Тогда была ночь. Ночь обыкновенно-черная, почти зимняя, словно размазанная по блюдцу: даже когда светало, люди не обращали на это внимание из-за черных туч, затягивавших небо. Ноябрьская ночь.
Гуляли по ноябрьским ночам призраки, гуляла и прочая нечисть. Хэллоуин уже прошел, гулять после него запрещали, но мертвецы спокойно скрывались под покровом вечной ночи от своей дьявольской полиции. Накинет призрак плащ черный, взятый прямо из ада - и не видно его уже, и является он в дом хлебосольный. Придет, потопчется у порога, обнюхается - и найдет унылого человека, обыкновенного клерка неопределенного возраста, и повисит над ним, и внушит мысли поганые, как случайно попасть под машину, как выкурить столько сигар, чтобы инфаркт пораньше заполучить, как просто обратить внимание на подходящую веревку.
Ну и поразвлекается еще немного, приведет тараканов, тарелочки побьет.
Это была предыстория.
Был призрак. Была семья. И был ванник. Семья валялась по кроватям, призрак топтался у порога, ванник был в ванной.
Ванник думал, что его звали Андрей. На самом деле, у каждой нежити было свое собственное, предками нареченное имя, такое забубенное, что мне вовек не выговорить. Но наш ванник был лимита, переехал случайно из маленького сибирского городка в Москву, да так и осел в семье.
Ванник Андрей должен был быть Банником. Так звались его предки, так должен был зваться и он. "Но, если в Бане были Банники, то в Ванне должны быть Ванники", - подумал однажды Андрей и стал Ванником.
Был Андрей неправильным Ванником: ванну хозяевам не мыл, шампунь тайком не доливал, зеркало над раковиной не протирал. Жил в свое удовольствие и пел в душе. Вместо хозяев, которые были так унылы, что даже в душе не пели.
Так вот, призрак стоял у порога и нюхал пары уныния, доносившиеся из квартиры. По такому случаю он, прежде чем просочиться через дверь, превратил свой плащ во фрак и спер из соседней квартиры лакированные ботинки.
Андрей выползал из-за стиральной машинки. Был он днем как мальчик-с-пальчик, а теперь вырос, как каждую ночь вырастал, и стал здоровенной такой фигурой с соломенного цвета растрепанной шевелюрой. Двигался, правда, бесшумно. И даже петь умудрялся на таких частотах, чтобы хозяева не слышали, а соседи, наоборот, с ума сходили от его божественного голоса.
Так вот, выполз Андрей, вымылся - причесался. И понял, что вместо него в душе поет призрак.
Призрак вышел из душа и встал над кроватью главы семьи - баальшого начальника.
Тому надоели жена, любовница, секретарша, секретарша бывшая, секретарша будущая, финансовый директор, которая была раньше секретаршей, отец самой первой секретарши, который хотел женить свою дочь на нем.
Баальшой начальник спал и видел приевшихся сексетарш вперемешку с айпадами, коллегами, и, конечно же, долларами. Призрак внушал же ему мысли о скучности и однообразности женщин и жизни.
Жена начальник видела во сне кастрюли и тарелки. Под влиянием призрака они разбивались по одной, постепенно...
И вдруг начальник улыбнулся. Он увидел ту, которую ждал всю жизнь, но видел лишь раз в метро, в переходе, мельком. И тут вспомнил ее.
А жена вспомнила Его. Продавца в кастрюльном магазине.
Призрак отлетел в другой конец комнаты, к сыну начальника.
Над кроватью супружеской четы был ванник.
У сына скоро сессия. Сын расстался с девушкой. Сын не высыпался совсем. У сына была температура позавчера. А два дня назад проиграла его футбольная команда. А три дня назад сын немного перепил. А четыре дня назад было что-то еще.
А зачем сын вспомнил лето? Зачем ему помогли вспомнить его?
Чтобы еще один призрак выпал в срочном порядке из окна?
Люди спали. Ночь ноябрьская накрывала их своим черным одеялом, на котором не было ни одной звезды.
Мысли их снова были о работе, о доме, о погоде. Мысли были о новой игре в телефоне, о новом гаджете, о новой стиральной машине.
Каждый из них не укоротит свою жизнь ничем случайно. Ведь именно в их семье был неправильный Ванник, который не чистил зеркала.