Имена

Ю.Же


ИМЕНА



Он был из племени Тех, Которым Нужны Глаза Чтобы Видеть Своё Тело. А Она была из племени Тех, Кому Нужны Уши Чтоб Слышать Своё Имя. Между ними были плохопроходимые леса на много дней пути, вражда старших, разные языки и манеры. Проявив ко всему этому почтительное любопытство, они стали любовниками.
Вождь его племени пожал плечами, Вождь её племени сказал «Пусть».
Пока они учили язык друг друга, находя общий, Она дёргала, толкала Его, тыкала острыми пальцами и щипала, а потом нежно тёрла языком его кожу, мяла губами, прижималась бёдрами и грудью. Так Он выучил каждое место своего тела. А Он звал её повсюду, всегда, постоянно. Он не мог жить без неё и звал, и звал, задыхаясь во сне и наяву, криком и молча. И Она научилась слышать этот зов. Её кожа, её печень, всё откликалось, она вздрагивала, вдыхала своё имя, и ноги не ждали, пока кровь принесёт им зов, они слышали сами и уже бежали туда, где он успел лишь начать думать о Ней.
Вожди были не против, потому как знали оба: они породят новое племя. Их родители и братья были против, но узнав от вождей закон, смирились. А они двое не хотели знать. Они трогали, звали, чувствовали, слушали, изливали нежность потоками и вновь алкали её.
И вот Её живот стал круглиться, груди набухать как реки в сезон, и Он стал кричать, трубить, как олень или слон, о победе над смертностью крови, о начале рода и конце юности. И вожди тихо кивнули в дальних хижинах. Мир крутился, неся их.

Их первый ребёнок умер, улыбнувшись только один раз. Они не могли перенести этого.
Вождь племени Тех, Кому Нужны Глаза… сказал: «Что ж, новый род начинается трудно…». Вождь племени Тех, Кому нужны Уши… сказал: «Жаль…».
Но жена перебила его (что случалось раньше только в самые засушливые годы).
- Им нужны имена, - сказала она. - Чтобы начать род, им нужны имена.
- У них есть имена. – недовольно сказал Вождь. – Её зовут Утренняя Роса, а его кажется Сила Тигра или что-то вроде того.
- Это не то, - сказала Старуха. – Это имена прошлого, у будущего должны быть другие имена. Это должны быть лишь звуки, которым они сами придадут смысл, звуки, как крики птиц…

В горе они сидели у водопада, в который отпустили ребёнка. У них не было ничего кроме грусти, не было средства уйти от неё. Старуха с трудом нашла их беззвучных, бесцветных, обессиленных.
Она объяснила Ему и Ей, как искать имена. «Лишь звуки, которым вы подарите суть, которые будут значить только одного из вас и больше ничего и нигде. Она не дала им ни утешения, ни надежды, Лишь заронила мысль, поиск, любопытство, которое не могло умереть, раздражало, щекотало, зудело. Нехотя, но они начали искать.
Сначала в тайне друг от друга. Потом вместе. Не найдя там где были, они пошли, побежали. Бродили. Поиск бродил с ними, перебродив, стал раздражением, злостью, усталостью…, но снова и снова просыпался с ними. Они стали пробовать разные звуки, их сочетания, для этого жить.

Лак и Лав. Звонкие, гладкие, ловкие и… ласковые. Они выбрали их. И выбрали новое большое место для очага и фантазий.
Через 10 лет у них было 6 детей, через 30 – 23 внука и ещё дети.
На мягком склоне холма, внизу у реки и за рекой росло поселение. Дети уходили и возвращались, болели и злились, учились и учили, радовали и удивляли. Приходили их жёны и мужья. Приходили и уходили Счастье и Горе, засухи и наводнения, любопытные, злые, интересные соседи, открытия и вопросы.
Лав собирала счастливые моменты в песни и сказки воспоминаний. Лак помнил и копил  опыт жизни. Они стали больше разговаривать и больше молчать. Кругом бурлила их кровь. Пытливо билась в головах, играла в любовных порывах, плескалась из разбитых детских коленок.

- Я устал. -  Сказал ей Лак.
- Знаю,- сказала Она. – Иди, я потру тебе спину.
Он послушно сел рядом.
- Ты понимаешь, о чём я?
- Думаю, да.
- Они приходят за советом и всё делают по-своему. Они многое знают лучше нас…
- а то, что не знают, должны узнавать сами…
- Я чувствую себя старым кострищем.
- Хочешь, я разожгу былые угли? – Одна её рука легла на его шею, а другая шершаво и тепло пошла к животу. Он перехватил эту руку, остановил, стал тереть, словно пытаясь соскрести морщины, мозоли, вздутость вен.
- А ты? Ты как?
- Я тоже… Они несут мне свои новости, переживания, жалобы друг на друга, восторги и фантазии. А потом вдруг уходят и забывают надолго. Я как дерево, которое всегда должно быть на месте и кивать, слушая их.
Они помолчали, прислушиваясь к тому, как тоска превращается медленно в нежность. Потом Он обнял Её.
Старческая нежность не рождает детей, только тишину и покой.

- Доброе утро.
- Вчера ты уснула, а я думал: может нам умереть пора?
- Сдаешься?...
- Пап…!!? – Дан вернулся с ночной рыбалки.
Она не сдерживала улыбку:
- Вот тебе и ответ. Это я уже не могу гладить его перед сном. А ты ещё очень нужен ему.
Она посмотрела, как пряча радость за степенностью, Лак взялся за ремонт снасти с сыном, и поняла, что кокетничает. Пропадающий сутками их младший всё ещё был ребёнком, нуждающимся в её вареве, ласке, строгости, поддержке.
А её дочери? Они смотрят на неё со страхом и любопытством. Как когда-то, готовясь заводить детей поглядывали исподволь на то, как она, справляется? Придёт время и им быть старухами. Если она не решит эту задачу: как? Им будет ещё страшнее. Они рожали детей, потому что смогла она (не громко ли сказано? Ну пусть – отчасти…), переносили их болезни и смерти, свои страхи и недомогания, трудности и просто капризы мужей, с надеждой оглядываясь на её «стойкость». И ещё они ценили радости, распределяли счастье как урожаи, пели и плодили нежность, как делала она и лучше. «Если я уйду, лучше кого им быть?... Попробую ещё, что я теряю…»
«Да, а что кстати попробую?» - снова начала думать она уже помешивая рис. И Лав сказала своей старой деревянной ложке:
- Попробую быть счастливой.
Ложка не ответила, Но Лак оказавшийся рядом ответил:
- Давай, я тоже ещё…

- Ну вот теперь, пожалуй, пора, - сказала Ла…
 Последние звуки их имён пропали во времени, они оба теперь звались Ла. Ей нравилось.
Пропала вся жёсткость, напряжение, осталось открытое и простое, напеваемое прыгающей вокруг ребятнёй. Ему было всё-равно. Он много болел и был сосредоточен на том, чтобы меньше забывать и понимать, как меняется мир, сохраняя вовлечённость. Уставая от этого, он просто плёл сети или уходил в какие-нибудь раздумья, разглядывание рисунков механизмов для мельницы и оттуда в тихий стариковский сон.
- теперь, пожалуй, пора, - сказала она, продолжая разговор, словно не было 20-ти лет прошедших за предпоследней фразой.
Ла открыл глаза и посмотрел внимательно на неё, поблекшую от времени жизни и его близорукости. Она поняла его вопрос:
- теперь я устала по-настоящему. Их уже слишком много, а меня… слишком мало.
Он кивнул.

Она взяла для прощания лёгкий тёплый день с не очень ярким солнцем, потому что не хотела лежать под навесом.  Несколько её правнучек играли рядом. Одна зачем-то плакала и плела ей венок за венком. Её старые дочери сидели рядом, слегка покачиваясь, грустные, но готовые. Похоже, они её понимали. Мужчины, старики, мальчишки… приходили и приходили, пристально смотрели на неё, вспоминая и запоминая, и садились полукругами, спускающимися с пригорка. Ей нравилось, что они говорят о своих делах, что она только повод собраться. Она ведь вообще повод им быть вместе.
Прибежала Вея, её любимица, («хорошо, что была чем-то занята»), схватила руку, горячая слишком живая, требовательная:
- Ла, ну не надо, ну почему?! Ты нужна нам!
Этой надо говорить, хоть и трудно:
- Потому что всё, на что я гожусь теперь – думать и молиться за вас, а я не могу помнить имена и лица. – теперь отпустите меня.
Вея послушно выпустила её руку, и села плакать в сторонке.
Наконец он приплёлся на трёх своих ногах одинаково одервенелых, сучковатых и кривых.
- Чему ты улыбаешься, Ла? Видишь ангелов?
- Нет пока, просто твоя палка и ноги… они очень похожи. Старый ты, пень.
Он мог бы отшутиться как раньше или поворчать как…
- Я не задержусь надолго, - он сел рядом, почти прижавшись боком, - только посмотрю, чтобы они всё сделали правильно.
«Костёр и водопад» - сказала она не вслух. Он кивнул.

Костёр и водопад. Костёр и водопад.



Милое,
Окт 2010