Санаторно-курортный роман. 7

Эдуард Лощицкий
7. Последующие дни!

       Следующий день, был отмечен множеством ненужных процедур, так считали Степан и Серафим, но по настоянию первого – попытались все посетить. Причем, руководил Степан Кириллович, хотя, это был его первый санаторий, такого разлив… извините: такого масштаба. Раньше, лет пятнадцать назад, он был в каком-то санатории с Марией, но больше: супруга его не могла выманить и «горестно» вздохнув, сама отправлялась поправлять свое здоровье. Правда, в том же направлении, через день-другой исчезал и Петр Алексеевич Сухоруков.
       Серафим, не расспрашивая друга, доверился ему. Побывав в грязелечебной ванне и, показав некоторые нескромные места двум немного удивленным, но выполнившим свой долг, медсестрам, они попали к массажистам. Чего они туда попали?.. Степан не очень понял, потому что заглянул к ним случайно, в поисках еще одного кабинета, кажется, связанного с гальваникой.
       На вопрос:
     – Не знают ли они, где галванопояс, или гальвановоротник? – массажисты, радостно закивав головами, радушно предложили Степану располагаться на кушетке-кровати. Массажисты оказались китайцами и за две недели пребывания в СССР, из которых, 12 дней в Одессе, русский язык еще не успели выучить. Они с трудом выбрались из Поднебесной, используя, какие-то связи в партийной верхушке в Китае и в СССР. В этой самой верхушке на советской стороне, или стране, как удобней будет читателю, им удалось вылечить кого-то очень крупного, от импотенции. Ходили слухи о каком-то Мише: китайцы не могли выговорит его фамилию, связанную с возвышенностями. Но, видимо, это лицо было таки высоко, потому что поступило тайное распоряжение: нанять столь ценных врачей в южные регионы, и так случилось – это были «Красные Зори». Столь значительная протекция везунчика из парт верхушки, ибо потенцию еще никто в СССР не вылечивал, дала статус гостям из Поднебесной, и уже несколько ценных людей партии, существенно поправили свои возможности, дабы не ударить в грязь лицом перед «обслуживающим» Кремль женским персоналом.
       Врачи действительно располагали обширными знаниями по восточной нетрадиционной медицине, но этого, пока еще никто из широкой клиентуры санатория, не знал.
       Как я уже отметил: первым, они пригласили московского гостя, в чем тот увидел некий дурной знак. Понимая, что он покрепче друга, Степан Кириллович возражать не стал. Но, когда его тело стало похожее на ежика Ваську, так звала соседская девочка Таня, своего любимца, он решительно удалился от китайцев.
       Дело в том, что это «ноу-хау» он ни разу не видел, ничего о нем не слышал, а человека, вернее несколько партработников, излеченных от импотенции, попросту не знал.
       Увидев друга утыканного иголками, словно новогодняя елка, Серафим мгновенно испарился. Избежав участи ежа, он случайно попал в какой-то зал, где ему настоятельно порекомендовали выпить прегадостную теплую воду «Нафтусю».
       На вчерашние анекдоты под коньяк «Черноморские зори» – это повлияло не очень положительно. А если быть откровенным: то катастрофически. Желудок возмутился за то, что ему подсовывают туфту и стал урчать. Да, и миловидная медсестра, улыбнувшись, многозначительно пообещала, что все живые организмы в желудке, сами покинут тело, намекая, что их много у каждого.
       Чувствуя, что Апокалипсис не за горами, Серафим, не дослушав комментарии миловидной медсестры, попросту сбежал. Убежал недалеко: хватило сил добраться лишь до туалета в комнате № 107, то бишь, своего родного санузла. «Нафтуся» оказалась ядренее «Белой лошади» и коньяка «Мартель», вместе взятых, и, как я уже замечал, желудок ее тоже не понял.
       Степан с помощью Надюши из кардиологии, освободившись от злополучных иголок, застал комнату № 107 не в лучшем виде. Вернее, вид был прежний, но запах – далекий от морского, навевающего романтические мысли.
     – Слушай, что это за санаторий такой? – в перерыве между взрывами в туалете, задал он вопрос Серафиму.
     – Что, ты имеешь в виду? – поступил оттуда вопрос.
     – Иголки, китайцы?.. Знал бы, что такое будет… – он на минуту замолчал.
     – И что?.. Не приехал? – раздался страдальческий голос из туалета. – Не приехал бы, – не встретил Кэт! – завершил все тот же внеземной голос.
     – Ну-у-у!.. Подумал бы!.. – неуверенно протянул Степан.
     – Все, что делается Степа, все делается к лучшему. Просто в следующий раз, мы плюнем на эти процедуры и пойдем на море!
     – Так нельзя! А как же санаторный режим и курс лечения?
       Из туалета раздался очередной взрыв, и голос Серафима затерялся в звуковых вибрациях.
     – Слушай, я схожу до девочек и скажу, чтобы не заходили, какое-то время, не то будет катастрофа!
     – Правильно! Скажи, что мы часа два будем на процедурах!
       Степан «недолго» отсутствовал и уже через час вернулся.
       Серафим лежал на кровати, а вентилятор гнал свежий воздух, ликвидируя последствия Апокалипсиса и, превращая комнату, в пригодную для жилья.
     – Ну как? – спросил белгородец слабым голосом.
     – Один час у нас еще есть, лежи спокойно.
     – Что ты им сказал?
     – Что мы на процедурах!
     – Каких?!.. Ты же с ними проторчал час?
     – Да, разных! Сказал, что вначале ты, а, затем, я.
     – Скажи, каких точно – я должен знать!
     – Ну, ты и зануда! – отреагировал Степан.
     – Надеюсь, не сказал, что со мной произошло!
     – Нет, но они сами почувствовали!
     – Как? – ошалело сел в кровати Серафим.
     – Ты думаешь, там не слышно? – кивнул на стенку с соседним номером Степан. – Я и сам слышал.
     – Это же катастрофа! – воскликнул тот и, сложив молитвенно руки, воздел глаза к потолку. – Господи! За что?
     – Да, все нормально! Девочки даже не подали виду, что поняли, в чем дело: просто заулыбались и сами сказали, что зайдут через час.
     – Ну, утешил! Так!.. – вскочил Серафим. – Где мой «Саша»? – Его болезненность, как рукой сняло.
     – Кто? – не понял Степан.
     – Ну, одеколон «Саша».
     – Возьми мою «Красную Москву» – она поядренней будет, – предложил он, доставая из тумбочки одеколон.
      Несколькими минутами спустя, в номере стоял стойкий московский запах, от которого запершило в горле, а в глазах появились рези.
       В дверь постучали: вошла Зинаида Александровна.
     – Извините, я по делу! – произнесла она не очень умную фразу, но другой в запасе не нашлось.
       Почувствовав московские, вперемешку с белгородскими природные катаклизмы, она недоуменно окинула номер и спросила:
     – Такой запах?.. Вы не угорите?
     – Разбилась бутылка с одеколоном, – нашелся Степан.
       Директриса сделала вид, что поверила и участливо спросила у Серафима:
     – Вы хорошо себя чувствуете? Что-то бледны очень!
     – Хорошо! – кивнул тот, предлагая ей стул присесть.
     – Нет, я на минутку! Вам нужно внимательней относиться к профилактике, и посещать процедурные кабинеты.
     – Мы с утра, только и делаем, что их посещаем! – с некоторой обидой в голосе отреагировал Серафим.
     – У вас обоих сегодня было плавание в бассейне, легкий бег в тренажерном зале и вода, а вы не пришли.
     – Как в бассейне? – удивленно процитировал отрывок ее фразы Степан.
     – Физические нагрузки – их мы будем увеличивать с каждым днем. Через пять дней – грязи, и, через десять – проведем вам тестирование на иглоукалывание и само иглоукалывание. Очень помогает. Мы первые на юге страны привлекли специалистов по восточной медицине. Ху-Сей-Вей – профессор, а Минь-Ху-Пинь – его лучший ученик. Творят чудеса.
       Пока она говорила: Степан с Серафимом недоуменно таращили глаза то друг на друга, то на нее. У белгородца застыл немой вопрос, но не к директрисе, разумеется, а к другу. Взгляд орал благим матом: – За что? – На что, уже другой взгляд недоуменно отвечал – Не пойму в чем дело!
       Видя такую неадекватную реакцию, Зинаида Александровна, посчитав, что довела лично методику лечения, а, главное, напомнила московскому ученому свою заботу о его персоне, кивнула на прощание и, выйдя из №107 – направилась в № 1. Это была ее трехкомнатная резиденция. Ей нужно было все взвесить и обдумать. – Этот запах? Что с ними? – мелькнуло в ее голове, но ответа, разумеется, она не получила. Мелькнула смутная догадка, навеянная запахом, но она, тут же выбросила ту из головы.
       Друзья, глядя на закрывшиеся за директрисой двери, немного помолчали, пытаясь до конца понять, что же сегодня произошло.
     – Послушай, Степа, – пытаясь сохранять спокойствие, странным голосом поинтересовался Серафим, – чего ты потащился в грязь? – белгородец имел в виду грязевые ванны.
     – Так с них все начинают.
     – Кто тебе сказал?
     – Никто, я так подумал. Кэт и Вика – всего четыре дня назад приехали, а позавчера я встретил их в коридоре, когда они шли из этих самых ванн.
     – Это особенные ванны для омоложения кожи! Нам они не подходят!
     – Откуда знаешь?
     – Вика говорила!
     – А нам что за грязи?
     – Нам от солей, понимаешь? Мы люди в возрасте, а наши девочки – в самом соку. Им нужны омолаживающие кожу, а нам очищающие кости!
     – Чего ж не сказал?
     – Думал: ты знаешь, что делаешь!..
     – Он думал! Я, если хочешь знать… 
     – А к этим, китайцам?.. – прервал его Серафим. – Ты вообще бывал в санаториях?
     – Мне не до санаториев! – передумал заканчивать фразу Степан. – Я занимаюсь научными исследованиями!
     – То есть не бывал!.. – вздохнул Серафим. Возмущаться у него небыло сил, и он обреченно улегся на кровать.
       Да, это были не ферромагнитные сплавы с вольфрамовыми рудами и прочей ископаемой полезностью. Степан Кириллович вдруг понял, что в санаторном деле, нужно иметь определенные навыки. Через забор перелазать – это, еще куда ни шло, ни он один в результате санаторных одиссей, лазал, но пройти процедуры – тут нужна методика.
     – А что с тобой произошло, когда наши китайские друзья делали из меня ежика? – спросил, он, прерывая свои размышления.
     – Когда тебя увидел, испугался и нырнул в первую попавшуюся дверь. Там раздавали, какую-то дрянь: «Нафтуся» называется. Ну… я и выпил.
     – Много?
     – Пол литра! Какая-то симпатичная мымра требовала, чтобы литр осилил, но я уже после первой дозы, стартонул так, что еле добежал до нашего номера.
     – Симпатичная мымра? Такие бывают?
     – Бывают. Красивая! Из ее рук можно и яд выпить! – пошутил уже Серафим.
       Вначале, шокированный такой несправедливостью к своему желудку и душевным страданиям, он, все же, не мог сердиться на Степана, потому что и сам не очень был силен в распорядках санаториев. Наш белгородец бывал в них каждый год, но вполне благополучно обходился без процедур. Правда, в «Красные Зори» – он попал первый раз и не был знаком с порядками установленными Зинаидой Александровной Фроловой.
     – Ну как запах? – спросил он у Степана.
     – Такое впечатление, что мучили кота, и он не выдержал издевательств.
     – Смейся-смейся! Сейчас придут девчата, скажу, что это ты опозорился!
      Степан, глядя на него, заулыбался.
     – Чего смеешься?
     – Не смеюсь, а улыбаюсь!
     – Хорошо, чего улыбаешься?
     – Повторяю улыбку Вики и Кэт, когда они услышали, что ты на процедурах! – не удержался и рассмеялся Степан.
     – Друг, называется! – с досадой передернул плечами Серафим.
     – Чего ты нервничаешь, идем к ним – всего и дела-то!
     – Ты прав! Я и не подумал.
       Несколько минут спустя, друзья уже постучали в комнату №109.
       Встретили их поцелуями.
       Прошло несколько дней, точнее – дней 15.
       Серафим со Степаном, часто бывая на пляже, приобрели южный, бронзовый загар, и с ними стало довольно опасно появляться на морском побережье. Уже не только Вика и Кэт была в центре внимания мужской половины человечества Аркадии и Одессы, но и друзья получили определенный оценочный рейтинг у слабой половины того же человечества. И если мужчины в бинокль следили за Викой и Кэт, которые часто баловали их купальниками открытой формы, то и некоторые женщины вооружились такими же устройствами и часто искали на территории спасательной станции, странных симпатичных представителей мужского пола.
       Дядя Вова неутомимо рассказывал анекдоты, а Серафим со Степаном, давно закончив запасы всех видов алкоголя попавшего с ними в Одессу, уже несколько раз посещали «Торгсин» для моряков и перекупили у них вполне приличное количество шотландского виски «Белая лошадь». Этот вид «благородного животного» очень нравился Вике, Кэт и дяде Вове, а друзьям, откровенно говоря, было всеравно, что пить.
       Взаимоотношения с девчатами сложились, самые серьезные. Легкий флирт, грозил перерасти в любовную драму. Почему драму? У Степана была жена, а у Вики был муж, и, не кто-нибудь, а Первый секретарь Крайкома партии Ставропольского края - это не шутки-шутить.
       Курьезов было много, они расслабляли и скрашивали тревожные мысли, усиливавшиеся тем больше, чем ближе наступал день Пик, то есть, конец санаторно-курортной одиссеи. Вчера, на 17-м дне пребывания в Красных Зорях, директриса вполне откровенно поговорила со Степаном Кирилловичем.
       Разговор нельзя назвать приятным. Прозвучал очень прозрачный намек, на то, что срок в санатории заканчивается: она, то бишь Зина, сделала все, для того чтобы он и его друзья чувствовали себя как у Христа за пазухой и пора было бы отблагодарить. Как отблагодарить Степан не совсем понял – он был ученый с мировым именем, и в таких тонкостях не разбирался.
       На предложение Зинаиды Александровны: уделить ей этот вечер – он легкомысленно кивнул, не совсем отдавая себе отчет, что же это за вечер. Сама же госпожа Фролова рассчитывала, что вечер плавно перельется в ночь и разольется бурными потоками страсти, которую она, кажется, ощутила к москвичу. Зина не была уверенна в этой самой страсти, но природа периодически требовала нарушать высокую мораль руководителя, каковым она являлась на этом посту.
       Услышав от Степана о приглашении того на вечер со стороны директрисы, Серафим почесал затылок, а Кэт, сидевшая рядом с Викой и пившая кофе, как-то странно и натянуто улыбнулась.
       Вика хранила спокойствие и соображала, как довести до сознания этого хорошего симпатяги-москвича, что жизнь состоит не только из формул и колчедана, но и из массы коварных штучек, которые некоторые называют духовно-сердечными потребностями.
       Ничего не сказав, она глазами поманила Кэт и Серафима из уютного кафе на воздух. Утренняя свежесть, не нарушенная солнечным вмешательством знойной любви ко всему живому, навевала хорошие мысли. Хорошими, они были до сообщения Степана.
       Сказав, что-то другу, Серафим вышел за Кэт и Викой. Короткий диалог выглядел, примерно так.
     – Эта мымра не имеет совести! – Кэт нервно повела плечами.
     – Не расстраивайся зайчик. Мы что, не партвоспитанницы? Пусть встречаются! – спокойно отреагировала Вика.
     – Да! Правильное решение! – кивнул Серафим. – Пусть встречаются, ибо, если не сегодня, то это произойдет завтра, а у нас завтра Оперный театр.
     – Мы не дадим ей насладиться твоим Степаном, – успокаивающе изрекла Вика.
     – Ты думаешь? – заинтересованно глянула на подругу Кэт. Ей не нужно было много говорить: только намекнуть и намек Вики, она поняла.
     – Устроим Варфоломеевскую ночь? – уточнил Серафим. Ему и подавно не нужно было что-либо объяснять.
     – Не Варфоломеевскую, но вечер ужасов – наверное! – таинственно произнесла Вика. Она знала, вернее, случайно услышала во время процедуры с грязями, от медсестрички, что в Аркадии есть несколько закрытых заведений, к которым имеет отношение и товарищ Фролова. Куда та пригласит Степана – нетрудно было догадаться. В прелестной головке мгновенно созрел план, и она поделилась им с друзьями.
       Кэт не знала, что такое Варфоломеевская ночь, а о гугенотах что-то слышала, в каком-то фильме, поэтому, вечер ужаса, предложенный подругой, ее вполне устроил.
       В самом деле, было совершенно очевидно, что Цербер предприняла попытку отбить, пусть и ненадолго, Степана у Кэт. Она прекрасно знала об их взаимоотношениях, но все же…
       С другой стороны, чего Зинаиде Александровне было заморачиваться вопросами морали: ученый был женат, и, так называемый курортный роман, всеравно должен был завершиться через несколько дней. Она даже решила уничтожить его трусы и плавки, но подумав, оставила еще на несколько дней… мало ли что.
       Так думала товарищ Фролова, но так не думали наши друзья. Они ничего не знали за плавки, но вчера при мигающем глазе в 23.20 Кэт и Степан признались во взаимной любви. По этому поводу был легкий сабантуй, волшебная ночь любовной страсти и, абсолютное непонимание Кэт: как Степан принял приглашение Цербера. Это и оправдывало ее странный, и растерянный взгляд.
       Сам виновник разворачивающейся драмы, был в некотором недоумении, отчего весь сыр бор? Ну, посидит вечер, окажет уважение за вполне приличный прием в «Красных Зорях», а потом придет к Кэт.
Твердо глядя в глаза любимой женщины, он произнес проникновенно, то, что так еще никому и не сказал за свои пятьдесят с чем-то лет.
     – Солнышко! Я не во всем разбираюсь, как Серафим, не имею такого шарма, как наш друг, но я однолюб. Марию, я никогда по-настоящему не любил. Нашу помолвку решали наши семьи и дружеская школьная привязанность. Но школа и юность… – этого недостаточно, чтобы соединить любовными узами на всю жизнь. От того я и стал таким ученым, что никогда не стремился домой, а просиживал все время в лаборатории и на опытных заводах. Это усугубилось еще тем, что у нас не могло быть детей!
     – Почему? – робко вставила Кэт. Она слушала его исповедь, как святое писание любви, и чувства, готовы были захлестнуть ее, тоже не видевшее до этого момента настоящей любви, сердце.
     – Это скрывалось, но потом выяснилось. – Ответил не сразу Степан. – Мария не могла иметь детей. У нее была связь, еще там, в школе, на выпускном вечере. Пришлось родителям делать ей аборт. Он прошел неудачно, и она утратила возможность забеременеть. Мы лечили ее, но безрезультатно. Я, не виню Марию – так сложилось. Просто не обращаю на это внимание, потому, что не люблю ее и никогда не любил.
       Он обнял Кэт и спросил:
     – Ты веришь мне? Веришь, что я не опорочиваю и не обвиняю супругу, чтобы оправдать себя, свою любовь к тебе.
     – Конечно, верю! Ты такой… ты такой…
     – Какой? – улыбнулся Степан.
     – Порядочный и честный, что это даже выглядит несколько… – она запнулась…
     – Глупо? – закончил за нее Степан.
     – Нет! Необычно! Честность и порядочность – называть глупостью грешно. Ты надежен, вот, что в тебе для меня дорого… и… и, ты такой милый!
       Прижавшись к нему, Кэт задала самый болезненный вопрос: Что же мы будем делать, Степушка?
     – Выйдешь за меня?
     – Выйду! – кивнула Кэт.
     – Но как? Ты женат!
     – Не волнуйся, я все устрою!
       На этом они и завершили непростой разговор, и, поцеловав ее, Степан, ободрительно кивнув, отправился к директрисе. Он к Фроловой, а Кэт к друзьям, которые уже в деталях разработали план действий. Вернее, было бы сказать, что были существенные нестыковки, но Вика, глядя на Кэт и зная ее способность неординарно мыслить, заключила:
     – Думаю, ситуация сама даст нам в руки недостающие звенья! Все будет хорошо!

Продолжение следует.