Мата Хари не была красавицей, она была обычной девушкой. Когда я говорю обычной, это не значит, ничем не отличающейся. Все мы отличаемся, и мысли у нас разные, но, в общем, повадки и проявления эмоций схожи. Но сейчас не об этом – она могла покорять сердца, соблазнять души. В каждой женщине кроется частица раскрепощенности, только нужно открыть ее с правильной стороны. Иначе ты станешь или сластолюбивой блудницей, или запуганной собственными желаниями маленькой девчонкой.
- А нельзя ли быть простой. Ни запуганной, ни проституткой…?
- Как знать, Леонард. Если правильно откроешь в себе свой талант или недостаток, который можно превратить в достоинство.
Жюс повернула голову в сторону Лео. Из окна, освещая частички пыли, кружащие в воздухе, лились солнечные лучи, достигающие длинных волос девушки, заставляя их сверкать, подобно янтарю.
- А посмотри на всех этих женщин, Лео. Они иссохшие мумии, покрытые пергаментной кожей. А ведь когда-то они тоже могли соблазнять. До сих пор они помнят уроки юности, только применять их не могут. И я вскоре стану такой, лет через тридцать… так скоро. Жизни так мало дается, чтоб пережить в этом мире все… - Жюс надолго замолчала и Леон, думая, что она уже не заговорит, достал сигарету и тут же вздрогнул, когда девушка продолжила: - Однажды я разговорилась с одной старушенцией… Ее щеки висели сдутым воздушным шариком, на лысый череп был надвинут гадкий рыжий парик. Она рассказала мне, что вот уже 70 лет живет на этом свете. Она с меланхолической дрожью в руках показала мне свой старый альбом, где держала все свои фотографии, сделанные в юности. Среди множества фото, блеклых и мятых, рваных и изрисованных, с оборванными краями, я заметила снимок очень красивой девушки. Являясь особой любопытной, я спросила у старушки про эту девушку. Ее глаза странно сверкнули, затем она ответила, что это одна из ее подруг, Оливия, которая была в свое время самой красивой и популярной девушкой в их гимназии. Мне стало еще более интересно - насколько я знала, все подруги старушки, Доры, забыла ее представить, жили в этом городе, но об этой девушке слышать мне никогда не приходилось. Дора долго смотрела на меня своими серебряными глазами а потом промолвила, что Оливия умерла от отравления угарным газом, когда отдыхала одна на даче родителей. Ей было пятнадцать. Больше Дора не стала ничего рассказывать, сказала только, что скучает по ней. Но я видела в глубине ее выцвевших глаз необъяснимую зависть. К этой девочке, Оливии. Зависти к тому, что она умерла красивой и юной, а ее, Дору, оставила медленно гнить на Земле под цепкими прицелами глаз окружающих.
И сейчас я чувствую ее. И мне от этого страшно.
Так мало дается жизни, чтобы пожить...