Серега.
Сосед мой Серега Колтаков - веселый находчивый мужик, подрабатывал где и когда мог. Этого требовала его алчная и неистово глупая жена Галя. Каждое утро, через стенку квартиры было слышно, как она яростно и ненасытно требовала с него денег, чем возмущала даже не менее глупых и жадных дам нашей «вороньей слободки». Серега, затертый до предпоследней стадии жизни, сохранил еще черты былой мужской привлекательности. Высокий, стройный, сухощавый, он всегда был общителен, весел и часто, слегка пьян. Время от времени он развлекал, приводя в изумление своими поступками, жильцов нашего старого двухэтажного дома, а иногда и весь квартал, с привлечением участкового и неспешных патрульных «бобонов», которые казалось с немалым удивлением, хлопали дверками в нашем дворе.
Как-то, в разгар январских холодов, Серега умыкнул с соседнего заводика ведерко кокса. К вечеру, когда мороз стал особенно крепко хватать за нос, а на оконных стеклах стремительно нарастал слой волнистого гладкого льда, он высыпал этот кокс в свою печку. К его изумлению, чугунная плита быстро раскалилась до красна, потом побелела, и просев, рухнула внутрь печки, увлекая за собой чайник и стоящую тут же кастрюльку с супом. Печная дверка размякла и выдулась наружу белым, оплывающим пузырем…
Печь заливали всем вторым этажом, передавая друг другу разнокалиберные ведра с ледяной плещущей водой. Дым, пар заполнил все квартиру, коридор - через настежь открытые двери. Второпях залили квартиру снизу, и огромные шляпы размякшей глины с кусками известки, засыпали комнату живущей снизу Аннушки, копию той самой - булгаковской, пролившей когда-то масло. Открыли окна. Дым и пар, смешиваясь с ругательствами и теплом, густыми клубами вываливались на улицу.
В ту ночь, в залитой и замороженной Серегиной квартире, ночевать было невозможно.
Следующий, похожий случай, произошел летом.
Непрерывно страдая от острого желания выпить или опохмелиться, Серега завел брагу в огромной стеклянной бутыли. Бутыль ему попалась с притертой стеклянной пробкой. В тепле квартиры, как водится, брага забродила. И вот однажды, среди ночи, раздался глухой хлопок, похожий на взрыв, истошный визг Галечки, топот и громкая перебранка с возней. Я выглянул в коридор. По широкому, дощатому пространству, в желтом свете засиженной мухами электрической лампочки, молча катались Галя с Аннушкой, вцепившись друг дружке в волосы. Путаясь в ночнушках, они пытались пнуть друг друга, взлягивая голенастыми, некрасивыми ногами, с бугристыми вздутыми венами, стуча локтями и костистыми задами по полу. На шум повыглядывали почти все жильцы. Постепенно, с первого этажа тоже поднялась публика, с любопытством и недоумением глядя на происходящее. Серега, стоя в дверях и широко, по своему обыкновению улыбаясь, давал советы то Гальке, то Аннушке. Возня с тяжелым сопением неожиданно прекратились. Лохматые, в ссадинах, растрепанные дамы, прекратив борьбу, встали, опираясь друг на друга, переглянулись и молча кинулись драться на Серегу. Будто ожидая этого, он резко шагнул за дверь, выставив ее вперед. Словно пара баранов на весеннем солнечном пригорке, соперницы звонко и дружно треснулись лбами по дощатой филенке, схватились за ушибленные места и враз, горько и дико завыли от боли и обиды.
Удержаться от дичайшего хохота не смог никто!
На утро я зашел к Сереге. Гальки не было. Вся комната была заляпана желто-коричневыми брызгами вперемешку со стеклянными осколками, намертво засевшими в лакированный сервант, потолок, стены и спинку дивана. Восхищаясь, Серега образно показывал, как шла взрывная волна, как подскочила, перепугавшись, Галька. С особой гордостью он представил и царапину на кончике своего носа:
- Вот, торчал нос из-за спинки, и зацепило осколком,- радостно пояснил он!
Весь следующий день Серега весело штукатурил Аннушкину комнату, куда через широкие щели в полу, утекло оставшееся содержимое разорвавшейся бутыли.
Мешок
В то время бушевала холодная война. Страна моя, только что не давая умереть с голоду своим гражданам, содержала полмира - от Кубы до Вьетнама и свои никчемные, ныне отпавшие, среднеазиатские, кавказские и прочие колонии. В нашем городке, простым, не «блатным» гражданам есть, т.е. кушать было почти нечего, и даже гречневая крупа была таким же дефицитным продуктом, как и черная икра.
Серега, уволенный с работы из всех мыслимых мест, неожиданно устроился работать охранником в хлебное место - на высоченный, уныло звенящий в ночи элеватор. Приходя со смены в сдвинутой набекрень вохровской фуражке, он таинственно показывал нам, дворовым пацанам, вытертый чуть не до дыр, старинный револьвер Нагана. Иногда, по ночам с тихим скрипом открывались створки дворовых ворот и бесшумно, с заглушенным мотором, во двор вкатывался ржавый «Запорожец», тормозя у дальней, Серегиной сарайки. Вместо переднего пассажирского сиденья сидел мешок, а то и два – муки, которую Серёга продавал за бесценок. Неведомо когда спавшая Аннушка, не раз покупавшая у него муку, открыв окно, запевала пронзительно-скрипучим голосом:
-Всё воруешь? Посажу тебя, вместе с твоей лахудрой!
Тогда открывалось верхнее, Галькино окошко и начинался очередной ночной концерт с выяснением принадлежности этого почетного звания! Тут, желающие могли узнать всю подноготную обоих семейств. А часто, даже и больше.
Как-то вечером ко мне в комнату постучался Серега.
- Привет, тебе гречки надо? – как всегда, улыбаясь и немного заполошно, выпалил он.
- Привет, надо.
На эту тему, он давно разработал план, который тут же накоротко рассказал мне.
- Завтра в час ночи. Ты с отцом придешь на крайний пост у железнодорожной эстакады. Дежурить буду я. Достанете со склада два мешка гречки, один вам, другой мне. Идет?
- Идет.
В план этот он решил посветить меня из-за собственной телесной хилости. «Запорожец» сломался. Да и мешок в семьдесят килограммов вытащить со склада он бы не смог. Тем более – донести его до дома.
Темная, августовская, еще по - летнему теплая, ночь. Небо, испещренное мириадами звезд, перечеркнутое наискосок Млечным путем, чуть пульсировало далекими заводскими сполохами. Идем с отцом, как багдадские воры в ночи. Ни души. У земли ничего не видно – кромешная тьма. Сторожку определили по тлеющему угольку папиросы. Серегин голос - неожиданно рядом, как удар бича:
- Залазьте в склад через во-он то окно.
Наверное, он показывал куда-то наверх, в темноту.
- Пройдете до конца склада, там сетка под замком. Перелезете через верх. Внутри в мешках - гречка .
Лестницы, конечно, не было. В кромешной темноте, кое-как, на ощупь, залезли на высоту второго этажа, цепляясь за невидимые в темноте, выступы, туда, где в слуховое окно, языком торчал транспортер. По скользящей узкой ленте, рискуя упасть в черную неизвестность, спустились в склад. Где-то вдалеке едва теплилась тусклая лампочка, на мерцающий свет которой мы и стали прокрадываться через горы и горки мешков.
Сетка оказалась неожиданно высокой – не меньше четырёх метров. Зато верх её, не доходил до крыши склада. Я кошкой метнулся внутрь этой странной загородки, с трудом перевалил тяжеленные кули наружу. Взвалив их на себя, мы отправились в обратный путь.
Если туда мы шли на свет, хоть и тусклый, то теперь брели в полнейшую темноту, с немалым грузом и по сильно пересеченной местности. Транспортёр и без того скользкий, теперь еще и катился назад под нашим весом, не давая и шагу сделать. Кое-как, заклинив ролики ногой, выбрались наружу. Неведомым ныне образом, аккуратно спустили мешки вниз, боясь, что они лопнут при падении с высоты .
Серёга стоял на месте, по-прежнему - тлел угольком окурка.
-Всё тихо, можно идти, - только и сказал он.
Мы двинулись, ничего не видя пред собой. Мешок удобно лежал на плече, прилично вдавливая меня в землю и не давая расслабиться ни на секунду, с каждым метром становясь всё тяжелее и тяжелее. Темно, тихо. Неожиданно, я наступил в пустоту и, не ощутив под собой опоры, не успел сбросить с плеча мешок, полетел вниз. Это была эстакада для погрузки вагонов. Мешок, всей своей массой хряснул по мне. Тут-то я понял, как искры летят из глаз! Будто миллиарды бомбочек одновременно рванули в спине! Мешок я удержал. Помогла многолетняя выучка. Недаром отец научил меня легко жонглировать парой двухпудовых гирь. Будь на моём месте кто другой, его сломало бы как спичку! Превозмогая рвущую боль, я еле шел, ничего не видя и не слыша вокруг.
Серёгу же, наверно заела совесть. Он догнал нас уже перед домом. Желая помочь отцу, он молчком схватился за мешок сзади. Отец же, не поняв сразу, в чем дело, повернулся и сбросил ношу с плеча. В темноте попал им на Серёгу, сбил его с ног и придавил мешком. Серёга охнул и тихо заскулил, пытаясь выбраться из под придавившей его массы.
-Серёга, ты? ты чего? Тихо спросил отец.
-Нога, ой, встать не могу - заныл сосед. Медлить было нельзя. Отец, как тряпичную куклу кинул Серегу через плечо, дотащил до скамейки у ворот и бегом вернулся за мешком драгоценной крупы.
После этого ночного приключения, Серёга с месяц прыгал на костылях, заговорщицки подмигивая мне при каждой встрече.
Мешка гречки нам хватило почти на год.
С того времени, минуло без малого, тридцать лет. Давно нет Серёги, погибшего от водки с метанолом. Умерла заполошная Галечка. Страну разграбили и разорвали на части, с обещаниями счастливой жизни. А жить честно, спокойно и, хотя бы в относительном достатке, не выходит у большинства людей и сейчас. Что же с нами происходило тогда и сейчас происходит? Кто виноват? Как же получается, что здоровые, образованные и честные люди вынуждены красть, ибо простым и честным трудом прожить невозможно?
г.Барнаул 2009г.