9, 14 Решительный, но не последний

Луцор Верас
     «Это есть наш последний и решительный бой …» – поётся в пролетарском гимне. Здесь всё предельно ясно и точно, ибо в действительности пролетарская революция была решительной и, вероятно, последней. У меня тоже иногда бывают «решительные», но не последние, ибо я сломя голову не бросаюсь в драку с противником. Надо предварительно всё тщательно продумать и взвесить все «за» и «против».
     На камвольной фабрике не осталось ни одной банды, кроме той, которая действовала под двойным прикрытием администрации фабрики и вневедомственной охраны. Надо было ликвидировать и эту банду. В данном случае рядовые исполнители меня не интересовали, ибо они даже не подозревали о том, что они на кого-то «работают».
     Декабрь 1978 года – на крыльях Времени приближается праздник Нового Года. В преддверии каждого праздника хищники активизируются – количество, и качество преступлений резко возрастает, ибо в праздничные дни расход денег у людей сильно увеличивается, а у хищников на порядок выше. В декабре я резко активизировал работу добровольной группы БХСС, совершая рейды за рейдами. За две недели до Нового Года и две недели после праздничных дней я рейды не совершал, позволив нашим ребятам отдохнуть. В данном случае моё решение было правильным, так как в конце каждого года по всей стране в правоохранительных органах проводилась районная и городская проверка деятельности, а с первых дней наступившего года начиналась областная ревизия тех же органов, которая плавно переходила в республиканскую ревизию. Во времена этих ревизий вооружённые и переодетые в гражданскую одежду оперативники патрулировали улицы, прилегающие к предприятиям, на которых хранились или же производились товары, за которыми охотились расхитители соц. собственности. А в связи с тем, что оперативники прикомандировывались из других районов и областей, то они могли арестовывать и работников милиции, позарившихся на чужую собственность. Банды преступников, как правило, действуют под прикрытием офицеров правоохранительных органов, поэтому они знали об этих ревизиях, и в такой период времени криминальных действий не совершали.
     В руководстве добровольной организацией БХСС я не был подчинён милиции, так как я был, всего лишь, внештатным сотрудником. Не подчинён я был и руководству фабрики, так как – не коммунист. Учитывая мою независимость от тех, кто делает «крышу» бандам расхитителей, я могу эти банды громить, прикрываясь правительственной наградой, а это щит довольно прочный. Наша группа разгромила все банды расхитителей на фабрике, но осталась самая мощная, и тщательно замаскированная. Пришло время и её ликвидировать. Я совершенно ничего не знал об этой банде, но анализ мелких событий говорил о её существовании. Как можно ликвидировать банду, если ничего о ней не известно? Только анализом статистических данных. Я внимательно изучил графики работ рабочих смен на фабрике и графики дежурств караулов вневедомственной охраны. Я выбрал «окна» во времени, так как я знал, под «крышей» какого караула вневедомственной охраны действует банда. Я решил перекрыть все «окна» на протяжении двух месяцев, посадив банду на «голодный паёк». Надо сделать так, чтоб бандиты поверили в то, что мои люди сильно устали в слишком частых и безрезультатных дежурствах, и что мы в действительности ушли на отдых. Надо оставить им только одно «окно» и внезапно «накрыть» их. Я вызвал к себе Наташу Гудым и Наташу Срибную:
     – Через два месяца, в десять часов вечера, … марта, вы должны прийти на опорный пункт ДНД на посёлке Текстильщик и там ждать меня. Об этом никто не должен знать, а вы никогда в разговоре, где бы то ни было, не вспоминать об этом. Вы должны всегда помнить о том, что я сейчас вам сказал, и порознь скрыто явиться в назначенное время на опорный пункт. Ясно? И ещё. С сегодняшнего дня и до встречи на опорном пункте вы со мной не общаетесь и не общаетесь ни с кем из нашей группы. Вы должны затихнуть так, чтоб о вас преступники забыли и прекратили за вами слежку. Пусть они думают, что вы больше не являетесь членами нашей группы.
     После этого я приступил к «работе». Я стал проводить рейды чаще, чем обычно. Естественно, что в нашей группе было полно шпионов и рейды для бандитов не являлись секретом. Предварительно, перед каждым «окном», которым могли воспользоваться преступники, я делал заседание штаба. На совещании я называл тех, на кого охочусь, и рассматривал варианты возможных мест на территории фабрики, через которые преступники должны были работать. С каждым таким заседанием число участников совещания неумолимо сокращалось, так как утечка информации из заседаний штаба дала мне возможность выявить даже самых умных шпионов.
     Приближался назначенный мною день. У противника появилась уверенность в том, что я работаю вслепую. Это уже хорошо. Три последних дня я ежедневно делал ночные рейды. Ребята основательно «выдохлись». «Всё, теперь отдыхаем» – объявил я ребятам. 
На следующий день, по окончании утренней смены, я отправился через проходную фабрики. На проходной меня остановила начальник караула, Желябина:
     – Володя, ты охотишься на меня? Неужели я попала в разряд расхитителей?
     – Я обязан контролировать всех, и Вас в том числе. Это не значит, что я охочусь за Вами. Если у Вас совесть чиста, работайте спокойно, – ответил я ей и отправился на трамвайную остановку.
     Теперь я точно знал, кто информировал Желябину. Моих людей почти всех купили! Интересно, сколько платят шпионам? Я шёл с рабочими к трамвайной остановке и услышал возле себя очень тихо сказанные слова: «В одиннадцать». Есть! Мой тайный информатор сумел мне незаметно передать время сегодняшней «работы» банды и подтвердил то, что я до сих пор не сделал ни одной незапланированной мною ошибки.
     Основательно отдохнув, я в десять часов вечера приехал на опорный пункт. Здесь меня уже ожидали обе Наташи. В суматохе последних дней я настолько заработался, что даже позабыл о том, что я два месяца назад назначил на сегодняшний день встречу обеим Наташам.
     – Вы, почему здесь? – удивлённо спросил я у них.
     – Ты же назначил нам здесь встречу на сегодня, – ответила Наташа Гудым, а мне стало стыдно за свою забывчивость.
     – Миша, – обратился я к капитану милиции, Полякову, – пойдём с нами на фабрику.
     – Зачем?
     – Пойдём, увидишь драму.
     Пешком, скрыто от посторонних глаз, мы дошли до фабрики и спрятались в лесопосадке. Закончилась вторая смена и рабочие разъехались по домам. Вокруг всё затихло – 23 ч. 10 мин. Из фабрики вышла начальник караула с группой охранников и с собаками. Они стали медленно обходить вокруг фабрики, проверяя не столько посты охраны, сколько в попытке выявить мою засаду. Мы были на приличном расстоянии и собаки нас не учуяли. С собаками посты никогда не проверяли, и в этом не было необходимости. Это ещё одно подтверждение того, что готовится крупное хищение. Обойдя фабрику с собаками и убедившись в том, что нигде засады нет, Желябина зашла в караульное помещение. Через пять минут во дворе фабрики начали лаять собаки.
     – Так, Миша, собаки нам сообщают о том, что ворюги начали работать. Собаки хоть двуногие, хоть четырёхлапые, работают, как на «своих», так и на «чужих». На то они и собаки. Здесь Желябина сделала непростительную ошибку. Подождём ещё немного. Груза будет много, поэтому надо подождать, чтоб не спугнуть бандитов.
     – Они же работают на противоположной от нас стороне фабрики, а мы стоим здесь и не двигаемся. Пряжу они увезут спокойно, так как мы не сможем им помешать.
     – От забора фабрики возле женского общежития ХБК есть только три дороги. Одна дорога идёт через плотину пруда мимо лесного массива и мимо общежития, где живут вьетнамцы. Ночью вьетнамцев охраняет отряд милиционеров, поэтому везти ворованную пряжу этой дорогой опасно. Везти пряжу между фабрикой и ХБК тоже опасно, так как здесь их может задержать группа БХСС из ХБК. Остаётся только одна дорога, самая короткая и самая безопасная, а мы возле этой дороги и стоим. Нам остаётся только ждать.
     Недалеко от нас в улицу посёлка Раковка заехало такси. Через пять минут такси выехало из улицы, а ещё через десять минут такси вернулось и снова заехало в улицу.
     – Ну что, будем брать такси? – спросил капитан.
     – Нет, пусть везёт пряжу спокойно. Третий раз приедет, тогда и возьмём.
     – А если третьего раза не будет?
     – Будет. У них два месяца не было дохода, поэтому хищники будут наверстывать упущенное.
     Такси третий раз заехало в улицу посёлка Раковка.
     – Так, Миша, теперь пойдём брать бандитов.
     Мы вышли из лесопосадки, перешли трамвайный путь и спрятались за высоким дощатым забором на углу улицы.
     – Миша, когда машина на улице появится, я в последний момент выскочу и своим телом перегорожу ей дорогу, рукой приказывая таксисту остановиться. Он попытается меня сбить. Ты с девушками выйдешь из-за угла тогда, когда от меня до машины останется десять метров. Увидев тебя в милицейской форме и девушек, как свидетелей, он вынужден будет остановиться. Он постарается уйти задним ходом, поэтому ты сразу же должен занять позицию сзади машины. Девушки должны стать впереди машины, а я подойду к водителю.
     Только я закончил говорить, как показалась машина. Я вышел и перегородил дорогу, приказывая рукой водителю остановиться. Улица была узкая, и объехать меня у водителя не было возможности. Водитель такси останавливаться не собирался, но из-за угла забора вовремя вышел капитан Поляков с девушками. Резко затормозив, такси остановилось. Кроме водителя в такси сидела молодая женщина.
     – Что ты здесь делаешь? Кого в машине везёшь? – спросил я у водителя.
     – Хорька своего везу, – ответил водитель.
     – Что у тебя в багажнике?
     – В багажнике пряжа.
     Удивительная откровенность со стороны водителя такси. А что ему оставалось делать? – он прекрасно знает о том, что его остановили работники милиции, поэтому машина будет проверена, а ложь опровергнута.
     – Открой багажник.
     Водитель вышел из машины и открыл багажник. Багажник был битком набит пряжей.
     – В машину, – дал я команду девушкам и Мише.
     Две Наташи, Миша и я едва втиснулись в зимней одежде на заднее сидение «Волги».
     – В Кировское районное отделение милиции, – приказал я водителю.
     Мы проехали метров тридцать. Молодая женщина повернулась ко мне и сказала:
     – Володя, прости.
     – Даю ровно две минуты. За это время ты должна ответить на мои вопросы. Если ты ответишь на вопросы правильно, ничего не скрывая, то ты срок не получишь. Ты уже слышала обо мне. Я хозяин своего слова. Итак, куда и по какому адресу вы отвезли первые две машины пряжи? С кем ты «работала»? Время пошло!
     Женщина немного помолчала, а затем снова произнесла:
     – Володя, прошу тебя, прости.
     – Ты не у меня похитила пряжу, а я не Иисус Христос, чтоб прощать. В твоём распоряжении осталось полминуты.
     Заговорил водитель:
     – Вера, послушай его, иначе будет беда.
     – Хорошо, сейчас будет перекрёсток. Поверните вправо и вы «их» сейчас увидите, – решилась женщина на сотрудничество.
     Мы как раз подъехали к повороту на Текстильщик. Такси повернуло вправо и мы в свете фар увидели идущих нам навстречу четырёх женщин. Они ушли от фабрики прямой дорогой через плотину. Женщины весело переговаривались, вероятно, радуясь тому, что сегодня они за десять минут заработали больше, нежели заработали бы за полгода тяжкого труда.
     – Вот они, – сказала Вера.
     Сзади женщин показался автобус опорного пункта ХБК. Он осветил нас своими фарами.
     – Пригнись! – крикнул капитан Поляков.
     Мы пригнулись для того, чтоб нас не увидели женщины.
     – Поморгай фарами, попроси водителя автобуса остановиться, – приказал водителю такси капитан.
     Таксист поморгал светом фар – автобус остановился. Из автобуса выскочил и подбежал к нам Александр Гуменюк.
     – Задержи идущих женщин, посади их в автобус и отвези на опорный пункт, – приказал Гуменюку капитан.
     Гуменюк остановил женщин и усадил их в автобус. Женщины нас не видели, поэтому они безропотно подчинились. Когда я с Мишей и с девушками зашёл в опорный пункт ХБК, одна из женщин, увидев меня, догадалась, почему женщин задержали, поэтому она сказала мне с улыбкой на лице:
     – А у нас ничего нет, – и картинно развела в стороны руки.
     В её голосе чувствовалось издевательство. Конечно, они ещё не знали, что Вера с пряжей задержана. Попытки что-либо выяснить у женщин ни к чему не привели. Две молоденькие девушки плакали, а две женщины постарше откровенно смеялись.
     – У тех, которые плачут, есть надежда на спасение, а у вас, смеющиеся феи, время для слёз наступит позднее, и плакать вам придётся довольно долго, – сказал я женщинам.
     В комнату заглянул водитель такси:
     – Володя, выйди на минутку, - в коридоре водитель мне сказал: - Вера решила помочь следствию. Она вам покажет, куда ушли с пряжей две другие машины.
     – Отлично! Где капитан с Гуменюком?
     – Я сейчас пришлю их к тебе.
     Пришёл капитан Поляков с Гуменюком.
     – Миша, сейчас ты с Александром поедешь по квартирам и домам изымать похищенную пряжу. Можете обижаться на меня за откровенность, но я обязан сообщить вам некоторые вещи об этих подругах. Этих женщин полгода назад задержал с пряжей лейтенант Н…. Девки от него откупились, а через два дня выдали его с головой. Сами они стали героями, а лейтенант опозорен. Вы об этом случае, вероятно, слышали. Я же вас предупредил для того, чтоб вы не вляпались в дерьмо.
     – Хорошо, что предупредил, – сказал Гуменюк.
     Поляков с Гуменюком уехали, забрав с собой и Веру, а я с Наташей Гудым и с Наташей Срибной остался на опорном пункте милиции с задержанными женщинами. Женщины до сих пор не знали о том, что уже идут аресты, поэтому вели себя дерзко. Перед утром приехал Миша с Гуменюком.
     – Смотри, какая красивая дама, – сказал Миша, подавая мне фотографию.
     На фото была Головешкина. На обратной стороне фотографии была надпись: «На память менту, Мише Полякову, от воровки».
     – Вон как! За какие заслуги?
     – Вера нас предупредила о том, что у Головешкиной есть оружие. Мы с Сашей спрятались, а водителя послали к дому, якобы для выяснения какого-то вопроса. Когда Головешкина открыла водителю дверь, мы с Сашей вломились в дом. Муж Головешкиной, горячий и решительный кавказец, бросился к кинжалу, висевшему на стене, но, угрожая пистолетом, я его остановил. Головешкина была в одних трусиках, без лифчика. Головешкина нам предложила: «Каждому из вас по «Жигулям», и до утра вы со мною делаете всё, что вам вздумается». Я у неё спросил: «А как же муж?». «А что муж? Что дороже, супружеская верность, или свобода? Жизнь – есть жизнь. Муж это прекрасно понимает, и будет вести себя прилично». Хорошо, что ты нас предупредил. «Жигули» и красавица женщина – слишком великий соблазн. Мы уже многих отправили в районный отдел. Сейчас в райотделе идут допросы и продолжаются аресты. Оказывается, группа расхитителей была довольно многочисленной.
     – Соблазн, говоришь? Заведующая магазином попалась по крупному делу. Дело вёл старший следователь прокуратуры Архипов. Женщина вечером принесла ему в кабинет бутылку коньяка, две с половиной тысячи рублей и до утра ублажала Архипова. А утром она пришла домой и со своим мужем написала письмо прокурору области. Архипов получил семь лет строгого режима, а женщина полную свободу. Вот тебе и соблазн! Миша, прошу тебя,  бери это дело на себя и оформляй его как дело, которое разрабатывал ты, и руководил им ты. Но, если на тебя начнут давить и требовать дело закрыть, тогда всё вали на меня. Скажешь, что я тебя пригласил на дежурство, не посвящая в суть дела. Я же постараюсь сделать так, чтоб дело не было закрыто. Хорошо?
     – Согласен, договорились.
     Надо было провести предварительные допросы. Надеяться на то, что женщины постарше дадут показания, не приходилось. В мои обязанности не входило делать допросы, но я это делал намеренно, дабы в милиции и в прокуратуре расхитители не смогли потом откупиться и изменить показания в свою пользу. Допросы я делал по горячим следам, в тот момент, когда расхитители были в шоковом состоянии и не могли между собой договориться о даче ложных показаний. Допросы я делал перекрёстными, таким образом, чтоб любая ложь тут же прояснялась. Допросы я протоколировал, а протоколы делал в пяти экземплярах. Один экземпляр протокола я отдавал в милицию, один оставлял у себя для контроля расследования, а остальные экземпляры отдавал в общественные организации фабрики, тоже для контроля.
     Вызвали в отдельную комнату самую молодую девушку. Она смотрела мне в глаза неотрывно, как околдованная. Гуменюк поднёс ей к носу свой огромный кулак:
     – Рассказывай всё по порядку. Будешь говорить?
     Девушка не отреагировала на его кулак и даже не повернула в его сторону голову, но произнесла.
     – Я только с ним буду разговаривать, - девушка кивнула в мою сторону головой.               
     Поляков и Гуменюк удивлённо на меня посмотрели, но вышли из комнаты.
     – Как тебя зовут, - спросил я девушку.
     – Марина.
     – Ты совершеннолетняя?
     – Ещё нет.
     – Ты знаешь, что с тобой будет, если ты попадёшь в лагерь?
     – Слышала от тех, которые там побывали.
     – Ты знаешь о том, что я помогаю избежать наказания тем, кто помогает мне в расследовании дела?
     – Я слышала об этом от людей, поэтому я и решила говорить только с тобою.
     – Хорошо. Постарайся успокоиться, поверив мне, что ты получишь условное наказание, и рассказывай всё до мелочей. Кажущаяся тебе мелочь и решит твою судьбу. Меня интересует, и будет интересовать председателя суда то, как ты узнала о предстоящем хищении, кто тебе рассказал это и кто тебе предложил принять участие в хищении. Для тебя это самое главное. Запомни это и постарайся мне поверить. Ты говори мне только правду. Если ты начнёшь говорить неправду, тогда я тебя остановлю. Два раза я тебя остановлю, но если ты соврёшь мне в третий раз, тогда я тебя больше поправлять не буду, и гарантировать тебе свободу я уже не смогу.
     Марина начала мне рассказывать. Я два раза её остановил. Когда она собиралась мне в третий раз соврать, я приподнял вверх руку. Марина, увидев поднятый вверх мой палец, спохватилась:
     – Володя, извини, теперь я постараюсь говорить только правду. Я боюсь, что из-за правдивых показаний большой срок получит Таня.
     – Тебе решать, что лучше. Таня получит большой срок, а ты будешь на свободе, или Таня получит срок меньший, но в таком случае ты тоже окажешься в лагере. Тебе Таня рассказала о предстоящем хищении и предложила принять в нём участие?
     – Да. Таня Мороз посвятила меня в тайну предстоящего хищения пряжи и предложила мне заработать большие деньги.
     – Что было потом?
     – Потом мы с Таней подошли к работнице охраны. Охранница записала нас в список, потому что она должна была знать, сколько человек будет участвовать в хищении, и кто именно. Это было в рабочее время. В следующее дежурство этого караула мы с Таней должны были отдать охраннице по 700 рублей.
     – Сколько вас было человек?
     – Человек пятнадцать.
     «Ни хрена себе! В общей сложности охранница получила бы больше 10 тысяч рублей» – подумал я. Вероятно, деньги предназначались для какого-то начальника из УВД города. Ещё бы – я уже два месяца держал закрытым этот канал дохода.
     – Вас выпускала во двор фабрики одна охранница?
     – Одна охранница стояла в цехе и наблюдала за тем, чтоб никто из посторонних не увидел наших действий, а вторая охранница отомкнула восточные ворота и выпустила нас во двор фабрики. Третья охранница стояла «на стрёме» во дворе фабрики. Мы спокойно вынесли пряжу во двор фабрики. Затем донесли пряжу до забора к тому месту, которое находится возле общежития ХБК. Пряжу перебросили через забор и перелезли через забор сами, а там погрузили всё в такси.
     – Теперь слушай меня, запоминай и обязательно выполни всё, что я скажу. То, что ты мне сейчас рассказала, ты должна будешь слово в слово писать и говорить на допросах. Прежде чем подписывать свои показания, тщательно проверяй точность записи следователем твоих показаний. Не подписывай документ, если в нём есть хотя бы маленькая неточность. Следователи умеют, незначительно изменив запись показания, или поставив не там где нужно запятую, значительно изменить срок наказания преступникам. Преступники откупятся, потому что у них денег много, ибо хищениями они занимались регулярно, а у тебя денег нет. От тебя зависит, на какой срок будут осуждены преступники, поэтому следователи будут давить на тебя. Следователи будут уговаривать тебя изменить показания. Не поддавайся ни на какие уговоры. Любые изменения приведут тебя к лишению свободы. Особо опасны для преступников, не инспекторы милиции на предварительном следствии, а следователи прокуратуры. Сначала следствие проведут инспекторы милиции. Затем дело будет передано в прокуратуру, где показания будут изменяться по сценарию партийных органов и представителей городского управления милиции, ибо в вашей банде оказалось иного работников милиции. Имей в виду, следователям ты можешь не всё говорить, ибо ты наименее виновата в этой группе, но на судебном заседании ты обязана говорить абсолютно всё. Суд должен решить твою судьбу. Ты несовершеннолетняя и тебя втянули в это дело. В этом заключается степень наказания преступников и твоя свобода.
     В шесть часов утра мы повезли задержанных женщин в райотдел милиции. В райотделе полным-полно арестованных женщин по нашему делу. Увидев в райотделе арестованных подруг, женщины, которые всю ночь веселились в моём присутствии, начали плакать.
     – Ну вот, я же говорил вам о том, что тот, кто смеётся, будет плакать, а тот, кто плачет, успокоится, а вы мне не верили, - сказал я самоуверенным женщинам.
     В коридоре я увидел Лисовскую.
     – Привет, подруга! Как я рад тебя здесь видеть!
     – А у меня ничего нет! - с весёлой улыбкой ответила Лисовская.
     – Ты на фабрике всем говорила, что я тебя не поймаю. Теперь ты сидишь здесь, а похищенную тобою пряжу найдут сегодня же. В этом я тебя уверяю.
     Лисовская отказывалась давать показания, а показания подруг отвергала как клевету:
     – Нет вещественных доказательств, которые бы подтвердили показания подруг, поэтому я невиновная, - говорила инспектору Лисовская.
     В районном отделе БХСС, возглавляемым капитаном милиции, Владимиром Николаевичем Бойко, работали отличные сотрудники: Лось Николай Владимирович, Смирнов Валерий, Чупахин Валентин и Ларичев Валерий. Ларичев Валерий и Чупахин Валентин учились прежде на экономическом факультете университета и были рекомендованы для работы в органах милиции.
     Ни Лисовская, ни её муж не признавались, что у них есть похищенная пряжа, а обыск в доме Лисовской ничего не дал. Во время допроса Лисовской в кабинет Николая Лося заглянул работник милиции и сделал провокационное заявление.
     – У Лисовских нашли пряжу!
     Теперь Лисовской ничего не оставалось делать, как писать признание и оформлять «явку с повинной». Лисовская писала признание, но не успела указать, где спрятана похищенная пряжа, ибо в это время в кабинет зашёл Ларичев Валерий. Этот инспектор был новичком в милицейской работе. Из-за неопытности в милицейской работе Ларичев сделал непростительную ошибку. Ларичев сказал:
     – У Лисовских мы ничего не нашли, и муж её не признаётся.
     Услышав такое сообщение, Лисовская прекратила писать признание и попыталась его порвать. Николай Лось и Ларичев не смогли отобрать у Лисовской бумагу, но не дали ей и порвать её. Лисовская спрятала бумагу у себя на груди. Надо было каким-то образом изъять у Лисовской бумагу с признанием. Оставив в кабинете Ларичева и Лисовскую, Николай Лось пошёл в камеру предварительного заключения и сказал одной проститутке:
     – Если сумеешь забрать у одной задержанной женщины бумагу, которую та спрятала у себя на груди, тогда тебя немедленно отпустят на свободу.
     – Даёшь слово? - спросила проститутка.
     – Даю слово, - ответил Николай Лось.
     – Веди меня к этой женщине, - сказала проститутка.
     Николай Лось привёл проститутку в свой кабинет как задержанную за мелкую спекуляцию и приказал ей писать признание. Проститутка села писать «признание», Ларичев «ушёл по своим делам», а Николая Лося через минуту «срочно вызвали» к начальнику райотдела. Николай приказал женщинам сидеть тихо и вышел из кабинета. Ларичев и Лось притаились у двери, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из кабинета. Женщины разговаривали, выясняя друг у друга причины, по которым они оказались в одном кабинете. Затем послышался шум борьбы, а через мгновение проститутка выскочила из кабинета с бумагой в руке:
     – На, получи свою бумагу. Теперь я свободна?
     – Свободна.
     – Приятно было с тобой познакомиться. До скорой встречи! - сказала Николаю женщина и засмеялась.
     Проститутка отправилась на свободу, а Ларичев поехал к мужу Лисовской. В своём признании Лисовская успела написать «у меня дома есть пряжа». На этом признание оборвалось, но и этого было достаточно. Ларичев, перегнув бумагу, показал мужу Лисовской эти слова.
     – Почерк своей жены узнаёшь? Твоя жена призналась. Теперь ты пойдёшь под суд как соучастник и получишь приличный срок за противодействие следствию. Покажешь, где пряжа? Или будешь усугублять свою судьбу?
     Муж Лисовской был вынужден показать место, где хранилась пряжа. В огороде из колодца водопроводной системы было изъято два мешка пряжи. Два мешка пряжи – это около трёх тысяч рублей!
     В восемь часов утра я с Владимиром Николаевичем Бойко поехал на фабрику. Мы арестовали весь караул охраны. Никто из офицеров Кировского райотдела милиции сегодня не поехал по своим участкам – они были заняты допросами. В пять часов пополудни в райотдел приехал из УВД города Донецка подполковник милиции Пимонов и потребовал закрыть дело. Теперь уже понятно, кто имел доход от расхитителей. Если бы Пимонов не потребовал закрыть дело, тогда все лавры за проведённую операцию достались бы капитану Полякову. Подполковнику Пимонову ответили:
     – Нам Вы можете приказать, а ему прикажете? - и показали на меня.
     Так, мне не прикажешь, потому что я не штатный сотрудник милиции и не коммунист.
     На фабрике я попросил общественные организации взять это дело под свой контроль. Народный контроль и группы рабочих стали писать письма в Москву, благодаря чему это дело удалось довести до суда.
     Марина была признана невиновной. Вера получила год условного осуждения и осталась работать на фабрике. Начальника караула, Желябину спасли – она под суд не попала. Желябиной доверили охранять другое предприятие. На место Желябиной начальником караула на нашу фабрику Пимонов прислал свою лучшую подругу, которая до этого охраняла кондитерскую фабрику – святое дело хищений не умерло, а приняло более осторожную форму.
     Если бы эта операция была совершена до получения мною награды, тогда о награде не могло бы быть и речи. Теперь уже началась охота на меня, руководимая лицами из УВД. Устранить меня им было бы не трудно, но у меня был высокой покровитель. Вероятно, о моём покровителе знали те, которые со мной воевали. Мой покровитель для меня оставался загадкой, так как я не знал, и не догадывался, кто же «Он»?!