со мной. Это был сон — воспоминание о том, старом пожаре. Но он как бы накладывался на пожар в доме Коллинера. Мне вспомнился голос, окликнувший меня у подъёмного моста, и я не мог отделаться от ощущения, что голос мне не вовсе незнаком. Догадка пришла ко мне во сне, как приходит озарение к учёному, сломавшему голову над проблемой. Я не видел мёртвого тела Дэвида. Его опознали и похоронили без меня. С другой стороны, я знал, что свидетелем того, давешнего пожара, в котором сгорело тело моей первой женщины, были только два человека — я и он. Я никому не рассказывал ничего о жутчайшем кошмаре своей жизни, он... он тоже едва ли стал бы распространяться об этом. Едкие замечания Холмса в то время, когда я рассказывал ему обо всём, проняли меня, но на эмоциональном уровне. Странно, что сон, который никак не является категорией реальности, заставил меня вот именно вернуться в реальность и из досады «всё, как нарочно, против меня» родилась мысль — удивительная в своей простоте: «всё нарочно против меня».
Холмс говорил , что видело меня в палате во время нападения на него, но что он мог видеть в полумраке с крепкого медикаментозного сна? Фигуру, волосы, жесты...
То же самое видели и другие свидетели. У меня есть приметные пункты внешности — например, мои волосы. Холмс уже объяснил мне, как важно для маскировки подчеркнуть какую-то особую черту — «огромная бородавка на носу притягивает взгляд, и люди уже не могут смотреть ни на что другое». Если человек моего роста, моего сложения и с такой же, как у меня, копной светлых жёстких волос появится в госпитале, одетый в такой же комбинезон, который обыкновенно ношу я, все подумают, что это я, если, конечно, не остановятся и не вглядятся пристально. Если этот человек, к тому же, может более-менее копировать мой почерк, он сможет подписать в назначения Холмсу лауданум. Если он будет копировать мою лёгкую хромоту, он легко войдёт в любую палату, и тот , кто видит его издалека, решит, что видит меня. Кажется, Холмс спрашивал про близнеца... Мы были очень похожи с Дэвидом, несмотря на десятилетнюю разницу. И волосы у него тоже были светлые и жёсткие — в отца.
Я не очень много знал о последних годах жизни своего брата, но я всё же кое-что знал — знал, где и с кем он работал, и хотя меня прежде не прельщала идея встретиться с этими людьми, чтобы поделиться воспоминаниями, сейчас я напрягал память, стараясь вспомнить.
Дома никого не было — и Холмс, и Мэрги куда-то делись. Боль в обожжённом лице подстёгивала меня в моих лихорадочных телодвижениях, когда я поспешно, как ловящий блох, одевался и заряжал свой револьвер — бог весть, для чего. Должно быть, я просто увереннее чувствовал себя с оружием.
Кэбмен, узнав, что я нанимаю его надолго, только порадовался и с готовностью подстегнул свою лошадь. Я не знал, где искать большинство из тех людей, чьи имена связывались у меня с именем брата, но про одного я знал совершенно точно.
Странно, но входя в госпиталь — я здесь был всего-то пару дней назад — я почувствовал себя до странности чужим или, по крайней мере, вернувшимся очень издалека. Словно Рип-Ван-Винкль, идущий родной деревней после танца с эльфами. Дверь в царство мёртвых оказалась даже приоткрыта, словно гостеприимно ждала меня и, толкнув её, я вошёл.
Боюсь, что я чувствовал определённую ощетиненность, переступая порог секционного зала — меня не оставляло чувство, будто заговор, сплетшийся вокруг меня - продукт коллективного творчества, и Мэртон мог играть в нём не последнюю скрипку. Но едва Вобла, стоявший над привычно разделанным трупом поднял на меня свои водянистые чуть навыкате проницательные глаза, наваждение рассеялось. Это был всё тот же Мэртон — в меру насмешливый, в меру сочувственный.
Что с лицом? - резко спросил он.- Это ведь не ожог после пожара в «Листопаде» - это... - он вдруг стремительно приблизился и, взяв за подбородок, властно повернул моё лицо к свету. - Это ведь кислотный ожог, да? Вам плеснули кислотой в лицо? Кто вас так трепетно любит?
- У меня не было никаких соображений на этот счёт до самого последнего времени, - проговорил я, движением головы высвобождаясь из его рук. - Но теперь кое-какие подозрения появились. И я хотел поговорить с вами, Мэртон, о моём покойном брате.
- Ну... хорошо. Давайте поговорим. Сейчас я закончу — подождите меня.
Он продолжил вскрытие, а я, устроился в глубокой нише окна и, должно быть, задремал, потому что ход времени для меня как-то сбился, и к действительности меня вернуло прикосновение к плечу.
- Теперь я свободен, - сказал Мэртон. - Мы пойдём куда-нибудь или останемся здесь?
- Мне всё равно. Я только хотел спросить, насколько близко вы знали Дэвида?
- Неблизко.
- Я должен найти его прежних знакомых. Тех, кто мог бы... кто мог бы принимать в нём участие, - наконец, нашёл я приемлимую формулировку. - Боюсь, мы сильно отдалились, особенно в последние годы, да я и дома-то не бывал. В прошлом году я узнал, что он жил с мисс Вансипетс, но... может быть, вы назовёте кого-то ещё. Кого-то, к кому он мог бы обратиться за помощью — ну, к примеру, ссудить его деньгами или что-нибудь в этом роде. Предоставить жильё...
Мэртон несколько раз кивнул, глядя в пол. Наконец, он выбил быструю барабанную дробь пальцами по стеклу и вскинул голову:
- Вы ведь не просто так об этом спрашиваете, да? У вас появилось что-то... Что-то, что заставляет вас искать свидетелей.
- Сначала я подумал на вас, - честно признался я. - Но теперь сомневаюсь. Вы не кажетесь мне человеком, способным поддержать Дэвида в трудную минуту — вы слишком... слишком... Вы не обидитесь, Мэртон?
- Слишком меркантилен? Слишком отстранён? Слишком болтлив? Ответьте мне пожалуйста, Уотсон, что конкретно вы имеете в виду?
- Слишком традиционны в своих взглядах, я бы сказал.
Брови Мэртона, напоминающие подгнившие колоски сорной травы осенью, поднялись к короткой жидкой чёлке. В глазах появилась... я бы сказал ,что это насмешливость.
- Ах, вот вы о чём... Вас интересуют люди, с которыми он мог делить постель?
- Если это были серьёзные отношения — те, которые не изгладятся из памяти за несколько месяцев или за год.
Он снова побарабанил по стеклу, словно бы в глубокой задумчивости:
- Почему вы, собственно, предполагаете, будто я в состоянии помочь вам? Я же сказал: мы не были близко знакомы. Общие университетские воспоминания, две-три малозначащие встречи...
- Вы — любопытны. И наблюдательны. Мой брат не был ангелом во плоти — он был, скорее уж, не очень хорошим человеком, если смотреть на это объективно. Но он был какое-то время в поле вашего зрения, а вы, насколько я могу судить, не из тех, кто скользит взглядом. Не удивлюсь, если узнаю, что у вас, как и у Холмса, заведены особые карточки на большинство жителей Лондона.
Мэртон рассмеялся:
- Вы не слишком далеки от истины, Уотсон. Но моя картотека ничего бы не стоила, если бы я делился информацией и ничего не брал взамен. Так что вы мне можете предложить, Уотсон? Может быть, историю вашего обвинения в подпольных абортах или пожар в «Листопаде»? Или... или историю Уайтчэпельских утопленниц?
- Вы знаете что-то определённое, Мэртон? Мне кажется, вы, точно, что-то знаете...
Мэртон неопределённо шевельнул костлявым плечом:
- Может быть, знаю. Может быть, только подозреваю... Вы ведь тоже едва ли броситесь делиться со мной своими подозрениями сию минуту — я прав?
- Да... наверное. Тогда просто ответьте на мой вопрос.
- Ну что ж... Если бы вы спросили, к кому мог ваш брат обратиться за помощью лет пять назад, я прежде всего назвал бы вашего знакомого эксцентричного миллионера Руда Коллинера. Но теперь...
Я, честно говоря, ожидал этого ответа, но и всё равно он прозвучал для меня гулким колокольным ударом.
- Руда Коллинера? Значит, всё-таки они были достаточно близки?
Они не были близки. Но Коллинер, скажем так, любил принимать участие... Да, это будет самым правильным так сказать: он любил принимать участие...
Я почувствовал, что мой лоб повлажнел.
- Скажите мне... скажите, Мэртон, Шерлок Холмс тоже об этом знал?
- Конечно, знал.
- И именно поэтому, когда я попал в поле его зрения, он направил меня сюда?
- А разве он поступил плохо? Ну, скажите, положа руку на сердце, Уотсон, разве вам здесь плохо?
- Мне хорошо здесь, Мэртон, но я не предполагал, что, оказывая мне дружескую услугу, он одновременно приставляет ко мне соглядатая в вашем лице.
- И вы... - он хотел, кажется что-то сказать, но, передумав, сжал зубы и покачал головой, после чего начал немного иначе:
- Я думаю, вам нет смысла обижаться на Холмса, Уотсон. Он не привык испытывать к кому бы то ни было безотчётную симпатию с первого взгляда. Возможно... возможно, это его несколько напугало...
Я нервно рассмеялся:
- Похожая реакция. Меня это тоже поначалу несколько... напугало. Но мне, тем не менее, не пришло в голову прощупывать его таким образом. Столкнув с вами, я имею в виду, и столкнув с Коллинером. Он искал во мне скрытые черты брата, Коллинер должен был быть подопытным кроликом, а вы выступали экспертом?
- Ах, Уотсон, - с неожиданной нарочитой лёгкостью проговорил Мэртон. - Едва ли стоит возвращаться к этой истории годичной давности. Она ведь закончилась... Она закончилась, Уотсон, не правда ли? - он смотрел на меня испытующе, и я почувствовал себя неуютно под этим прозрачным взглядом.
- Только не для меня, Мэртон. Значит, Коллинер повёл себя ровно так, как рассчитывал Холмс — он стал... как вы это сказали? Принимать во мне участие? Да, теперь понимаю. Это была не внезапная безотчётная симпатия, а вполне закономерная, сама собой разумеющаяся. М-да...
Я не достиг ничего — расспрашивать мёртвого Коллинера я не мог, к тому же теперь, когда мне стала чуть более понятна игра Холмса... нет, он по-прежнему возбуждал во мне только положительные эмоции, я... странно, но за этот год я успел полюбить его. Вот только теперь доверять я ему не мог. Он не просто подозревал Коллинера в связях с его прошлогодними подозреваемыми в деле о содомитах — он, оказывается, ловил Коллинера на меня, как на живца. В какой-то момент во мне даже всколыхнулось совсем уж дикое подозрение: что, если Холмс каким-то образом заранее знал о пожаре, в котором сгорела моя первая в жизни любовница, и искусственно создал вокруг меня атмосферу подозрительноси и травли, надеясь разузнать остальное? С другой стороны, моё участие в этой истории началось с его ранения, и вряд ли он сам... Стоп-стоп-стоп... А где он его заполучил? Почему я выкинул это из головы? Женщины принадлежали к вполне приличным семьям, обнаружение тел на берегу — лотерея. Чего ради Холмс околачивался в этом районе? И не случайно, не один вечер — он там больше недели провёл, представляясь кулачным бойцом Рифом. Я как-то упустил это из виду — даже не спросил его ни о чём, поглощённый его раной и его рассказом в том виде, в котором он его состряпал для меня. Впрочем, тогда я и полагать не мог, что в историю может оказаться замешан Руд, мой брат или я сам.