Эта история реальна и потому я изменю имена чтобы ненароком кого-нибудь не побеспокоить. Этот случай стал для меня настоящим подарком.
Тогда я жил и работал в Средней Азии, на юге Узбекистана. Семья же моя оставалась в Самарканде, в нашей трёхкомнатной квартире в районе Садтепы. В то, благословенное в моих воспоминаниях, советское время я руководил небольшим автономным предприятием, которое работало вахтовым методом, находился вдалеке от вышестоящего начальства и имел после работы достаточно свободного времени. Иногда я просто не знал как его убить, потому как семья моя была далеко, а обстановка среднеазиатской глубинки не подходила зрелым европейским мужчинам для удовлетворения их потребностей, в том числе и в развлечениях.
Рядом же с базой моего предприятием находился санаторий для астматиков, куда со всей страны съезжались больные этим недугом. Этот санаторий базировался рядом с солеразработками, и поэтому славился большой эффективностью в лечении астмы. Это обстоятельство и послужило основой для этой истории.
Мой коллега по цеху Давид также проживал в нашем городе и имел дочь, серьезно страдавшую астмой. Это был щуплый на вид мужчина с удивительно мягкой и доброй улыбкой. Я два раза в месяц по долгу службы бывал в Самарканде, и Давид, решив отправить дочь в санаторий, при встрече попросил меня подвезти её до этого лечебного заведения и оказать всяческое содействие и поддержку во время пребывания там. Дочь его звали Ириной. Это была невысокая, приятная, молодая женщина с тонкой талией и крутыми бедрами. Волнистые темные волосы выдавали долю еврейской крови (её мать, жена Давида была русской). Её болезнь выдавал частый кашель и землистый цвет лица.
Из Самарканда до моего предприятия нам предстоял неблизкий путь на юг в моём служебном УАЗике. В дороге мы немного выпили местного коньяку и разговорились. Ирина оказалась приятным собеседником. С ней было легко и интересно. Из разговора я понял, что у неё есть ребенок, но с мужем что-то не ладится. Возможно, поэтому ей не очень помогали лекарства (она постоянно принимала какие-то таблетки). Уж не знаю почему, но позже, когда мы ближе познакомились, она разоткровенничалась и намекнула мне, что она ни разу в жизни еще не испытала удовлетворения в постели с мужчиной. Я не сразу в это поверил, но глядя на её какую-то девичью наивность, перестал сомневаться.
Она была, как говорят, “папина дочка”. Мне бросилась в глаза теплота их отношений с отцом, какая-то позабытая задушевность. Ещё, как выяснилось, она любила стихи Есенина и поэтов военного времени. А я уже был зрелым мужчиной, старше её на десять лет, и, как мне казалось, понимал женщин. Она мне нравилась. И я, как часто бывает в таких случаях, в тайне рассчитывал на любовную интрижку.
Между тем нужно представить себе провинцию на юге Узбекистана: серые пыльные кишлаки окрест и соответственный местный “контингент” лечащихся в санатории, общаться с которым молодой, столичной европейской девушке было, мягко говоря, не очень приятно. Я прочувствовал это и, выждав неделю, заехал в санаторий проведать Ирину. Как я и думал, с мольбой в глазах и дрожью в голосе, она попросила меня забрать её оттуда. Усмехнувшись про себя, я поставил себе галочку за нужный уровень интуиции и, погладив её по плечу, успокоил. Она посмотрела на меня словно щенок, каким-то теплым, призывным взглядом, и мне действительно стало ужасно жаль оставлять её среди чужих, говорящих на незнакомом ей языке, людей. Я пообещал назавтра забрать её к себе. Благо у меня в жилом коттедже была свободная комната, и, к тому же, директор санатория Салим-ака был моим хорошим приятелем.
Наше предприятие базировалось (на зависть окружающим кишлакам) в отдельно стоящем коттеджном поселке, с бытовыми корпусами и сауной (с отделениями для рабочих и для руководства). Я разместил Ирину в моем коттедже, в соседней комнате расположенной рядом с моей. Она посещала все процедуры в санатории, но обедать и ужинать приходила ко мне, в мою “кают-компанию”. Для нас накрывали в отдельной комнате, и мы, уединившись, в беседах проводили вечера возле телевизора. Наши отношения по мере общения быстро развивались, становились теплее и романтичнее. Стояла чудесная осень, сухая и теплая – погода типичная для октября в Средней Азии. Мы, захватив провизиию и спиртного, нередко ездили на пикники в предгорья или горные урочища в окрестностях нашего кишлака. Она сопровождала меня, когда я бывал приглашен в гости к местным жителям. Там мы, сидя на “курпачах”, пробовали местную кухню, пили водку и зеленый чай. Мы часто смеялись, и нам было очень хорошо вместе. Я иногда ненароком обнимал её, и она отвечала мне тем же, прижимаясь ко мне.
Ирина уже заходила ко мне в комнату пару раз перед сном. Я узнал, что cейчас её настольной книгой был томик стихов Юлии Друниной. Мы говорили о литературе, но возле моего холостяцкого лежбища, при свете ночника, наши беседы принимали особый характер. Я видел, что она томится и ей уже хочется гораздо большего, но не торопил события. В отношениях с такими женщинами как Ирина я научился особенно ценить и наслаждаться их первым робким шагом навстречу, или поступком который они считали предосудительным или ранее запретным. Я чувствовал её деликатность и романтический настрой. Нас влекло друг к другу, и я с удовольствием плыл по течению этой чистой реки...
В очередной вечер, она, в одном халатике, зашла ко мне перед сном. Я уже был в постели и, отбросив одеяло, подвинулся, предлагая ей присесть. Я как бы жестом указал ей - место свободно! И она, явно нервничая, порывистым движением скинув халатик, легла рядом со мной. В ней была заметна какая-то внутренняя борьба с собственной стыдливостью или представлением о грехе. Она глубоко и взволнованно дышала с закрытыми глазами…
В общем, всё случившееся было чудесно, словно в кино…. Она некоторое время была неподвижна, видимо прислушиваясь к себе и оценивая то, что произошло.
- Такая сладость. Никогда раньше ничего подобного…
Мы долго лежали, обнявшись, и я слушал её благодарный шепот. Для неё это было словно открытие чудесного рецепта изменившего все вокру. Осознание мною того, что её жизнь теперь в чём-то переменится и того, что я к этому причастен, принесло мне необъяснимую радость. Словно я участвовал в сотворении маленького чуда!
Назавтра после обеда мы поехали посетить сад в, закрытом после завершения сезона, пионерском лагере, расположенном в предгорьях. На верхних ветках одного из деревьев мы обнаружили несколько сохранившихся, уже засохших плодов хурмы. Я смог достать пару штук этих чудесных, сладких, уже сморщеных фруктов. Мы ели их и целовались. Вкус вяленой хурмы!
Мы фотографировались вместе. Бродя среди почти голых деревьев, я, неожиданно для себя, заметил на лице Ирины румянец и понял, что давно не слышал её кашля! Она явно преобразилась. И я грешным делом подумал: наверно лечение в этом деле сыграло не главную роль! Девочке просто нужна была перемена обстановки, немножко любви и мужской ласки. Я заметил какие взгляды она украдкой бросала на меня, как иногда прижималась ко мне. Её переполняли эмоции. Она кажется немножко влюбилась. Я чувствовал ответственность за неё и решил, что не следует продлевать наши отношения в Самарканде. Мне стало немного грустно.
Вечером мы пошли в сауну. И все было, и мы вместе мылись под душем. Затем долго отдыхали в гостевой комнате, валяясь на диване.
Между тем, курс её лечения через несколько дней подходил к концу, и нам предстояло расстаться. Нежданный “медовый” месяц заканчивался. Я видел, с каким трепетом она относится к каждой из оставшихся интимных встреч, и старался разнообразней устроить их. Как она не упрашивала, склоняя меня к продолжению наших встреч в Самарканде, я ласково, но твердо отказался. А зря! До сих пор легкое беспокойство охватывает меня, когда я вспоминаю об этом времени. Словно я что-то упустил. Таких чистых и романтических девушек я больше не встречал. Вскоре наступила “перестройка”, и наша жизнь закрутилась в новом ритме.
Как я позже узнал, семейная жизнь у неё наладилась, и она родила ещё одного ребенка. Я всегда с теплотой вспоминаю о случившемся в моей жизни втором медовом месяце. Вот так , не задумываясь об этом, я повлиял на жизнь другого человека.
24.07.12. А.И.