3
Когда урок закончился, и все, как обычно побежали в коридор играть, Светка осталась сидеть за партой. Я, уж было сорвавшийся с места, задержался и удивлённо посмотрел на неё: чего это она? Тут, словно отвечая на мой вопрос, она повернулась ко мне и сказала: «Спасибо!» Я даже оторопел от такой неожиданности – она со мной заговорила! – и потому, не сразу поняв о чём речь, спросил:
- За что?
- За то, что заступился.
- А, не за что! - отмахнулся я и добавил. – Я же обещал тебя защищать.
Светке такой ответ не понравился.
- Вообще-то, я и сама могу за себя постоять, - отвернувшись с апломбом заявила она.
«Ага, как же, можешь!» - усмехнулся я про себя. – «Видел я, как ты могла, когда Локтя тебе руку за спину выворачивал». Тут я вспомнил, как она мне дерзила, вместо того чтобы извиниться. «Отбрить ты можешь запросто, но вот если дело дойдёт до драки, то…»
Она снова повернулась ко мне, явно ожидая ответа, и я почему-то ляпнул:
- Конечно, можешь!
Светка радостно улыбнулась, и у меня на душе стало вдруг тепло и хорошо. Как когда-то давно, когда я ходил ещё в детский сад в младшую группу, когда взбирался к отцу на колени и, прижавшись к нему, погружался в атмосферу добра и заботы, исходящих в этот момент от него. Я даже испугался: от чего бы это? Но, глянув на Светку, понял, что это тепло излучает она.
Не успел я толком сообразить, чтобы это всё происходящее со мной значило, как она встала и протянула мне руку.
- Хочешь, давай дружить.
- Давай! – сразу, не раздумывая, согласился я и пожал её ладошку.
- А ты где живёшь? – поинтересовалась она.
- На Карла Маркса.
- А, знаю, - оживилась Светка, - это на горе. Там, наверху, за автобазой, да?
- Да. А ты где?
- А я на Петропавловской.
На Петропавловской находился детский сад, куда я ходил почти пять лет. Поэтому я знал там всю шпану в округе. Но её я увидел почему-то только в школе. Может, переехали недавно?
- А у меня есть маленький братик, - похвасталась вдруг она, прервав мои размышления. – Двоюродный. Ему недавно два месяца исполнилось. Мы в субботу к нему в гости ездили. а ещё у меня есть сестра Катя. Ей уже пять лет.
- А у меня брат большой, - отозвался я, - в четвёртом «А» учится. А Таньке всего один годик. Такая жадина!
Отвечая ей, я вдруг поймал себя на мысли, что мне хочется, чтобы наш разговор никогда не прекращался, чтобы он был бесконечным. Я так долго ждал его, столько раз мысленно представлял его себе, поэтому он не мог вот так вот просто взять и закончиться. Но для этого ведь надо что-то говорить. Но что? Я же не знал, о чём можно с девчонками разговаривать. А потому брякнул первое, что пришло в голову:
- А ты умеешь на велике кататься?
Правда, я сам-то научился этому всего за две недели до школы. На «школьнике», который родители подарили Ваньке Худякину на день рождения.
- Только на трёхколёсном, - смутившись, призналась Светка.
- Ничего, - махнул я рукой, - я тебя мигом научу.
- Правда?
- Конечно!
- Ой, какой ты хороший! – обрадовалась она.
Волна непонятного чувства захлестнула тут меня, и я едва им не захлебнулся. Робость, которая всегда довлела надо мной, когда я пребывал с девчонками один на один, пропала. Это чувство подействовало на меня как наркотик. Хотя нет, неправильное определение. Тогда я не знал этого слова. Тогда и взрослые-то не все знали про это. Лучше так, это чувство подействовало на меня как алкоголь. Точно! Я опьянел от него, почувствовал себя смелым. Ведь пьяному всё по фигу.
- А знаешь что… - начал я и осёкся, испугавшись своей смелости.
- Что? – в нетерпении спросила меня Светка.
- А хочешь, я сегодня тебя до дома провожу?
- А почему только сегодня? – искренне удивилась она.
Этот вопрос сбил меня с толку. Действительно, почему только сегодня? Да я готов провожать её каждый день и хоть всю жизнь!..
Я невольно улыбнулся, представив себе возбуждённое состояние шестилетнего мальчишки. Эка как меня тогда занесло! Хоть всю жизнь! Разве мог я в ту минуту, думая такое, предположить, что впоследствии так оно почти и будет? Глаза сами собой метнулись в сторону противоположной скамейки. Моя визави преспокойно продолжала читать книгу. Убедившись в этом, я снова погрузился в воспоминания…
Как же я тогда выпутался из того неловкого положения, в которое загнала меня Светка своим невинным вопросом: «А почему только сегодня?» Кажется, она задала ещё один вопрос, который подсказал мне ответ. Да, так оно и было. Она спросила:
- А завтра, что не хочешь?
- И завтра и послезавтра, - с пылом ответил я. – А если хочешь, то каждый день.
- Хочу!
Услышав такое, я вообще растерялся. То два месяца знать меня не желала, а тут вдруг «хочу, чтоб провожал меня каждый день». С чего бы это вдруг такая перемена? Влюбилась, что ли, после того, как я за неё заступился? Но я-то ведь не дурак, и знал что далеко не красавец, правда, уродом я тоже не был, но всё же. Да ещё два верхних передних зуба у меня были кривыми и залазили один на другой, что не прибавляло мне привлекательности. Это мне досталось в наследство от отца, а тому от деда Степана. Так сказать, Чебышевская наследственность. А Светка-то - вон какая красивая.
К тому же, я шепелявил, а букву «р» вообще научился выговаривать буквально за несколько дней до первого сентября. Мать моя давно и постоянно твердила мне: «Сынок, как только у тебя появится свободная минутка, повторяй вот эти слова – пар-роход, р-рыба, бур-ратино, р-рюкзак, р-рестор-ран, - и ты обязательно научишься выговаривать эту букву». Поначалу я как-то прохладно относился к этому, но потом, по мере приближения первого сентября, всё чаще и настойчивее стал повторять: «пар-роход, бур-ратино».
И вот однажды, совершая перед сном вечерний моцион до общественной уборной и, как обычно, бубня под нос заученные наизусть слова, я вдруг чётко и ясно произнёс: «р-рыба, бур-ратино, р-рюкзак». Я даже остановился от неожиданности. И как мне не хотелось в туалет, постоял немного, а потом снова повторил: «пар-р-роход, р-р-рестор-ран». И у меня снова получилось! Всю дорогу до уборной и обратно я не переставал повторять слова с буквой «р», которые мог только вспомнить. Домой я забежал радостный и с порога объявил матери: «пар-р-роход, пар-р-ртизан, кар-р-рандаш»!
Мать обрадовалась этому больше, чем я. Обняла меня, прижала к себе и счастливая, целуя в лоб, сказала:
- Я знала, сынок, когда ты захочешь, у тебя это всегда получится…
Да, вот такая странная получалась пара – шепелявый шибздик и белокурая красавица. Пока я молчал, не зная, что ответить, Светка, не мигая, смотрела на меня своими большими зелёными глазами и ждала, что я скажу.
Меня выручил звонок. В класс хлынул запыхавшийся и возбуждённый народ, а вместе с ним топот, смех, крики и стук крышек парт. Но вот в класс вошла Зинаида Андреевна и сразу стало тихо.
- Так, дети, - начала она сходу, - возьмите буквари и откройте…
В это время она подошла к своему столу за учебником и тут увидела наши со Светкой сияющие физиономии. Оборвав фразу, она внимательно посмотрела на нас и удивлённо спросила:
- Помирились, что ли?
- Да, Зинаида, Андреевна, - ответила Светка, - мы с Сашкой теперь друзья.
- Ну, наконец-то, - вздохнула та и, взяв в руки книжку, обратилась к классу. – Ладно, ребятишки, кто из вас подскажет мне, на какой странице мы вчера с вами остановились?
Весь урок я просидел как на иголках. Зинаида Андреевна то и дело одёргивала меня, а один раз не выдержала – так я её достал, - и огрела указкой. правда, потом она подошла и, как бы извиняясь, вполголоса пробормотала:
- Господи, прости, да когда же ты угомонишься-то, окаянный? - и погладила меня по тому месту, куда ударила её указка, то есть макушку.
А как тут угомонишься, когда изнутри тебя всего распирает от счастья, от предвкушения того, что сегодня ты пойдёшь провожать девчонку? И не просто девчонку, а Светку Казанцеву – первую красавицу в классе! За ней вон какие пацаны ухлёстывали, например, Борька Вальчек или, вон, мой детсадовский дружок Серёга Хохлин – и высокие, и красивые – не чета мне. А она почему-то выбрала меня. Представляю, как они мне будут завидовать! Да и не только они. За ней половина класса бегала, чтобы хоть на секунду привлечь к себе её внимание. И, честно сказать, я был в этом не исключение, ибо она мне тоже нравилась. Злость на её хамство у меня давно прошла, но я уже чисто из принципа не шёл первым на перемирие. А так как Светка меня игнорировала, чувства к ней я тщательно скрывал в потаённых местах своей души. Ну, а раз мы подружились, значит, скрывать больше ничего не надо, и я открыл свои тайники. И чувства мои, которые копились во мне всё это время, вырвавшийся на свободу, теперь будоражили меня и не давали покоя.
Хорошо, что это был последний урок. Если бы был ещё один, я бы не выдержал. Я бы тогда, наверное, помер бы от нетерпения.
Но вот, наконец-то, прозвенел звонок. Уроки кончились, и все, сломя голову с шумом и криком помчались к раздевалке. Я подскочил к своим товарищам, с которыми всегда приходил и уходил со школы, ожидавших меня около дверей класса и радостно сообщил им, что сегодня я с ними не пойду и поэтому ждать меня не надо.
- Почему? – спросил меня Костя Белов.
- Ты чего, Костян, забыл? Он же со Светкой Казанцевой подружился! - с ехидцей ответил за меня Вовка Табаков, по прозвищу Кеша. – Теперь – всё, мы у него не в почёте.
- Брось молоть чепуху, - одёрнул я его и объяснил. - Я только провожу её до дома.
- Да ты чё? – не поверил Костя.
Он был крепыш и симпатяга, не то, что я, и тоже заглядывался на Светку. Наверное, мечтал с ней дружить. А тут такая новость!
- Вот тебе и «чё»! – с гордостью ответил я и сказал им напоследок. - Так что не ждите меня, пацаны. Встретимся, как всегда, на улице вечером.
А Светка, наверное, в это время предупредила своих подружек.
Поэтому, когда мы с ней вышли из школы, нас никто не ждал. Мы постояли на крыльце, потоптались, я в нерешительности – в первый раз всё-таки иду провожать девчонку! – а Светка не знаю от чего. Потом я набрался храбрости и предложил:
- Пошли, что ли?
- Пошли, - согласилась она и первой спустилась с крыльца.
Я догнал её и спросил о том, что давно меня терзало:
- Свет, а где ты там живёшь на Петропавловской? Я вроде бы всех там знаю, а тебя что-то никогда не видел.
- А мы недавно сюда приехали. Из Белова. Здесь у нас баба Галя жила, папина мама. Она заболела и умерла. Вот мы и переехали сюда жить, в бабушкин дом. А квартиру тёте Оле оставили, папиной сестре. Ей жить было негде.
Так, разговаривая о том, о сём, и ни куда не торопясь, мы пошли к её дому, распинывая ногами лежащие ковром на дороге опавшие листья.
Солнце светило по-летнему ярко, но не грело. Было довольно-таки холодно. Лёд в лужах даже не растаял, что обычно случалось после обеда. Скоро должен был выпасть снег и ударить морозы. А на ноябрьские праздники мужики, и мой отец в том числе, будут колоть свиней, чтобы заготовить мясо на зиму.
Но холод нам был по фигу. Ведь мы были одеты по сезону. Теплые ботинки, осенние польта, на мне фуражка, на Светке – вязаная шапочка с балаболкой на конце. Да и атмосфера, окружившая нас со Светкой, грела лучше июльского солнца.
- А анекдот такой слышала? – вспомнил я вдруг рассказанную на днях Костей Беловым побасёнку. – Встречаются два парня. Один другого спрашивает: «Ты что, в кавалерии служил?» Слышала?
- Нет, - Светка заинтригованно посмотрела на меня. – Расскажи.
- Так вот, один спрашивает у другого: «Ты что, в кавалерии служил?» А тот отвечает: «А как ты догадался? Ноги кривые?» «Нет, морда лошадиная!»
Светка задорно рассмеялась. Я вместе с ней. И тут в поле моего зрения попал её беззубый рот. До этого я его никогда не видел, потому, как мы не общались, а только слышал о нём от одноклассников. От увиденного меня парализовало. И стоял я, так парализованный, до тех пор, пока Светка не заметила этого и не сообразила закрыть рот. Тогда меня отпустило, как по мановению волшебной палочки, и я снова смог шевелиться.
- Что, страшная, да? – услышал я её голос.
- Только не обижайся, Свет, - я отвёл глаза, чувствуя себя виноватым, - но тебе пока лучше рот так не открывать.
- Спасибо! – фыркнула она.
- Я же сказал, не обижайся. Я же не виноват, - попытался я оправдаться, - что у тебя…
- Да, ладно, - отмахнулась Светка, а потом снова посмотрела на меня, - я и так стараюсь не раскрывать его слишком широко. Но анекдот был такой смешной, что я не удержалась.
- А хочешь, я ещё расскажу?
- Хочу!
И я рассказал ей анекдот про Петьку и Василия Ивановича. Светка снова не сдержалась и рассмеялась во весь рот. На этот раз я отвёл глаза в сторону, от греха подальше, и повернулся к ней только тогда, когда смех прекратился. А потом Светка стала рассказывать о своём двоюродном братике. Оказывается, этот парень был не промах и, когда не спал, требовал к себе повышенного внимания. А так как его родителям было некогда, им пришлось заниматься ей с Катькой.
Петропавловская улица располагалась недалеко от школы, в каких-то метрах двести всего. Достаточно было перейти железнодорожную одноколейку, по которой доставляли шахте вагоны под уголь, и вот она – школа. Светкин дом находился где-то посередине улицы. Это ещё метров двести. В общем, от школы до её дома можно было по-пластунски минут за пятнадцать доползти, ну, а шагом дойти, чего говорить, минут за пять. Если очень-очень медленным шагом, то - минут за десять, не больше. И как мы не старались растянуть время, еле передвигая ноги, мы всё же быстро добрались до её дома. Тогда, не горя желанием расставаться, мы остановились около ограды и продолжали болтать. Неизвестно, как долго бы мы там простояли, если бы на крыльцо не вышла Светкина мать и не позвала её домой.
- До завтра, - сказала тогда мне Светка и нехотя зашла во двор.
- До завтра, - отозвался я и, закрыв за ней калитку, поплёлся домой.
Дома меня уже потеряли. Обычно, чтобы дойти от школы до дома, я с друзьями тратил минут пятнадцать-двадцать. Иногда тридцать. Помимо того, что мы каждый месяц сдавали Зинаиде Андреевне по рублю на питание, родители давали нам ещё мелочь, чтобы мы на перемене могли купить в буфете пончики, пирожное и перекусить ими с чаем или компотом. Но, в принципе, нас и так кормили как на убой, поэтому эта мелочь у нас скапливалась, и тогда мы делали налёт на магазин №6, именуемый местными «Шестой», который находился недалеко от школы, чтобы купить себе сладости: конфеты или халву. Лично я всегда покупал шоколадные конфеты «Спортивные», рубль тридцать за килограмм. Вот тогда и выходило у нас минут тридцать на дорогу.
А тут я отсутствовал почти час! Мать уже с работы пришла, а меня всё ещё нет. Стали волноваться, и тут, наконец-то, заявился я.
- Я Светку Казанцеву до дома провожал! - похвастался я с порога, отвечая на материн вопрос: «Где ты так долго пропадал»?
- Да ну? – удивился отец.
Мать, конечно же, была в курсе моих отношениях с соседкой по парте. Зинаида Андреевна каждый день рассказывала ей обо мне, ну, а мать, разумеется, отцу. Так что он тоже был в курсе.
- Мы сегодня подружились, - продолжал я хвастаться, находясь в радостном возбуждении. - Теперь я буду каждый день её провожать!
- А где она живёт? – поинтересовался отец.
- На Петропавловской, - ответила за меня мать, - рядом с Толей Скударновым.
Толя Скударнов был отцовским напарником, и отец знал, где тот жил. Это было по пути, и он не стал возражать.
4
С тех пор каждый день я провожал Светку до дома. Чтобы не оконфузиться, я старался не смотреть на неё, когда она смеялась или просто широко открывала рот. Но время шло, зубы у неё выросли, ровные, красивые, не то, что у меня. Теперь она могла спокойно смеяться, не опасаясь кого-либо испугать. И в этот момент она была так прекрасна, что глаз невозможно было от неё оторвать. Я специально старался её рассмешить, чтобы лишний раз полюбоваться ею.
Мои друзья отнеслись к этому новшеству в моей жизни, как обычно реагируют мальчишки на такие вещи. Сначала они надо мной смеялись, подшучивали, дразнили всячески, по-дружески, конечно, чтобы я не обиделся и не накостылял кому, а затем, когда Кешино пророчество «Через месяц ты ей наскучишь, и она тебя бросит как надоевшую игрушку» не сбылось, они стали тогда мне завидовать. Ну, ещё бы! Ведь самая красивая девчонка в классе предпочла дружить со мной, а не с кем-то из них. А когда не сбылось очередное Кешино предсказание, что до весенних каникул мы с ней разбежимся, они смирились и стали относиться к Светке как к моему другу. Ведь друг моего друга мой друг.
Тётя Аня и дядя Володя, Светкины родители, к концу учебного года относились ко мне уже как к родному. Приглашали в гости, попить чайку или перекусить, но я всегда отказывался, ссылаясь на то, что меня ждут дома. А вот сестра её Катька, гадина такая, почему-то меня невзлюбила и, чтобы досадить мне, дразнила нас «жених и невеста» и делала нам всяческие гадости.
Во втором классе я вызвался носить Светкин портфель. Светка всячески этому противилась, но я всё-таки настоял на своём. Вернее, мне опять помог случай. Перед Новым годом мы возвращались с ней со школы. Около железнодорожного переезда она вдруг поскользнулась, упала и ушибла локоть. Я помог ей встать, затем, молча, поднял её портфель и донёс его до дома. Локоть болел долго, и всё это время я носил портфель. С тех пор так и повелось. Мы выходили на крыльцо, я забирал у Светки портфель, а у калитки, прежде чем проститься, возвращал его.
А к концу третьего класса мы стали ходить, взявшись за руки. Это у нас получилось как-то само собой, вдруг. Однажды, шагая домой, мы, видимо, слишком близко подошли друг к другу, наши ладошки соприкоснулись и помимо нашей воли тут же ухватились друг за дружку. Я удивлённо посмотрел на Светку, та на меня, но руку из нас ни кто не разжал. Так мы и дошли до её ограды.
В пятом классе мы поссорились. Впервые за всё время нашего знакомства.
К тому времени мы уже учились в средней школе №15, куда перебрались после окончания третьего класса, навсегда распрощавшись с начальной школой №3, которую мы со Светкой закончили на одни пятерки. Маршрут нашего движения изменился, так как новая школа находилась в другом районе. Но путь к моему дому по-прежнему пролегал мимо Светкиного, так что, в принципе, ничего не поменялось, только дорога. Теперь мы заходили на Светкину улицу с другой стороны через переулок, который соединял Петропавловскую и Стандартную, на которую сквозь улицу Больничную вёл ещё один небольшой проулок. Ну, а на другой стороне Больничной улицы, через дорогу, стояла наша новая школа. То есть она тоже был рядом. Хотя, если быть точным, дорога стала чуточку длиннее, что было нам только на руку, потому что позволяло подольше побыть вместе. Ведь в школе, чтобы избежать злых языков и насмешек, мы вели себя как одноклассники, которые сидят за одной партой, а свободно общались только после уроков по пути к её дому.
До сих пор не пойму, что же нас тогда со Светкой связывало. Детская дружба, которая с годами переросла в привычку? Так ведь мы и не дружили в обычном понимании этого слова, что подразумевало под собой свидания там всякие, встречи, охи-вздохи, походы в кино, например, или ещё куда. Поцелуи, в конце концов. Но ничего этого не было. Да и в принципе не могли быть. Какие к чёрту охи-ахи, тем более, поцелуи в двенадцать лет? Мы просто сидели за одной партой, а после уроков просто вместе шли до её дома. И всё.
Хотя чего я сам себя обманываю? Лично для меня это было вовсе не просто. Я всегда с нетерпением ждал окончания последнего урока, а потом терпеливо стоял в ожидании на нашем заветном месте, если Светка задерживалась. После по-хозяйски забирал у неё портфель и с трепетом брал её за тёплую ладошку. А затем рассказывал всякие смешные глупости, лишь бы только рассмешить её, потому что она так заразительно смеялась.
Нет, скорее всего, это было подспудное желание быть ближе к человеку, который тебе нравился и был тебе дорог, только мы тогда этого не осознавали в силу малости своих лет, зато это хорошо понимали наши души, телепатически общавшиеся между собой.
Ведь Светка тоже не скрывала, что ей по душе наши совместные прогулки. Она тоже ждала меня около школы, если по какой-то причине покидала её первой, охотно вкладывала свою руку в мою и всегда сжимала её так, словно боялась, что я передумаю и отпущу её. В эти минуты она преображалась, становилась раскрепощённой что ли, весёлой, я бы даже сказал, счастливой, болтала о чём-то о своём, девичьем и от души смеялась над моими шутками. Господи, какой же она была красивой, когда смеялась!..
Опять вздыхаю и, прервавшись от воспоминаний, искоса смотрю на Светку, сидящую напротив через клумбу. Читаешь, голубушка? Ну, ну!
Возможно, и впрямь наши души, объединившись, ненавязчиво подталкивали нас друг к другу, но только в выходные дни и каникулы мы не встречались. И в это время я не скучал по ней, не страдал бессонницей по ночам, не мучился от того, что во время каникул не видел её неделями, а летом - месяцами. Не знаю, как Светка, но я из-за постоянных игр то в футбол, то в хоккей, то в войну, то в индейцев напрочь забывал о ней. А когда помнить-то? Глаза не успеешь продрать, как пацаны на улицу уже зовут. За день так набегаешься, накувыркаешься, что вечером домой без задних ног приходишь. Наспех перекусишь и в кровать. Голова подушки ещё не коснулась, а ты уже дрыхнешь. На следующий день всё заново. И так все выходные и каникулы.
Лишь иногда, когда вдруг образовывалась пауза одиночества, передо мной вставал Светкин образ, и я с нежностью вспоминал её глаза, её улыбку, её смех, тепло её ладошки, которую всегда с благоговением сжимал в своей, и с грустью осознавал, как в эту минуту мне её не хватает. Но потом появлялись друзья, опять затевалось что-то интересное, и Светка тут же забывалась.
Вот такая у нас со Светкой была необычная дружба. И всё у нас шло хорошо, но в конце 1972 года…
1972 год… Високосный. Говорят, что високосный год приносит несчастья. Но у нас-то было всё так замечательно! Все, кто раньше насмехался над нами, злословил всячески, теперь притихли и смотрели на нас с завистью. Казалось, ничто не предвещало беды, но вот накануне Нового 1973 года всё в одночасье рухнуло: наша со Светкой идиллия дала трещину.
После осенних каникул у нас появилась новая пионервожатая Марина Анатольевна. Чёрненькая, высокая и довольно симпатичная. Она поступала в пединститут, но не прошла по баллам. Вот и устроилась в родную школу пионервожатой, чтобы подготовиться и на будущий год снова попытаться поступить в институт. Вчерашняя десятиклассница, она была шустрой девчонкой, бойкой на язык и горазда на всякие выдумки. С нами держалась как старшая сестра, и потому всем нам сразу понравилась, и обращались мы к ней просто – Марина.
Так вот эта Марина решила устроить нам праздник на Новый год и на первый день каникул пригласила весь наш класс к себе в гости. Все, разумеется, с радостью согласились. Но в гости пришли всего десять человек. Из них четверо пацанов: я, мой друг Костя Белов, Пашка Ефимов да Игорь Чернявский. У меня до сих пор хранится фотография с того праздника, где мы вчетвером запечатлены у берёзы, росшей под окном её дома. Костя ещё подписал её так красиво и в рифму: «Костя, Саша, Игорь, Паша». Но Марина и этому обрадовалась. К нашему приходу она настряпала пирожков с повидлом, испекла торт, заварила чай, купила газировку и очень боялась, что вообще никто не придёт и всё это ей придётся съедать самой. А тут пришло столько народу!
Сначала мы лопали пирожки с чаем, а потом торт с газировкой. В промежутках между перекусами мы играли в игры, участвовали в конкурсах, которые напридумывала наша пионервожатая. В общем, было весело и очень интересно. Мы веселились и бесились, как могли, и Марина вместе с нами, словно она тоже была маленькой. А потом были танцы.
Конечно, никто из нас толком танцевать не умел, но под задорную и ритмичную музыку ноги сами пускались в пляс, а руки и тело уже подстраивались под них, и в результате получались красивые телодвижения. Я так думал тогда, но не был в этом уверен.
Но больше всего мне понравилось танго. Этот медленный танец придумал, наверное, сильно влюблённый, но очень скромный человек. Ведь в этом танце ты находишься в максимальной близости от партнёрши, держишь её тело в своих руках и при этом можешь шептать ей что-нибудь на ухо. И всё это на глазах у всех и при этом никого не стесняясь. Не знаю, как другие, но лично я премного признателен человеку, создавшему танго. Ведь благодаря ему, я впервые прикоснулся к Светкиному телу. До этого дальше её ладошки не доходило.
Когда Марина объявила танго, она разбила нас на пары и объяснила, что нужно делать – мальчики берут девочек за талию, девочки кладут руки мальчикам на плечи, - и как нужно двигаться.
Я осторожно, словно брал в руки хрупкую стеклянную вазу, взял Светку за талию и почувствовал, как вздрогнуло её тело, как напряглись мышцы спины. Я недоумённо посмотрел на неё - неужели я так больно её схватил? - и ослабил хват. Светка виновато улыбнулась, расслабилась и, положив руки мне на плечи, отчего мурашки пробежали по мне, тихо сказала, словно спросила:
- Давай танцевать?
- Давай, - согласился я.
И мы начали танцевать, если, конечно, топтание на месте и переминание с ноги на ногу можно было назвать танцем. Но мне на это было наплевать. Главное, я держал в руках Светкино тело и был настолько к ней близок, что мог коснуться губами её лица. К тому времени я уже подрос и был со Светкой наравне. Кровь прилила мне в голову. Я так очумел от счастья, свалившегося на меня, что даже не заметил, как закончилась музыка. Светка тоже. Она, наверное, тоже, как и я, всё это время находилась под властью обуревавших её чувств.
Спасибо Косте, вовремя вернул меня в действительность. А то вот была бы потеха, вернее, для кого потеха, а для кого-то конфуз: музыка кончилась, все разошлись, а мы со Светкой продолжаем, как ни в чём не бывало, танцевать, погрузившись в своё счастье, как в нирвану.
Толчок в спину и удивлённый шёпот Кости: «Сань, ты чего?» вернули меня в реальность. Не услышав музыки, я сразу понял, что к чему, и тут же остановился и опустил руки. Очнувшись, Светка тоже мгновенно сообразила, что произошло, быстро убрала руки с моих плеч и отступила на шаг.
К счастью, нашу оплошность, кроме Кости, больше никто не заметил. Ну, разве только ещё Марина. Она так улыбнулась, когда я случайно посмотрел на неё, что я стушевался и, покраснев, отвернулся. Но тут зазвучал барабан, потом заиграла гитара, её поддержала вторая, и зал заполнила музыка, захватившая нас в водоворот энергичного танца. После него опять был шейк, и мы почти без остановки снова стали кривляться, извиваться и крутить задами, подражая взрослым. Признаться, к концу этого танца я порядком устал, и следующий танец решил пропустить, чтобы отдохнуть. Но следующим танцем оказалось танго. Светка быстро подошла ко мне, и мои руки, видно, подчинившиеся моему желанию, тут же обняли её за талию. На этот раз она не вздрогнула, не напряглась, а улыбнулась и легко опустила свои руки мне на плечи, и мы медленно закружились среди остальных пар. Но на этот раз я был начеку. Не дай бог ещё раз проспать конец танца. Вот тогда точно будет потеха!
Потом снова был шейк. И хотя мой тонус восстановился за время танго, я всё же решил передохнуть. И пока Светка со своей подружкой Ольгой Бакаляевой крутились вокруг Кости Белова, я преспокойненько отдыхал себе на диване. Время от времени я, конечно, поглядывал за Светкой. А та, заметив это, радостно улыбалась в ответ и ещё сильнее начинала виться возле Кости, словно дразня меня. Я тогда отворачивался и дела вид, что мне это по барабану. А через какое-то время снова оборачивался к ним.
Но один раз, посмотрев в их сторону, я вдруг наткнулся на взгляд Ольги Бакаляевой. Светка в это время стояла ко мне спиной и извивалась перед Костей. Не успел я отвести от Ольги глаза, как она возьми и подмигни мне. Я тут же подмигнул ей в ответ. Чисто машинально. Точно так же как, когда вам говорят: «Спасибо», вы, не задумываясь, автоматически отвечаете: «Пожалуйста». Ольга повеселела, словно этим я признался ей в любви, и прибавила темп. «Вот дура-то!» - подумал я ещё тогда, наблюдая за ней. Тут она снова посмотрела на меня и, убедившись, что я на неё гляжу, опять подмигнула. Я ответил. Ольга снова закрутилась так, словно получила допинг. Когда это повторилось в третий раз, мне это уже началось нравиться. Ты моргаешь, и девчонка начинает вертеться, как заводная. Я, наверное, ещё пару раз ей подмигнул, а потом мне это надоело, и, отвернувшись, стал ждать, когда же закончится музыка и начнётся другая, чтобы присоединиться к Светке.
Следующим был вальс. Им Марина решила закончить наш праздник.
- Белый танец! – весело объявила она, меняя пластинку. – Дамы приглашают кавалеров! Девочки, не зевайте, кавалеров у нас мало. Могут и не достаться.
Я встал, ожидая, когда подойдёт Светка. Сейчас мы возьмёмся за руки и попытаемся станцевать. Но Светка повела себя как-то странно. Она посмотрела на меня как на врага народа, постояла немного в раздумье, затем решительно подошла к Игорю Чернявскому и пригласила его на танец. Тот аж оторопел от такой выходки. Светка редко обращала на него внимания. Пожалуй, Игорь был единственным в классе, с кем она избегала общения. Как-то я поинтересовался у неё почему, и она ответила: «Растрёпа, какой-то неухоженный, не люблю таких, которые за собой не следят». А сейчас взяла и пригласила на танец!
Игорь, не веря в происходящее, поднялся в нерешительности и, в ожидании поддержки, посмотрел на меня. Но Светка схватила его за руки и утащила в круг.
Я остолбенел, нет, я окаменел, словно меня превратили в статую. Ничего не понимая, я смотрел на Светку, и обида гремучей змеёй заползла мне в душу и больно ужалила, и боль эта, словно яд, тут же заполнила всего меня. «За что же ты меня так»? – возопила моя пострадавшая душа, выворачиваясь наизнанку от этой нестерпимой боли.
Остальные, не хуже Игоря, тоже растерялись. Они то недоумённо смотрели на Светку, которая как ни в чём не бывала начала танцевать, подталкивая своего партнёра, то сожалеющее на меня.
- Девочки, не стойте! – вмешалась в происходящее Марина. – А то скоро танец кончится. Давайте, давайте, девочки, поактивнее.
Я не стал дожидаться, когда меня кто-нибудь пригласит – какие тут к чёрту могут быть танцы? – а развернулся и помчался в прихожую. Нашёл там свои вещи, по-быстрому оделся, обулся и выскочил на улицу.
Страсти в эту минуту бушевали во мне не шуточные. Эмоциональный срыв был настолько сильным, что у меня слёзы хлынули ручьём. И я не мог их остановить, потому что это плакал не я, а моя душа.
За что? Почему? Что случилось? Эти вопросы терзали меня всю дорогу. Ведь всё было так хорошо. Когда мы во второй раз танцевали танго, я настолько ошалел от её близости, что решился прижать её к себе, правда, всего на мгновение, и почувствовал упругость её живота. И Светка не оттолкнула меня, не отстранилась, а лишь посмотрела как-то странно мне в глаза и улыбнулась. У меня в тот момент сердце чуть из груди не вырвалось от радости! И тут - на тебе! Злобный взгляд, Игоря пригласила танцевать, на которого раньше сроду не глядела. Что же такое случилось, пока я отдыхал?
Я вытирал слёзы, шёл и думал. Думал и вытирал слёзы. Обида хлестала через край, и я ни как не мог успокоиться. Лишь дойдя до своей улицы, я, наконец-то, справился с обуревавшими во мне чувствами. А когда зашёл домой, слёз уже не было, хотя глаза всё еще были на мокром месте.
Отец, выйдя из кухни в коридор, посмотреть, кто пришёл, удивлённо спросил:
- Что с тобой? Ревел, что ли?
- Да нет, с пацанами играли. Снег в глаза попал, - соврал я, раздеваясь.
- Есть будешь?
- Не хочу.
Отец, молча, скрылся на кухне. Несмотря на каникулы, мать была на работе, и он, как обычно, готовил ужин. В армии он почти год служил поваром, так что у него не плохо это получалось.
Когда я разделся и прошёл в детскую комнату, я уже полностью себя контролировал и принял твёрдое решение: со Светкой всё покончено. Раз и навсегда! Даже если она на коленях будет умолять меня простить её, она никогда от меня этого не дождётся. Всё!
Тут к нам заглянул Васёк Кутий, мой дружок со второго этажа и позвал на улицу. Сначала я хотел отказаться, а потом решил, и чего это из-за какой-то взбалмошной девчонки буду терзаться? Переоделся в уличную одежду и побежал играть.