Невидимые нити

Наталия Фрехтман
-For shame!  Полякова! For shame! Радостно орали ученики 3-б  класса.
Танька, ни сном, ни духом  не знакомая  с брехтовской  теорией  остранения,
смотрела  на всё  как бы  со стороны. И ненавистная учительница английского с белыми слюнями в уголках узкого рта, и придурки одноклассники казались  персонажами, какого- то мерзкого спектакля. Внимание её было сосредоточено, на  непонятном  предмете, который прощупывался на груди школьной  формы. Там где кончается треугольная  кокетка платья, в самом мыске было что-то твёрдое, и Танька теребила коричневую шерстяную ткань.
 
 "Может там волшебное колечко, - подумалось Таньке. Вот надеть бы его на палец и снова оказаться в родном городе. В  доме, где на веранде плетёные кресла, а во дворе шелковица, а папа и мамочка вместе…и мамочка опять играет на аккордеоне и вышивает красивые  картины, которые  в доме офицеров  занимают первые места на  конкурсах. И ей не надо делать карьеру и учиться по вечерам  в институте".

-Полякова, ты, где витаешь? – заорала англичанка.
 Танька даже  вздрогнула и снова с тоской посмотрела  на мучительницу.

- Ты опять не  выучила урок. И тебе не стыдно. Ты позоришь весь класс, всю нашу лучшую в городе  спец. школу. Дети, давайте ещё раз громко скажем Поляковой.
"Стыдно". Фор инглиш, плиз. Фо шейм, Полякова. Фошейм.

Танька плелась из школы, волоча свой рыжий потёртый портфель, который ей купили ещё, когда она пошла в школу. У всех третьеклассников были новые портфельчики, а ей мама не купила новый.

Гена с этюдником стоял в парке  и выбирал место, где бы расположиться.  Вот кленовая аллея. Жёлтые и красные пятерни клёновых листьев  манили: сюда, сюда.

"Всё-таки ни одному художнику никогда не передать  той красоты, которую сотворил Создатель, - думал парень. Вот даже то, что я живу, вдыхаю этот запах листьев, смотрю на роскошество осеннего пейзажа – это чудо".

Окончив строительный техникум, он поехал на практику  в Татарию. После студенческой общаги, нервотрёпки с дипломом  у него открылась  прободная язва желудка. И местные врачи отсобачили девятнадцатилетнему парню две трети желудка. Резали под местным наркозом. А потом послеоперационный период в сельской больнице.  Как он выжил – чудо.

А теперь он техник-проектировщик  в одном из крупных проектных институтов. Он на хорошем  счету. Ему от работы дали двадцатиметровую комнату в коммуналке. И он будет поступать  в институт на архитектурное отделение. Жизнь продолжается.

Этюд получался в медово-охристых тёплых тонах и у Гены рождались  стихи о природе и о друзьях, которые повалили в его новое жилище, но от ритма жизни  которых, он отстал за этот год  болезни
…..я просыпал на зияющие раны пуд не съеденной когда – то с кем – то соли, сочинял он вслух.
 
-Красиво  - пропищал сзади детский голосок. Гена обернулся. Большеротая  белёсая девчонка смотрела на его этюд и размахивала рыжим кожаным портфелем.
 Такой  портфель один его знакомый сдавал за рубль  в аренду приятелям.
 
- Портфель у тебя  хипповый.

-Старый,- смутилась девчушка и опустила вниз белокурую свою головёнку.

-Самый модный портфель. Ты уж мне поверь.

-Правда?- лицо девчушки озарилось улыбкой.
 
-Тебя как  зовут- то?

-Козетта  - соврала девчонка.

-Козетта???

 Большеротая лгунишка затараторила:
- Я тоже люблю осень и листьями шуршать, но больше я весну люблю, когда  почки на липах. Они такие вкусные. Я иду из школы и их ем. А бабуля, когда меня из школы встречает, называет меня зайчиком, это потому что у  меня шуба белая. А так я на зайца не похожа. А вон и моя бабуля спешит. Попадёт мне сейчас, что я в школе её не дождалась.

-Татьяна, ты что творишь? Я в школе была. Ты опять отличилась. Почему не ответила урок. Тебе же репетитора наняли по английскому. Мать деньги платит, а ты …. Танечка, да куда ты побежала? Ах ты, Господи, переживает девчонка развод родителей.

-Так значит не Козетта.

-Опять. Она прошлой  зимой убежала  с санками с горки, пришла в сторожку  к дворникам и плела, что она Козетта.  Мы  с ног сбились, её искавши, все больницы обзвонили, а она  сидит, щи дворницкие уписывает и завирает про своё  сиротство. Погоди, Татьяна! Мне за тобой не  угнаться.

-Бабуля, ну зачем ты сказала, что меня зовут Таня. Я хочу быть Козеттой... Он мне поверил и сказал, что у меня самый модный портфель…Бабуль, мне вот сейчас показалось, что  я его давным-давно знаю, а  ещё мне показалось,  я за этого парня замуж выйду.

- Ишь ты, в девять лет  о замужестве. Не рановато ли?

 -Ой. Я совсем забыла. У меня в школьной  форме что- то странное, давай проверим.

- Танечка, это я тебе зашила крестик в твоё  школьное платьице, для прибавления ума и памяти,- сказала бабушка и поцеловала внучку в лоб. Остренький её подбородок попал Таньке в глаз.


I don’t know how to love him
I don’t know how to move him…
Пела Мария Магдалена из магнитофона.
Студенческая компания веселилась от души. Пили немного, но много курили, острили не пошло, но хохотали во всё горло, болтали об искусстве и танцевали при свечах, кто-то целовался в других комнатах, кто-то секретничал в ванной.
 А вот и  педагог по мастерству пришёл со  своим другом. Хозяйка дома побежала их встречать…проходите, Роман Генрихович, Я Таня, обратилась она  ко второму гостю,…а вас…
они стояли в  прихожей и смотрели друг на друга.  Казалось, что всё   смолкло вокруг:

Yet, if he said he loved me,
I’d be lost. I’d frightened.
Пела мелодию Уэббера Мария Магдалена.

Они смотрели друг другу в глаза и не могли оторваться.
Этого бородатого парня она видела и раньше в компании друзей с рюкзаками и байдарками или с горными лыжами, или одного с этюдником.
Он тоже  жил где-то в центре. Но, сейчас, встретившись с ним глазами, она вдруг поняла, что знала его давным-давно, ещё в прошлых жизнях. Теперь они встретились и узнали друг друга. И он узнал её, она видела, как он вдруг побледнел, и как расширились его зрачки. И какие-то невидимые нити протянулись от сердца к сердцу. 

He scares me so,
I want him so
I love him so.
Пела Мария Магдалена, а они всё стояли и смотрели друг другу в глаза.

- Полякова, тебя там  все ждут.  Красавица Мамонтова вышла в прихожую и лукаво посмотрела на гостя. Вы Геннадий? Роман Генрихович  сказал, что вы архитектор и художник, который будет  оформлять наш спектакль.

-Геннадий, - представился парень, обращаясь к Тане.

- Полякова, принеси ещё  бабулечкиных  фирменных помидорок, попросила Мамонтова и убежала в гостиную. Что-то там сказала и все засмеялись.

Танина мама  со своим новым мужем жила отдельно в новом кооперативе. А Таня осталась с бабушкой.  Та любила  внучкиных сокурсников, весёлых, шумных, вечно голодных. И летом на даче она заготавливали соленья на весь Танин курс. А сейчас бабуля уехала на праздники к сыну в Ленинград, а Таня осталась за хозяйку.

-Ой, сейчас,- опомнилась Таня и пошла в кладовку. Гена вызвался ей помочь. В кладовке на стеллажах стояли банки с соленьями, вареньями. А на гвозде висел старый рыжий портфель, набитый Таниными грамотами ещё с пионерского детства: за бег на стометровку и за прыжки в длину.
Гена посмотрел на портфель, какое-то воспоминание чиркнулось в памяти…А… такой же портфель, его знакомый предприимчивый Минков  сдавал приятелям за рубль  в аренду, лет этак десять назад.  И Таня не вспомнила, что они встречались с Геной  в этой жизни. 
Но они точно знали, что знают друг друга  давным-давно, ибо оба чувствовали, как невидимые нити обволакивают их и связывают друг с другом.

God, thy will is hard,
But you hold every card…
Страдал Иисус в Гефсиманском саду.

Гена, думал о том, что прав этот парень из Назарета: все козыри  у Бога.
"Откуда такая  невидимая связь с этой юной странной  девушкой.   И это  совсем не сексуальное влечение, а что- то большее. Я много старше её, мне, как и ему из оперы « Иисус Христос – суперстар» будет тридцать три. А ей ещё и двадцати нет. Откуда такая глубина её и понимание".

-Почему мурашки бегут по позвоночнику, почему перед глазами репродукция  Микельанжеловской «Пиеты». Он не юный атлет и красавец- поэт. Он взрослый. Но почему такой родной,  - думала Таня.

 И было им тесно даже в бабушкиной крупногабаритной  квартире  с четырёхметровыми потолками. Хотелось на воздух, где небо.

И они потихоньку убежали от  развесёлой компании.
Они шли по набережной и говорили о  Уэббере и  Моцарте и Бахе, Бодлере и Верлене, об импрессионистах и Веласкесе. Но это был лишь сор словесный. О главном они молчали. Не нужны слова, когда невидимые нити их связали. А с неба робко сыпал первый снег. И нитями  соединял их с небом.

"Осень наступила.
Холода, холода.
Что-то спину заломило
Там, где было два крыла".
Вдруг придумалось Гене.

И Таня чувствовала, как из худеньких лопаток её вырастают  прекрасные, сильные крылья.
Так и шли они по набережной, два крылатых ангела. Ибо кто влюблён, больше чем  просто человек.