Зима, кружится снег, и я не чую под собой ног, я лечу к нему. Нет ни времени, ни пространства, привычные пейзажи превращаются в декорации к какому-то фантастическому фильму. Все неузнаваемо. Но я знаю, что иду к нему. К нему на свидание. Кажется, что это тянется бесконечно – маршрутка, метро, какие-то люди вокруг, я никак не могу сосредоточиться, собраться с мыслями. Через полчаса я увижу его. Не в кабинете, в другой жизни и в другом мире. Настоящем. Невозможно хотеть кого-то столько лет. Пружина сжимается так, что страшно даже допустить мысль о том, что она может разжаться. Мои ноги слабеют, я сама как натянутая струна, к которой лучше не прикасаться, мне кажется, что я разорвусь вдребезги, как стекло. Тоже мне, Снегурочка. Отмороженная, точно. Дожила. Сколько лет ты не целовалась? Клиника. Через полчаса он дотронется до меня, и я умру. Однозначно. Я просто этого не вынесу. Я прячу глаза, потому что они на «полвосьмого» - зрачки как у бешеной кошки. Надо заземляться! Через полчаса земля уйдет у меня из-под ног окончательно. Мне не за что ухватиться, я лечу вниз, в бездну. Он тоже едет ко мне, мы шли друг к другу столько лет, и вот осталось всего полчаса, 25 минут…
Не представляю его без белого халата. А вдруг таинство исчезнет? Может, меня только врачи заводят? Вряд ли;)) Профессия значения не имеет, тут что-то другое!
Моя остановка, без сил вываливаюсь на станцию, скорей бы на улицу, вдохнуть свежего, морозного воздуха. Может, станет легче? Легче? Приближаясь к нему? Легче станет лет через пять круглосуточного тесного общения…. По крайней мере, так сейчас кажется. А на улице не май месяц! Обжигает ледяной ветер, из-за снежного цунами - видимость полметра… Только бы мы не потерялись! Кто-то хлопает меня по плечу, какое счастье, что не лето, если бы на мне было легкое платье…Я бы уже умерла, мой писец стоит на страже моего психического здоровья. Оборачиваюсь и вижу его смеющееся, мокрое от таящего снега лицо. Никакого официоза!
- Привет!
- Привет!
- Замерзла?
- Не успела!
- Куда пойдем?
Ужас какой, я-то думала, что в его прекрасном замке уже разожжен камин, и нас ждут свечи, чья-то шкура на полу и легкий ужин с красным вином, а потом….
Ненавижу, когда мужчины отдают мне инициативу. Почему я все время должна что-то придумывать? Меня надо брать и вести или везти – все равно, куда. Он смеется, неужели все это время он носил маску, боялся открыть свое настоящее лицо? То есть, чувствовал, что мы давно родные люди, только никак не можем вернуться друг к другу? Будто прожили полвека в прошлой жизни вместе, а в этой ведем себя как дети в песочнице.
Зеленые глаза родные-родные, я их помню откуда-то, я их часто видела… Почти бегом несемся к машине, словно и правда сбежали из песочницы и от родителей, хлопает дверца, и вот мы в гробовой тишине, снег стучится снаружи, а здесь тепло, и я опять замираю и опускаю глаза, он совсем рядом, мы одни, но между нами коробка передач и мы не можем стать ближе. И вообще по сценарию сначала ужин, разговоры, все такое. А мне хочется броситься к нему на шею, прижаться всем телом, уткнуться в плечо и пореветь немножко. Я вся извелась, он так измучил меня. Вместо этого я изображаю светскую даму и даже пытаюсь приветливо улыбаться. Он говорит что-то про какой-то ресторан – слава Богу, без меня определился! Я слышу его смутно, как в танке. Неужели ему придется бороться с такой броней?
Не помню, как доехали, я так и не смогла согреться, внутренняя дрожь сотрясала меня до атомов. При этом я поддерживала беседу, даже улыбалась, делала вид, что для меня наша встреча почти ничего не значит. Я каждый день езжу по ресторанам с врачами.
Падаем за уютный столик, слава богу, в стороне ото всех, не надо будет еще и перед зрителями ломать комедию. Ненавижу. Я готова быть естественной, но не в первый же раз! Я его совсем не знаю, а что, если я все себе навыдумывала и влюбилась в какой-то призрак, а он совсем другой? Он снимает с меня шубу, нечаянно (ЛИ?) касаясь моего плеча. Мне почему-то жутко нравится, когда он стоит за моей спиной совсем близко, и я чувствую его дыхание. И не знаю, где его руки, вдруг они обнимают меня за талию, я вздрагиваю – это лишь видение, кажется, начались настоящие галлюцинации, уже не слуховые, а зрительные. Плохо дело.
Боже! А ведь мне предстоит еще и есть! У меня большие сомнения, потому что я всегда худела, когда влюблялась – питалась эмоциями. Есть, когда рядом вожделенный предмет моей страсти – это извращение.
- Что ты будешь? Он говорит со мной, как с ребенком. Пожалуй, я скоро начну капризничать… Но пока держусь.
- Салат…Теплый тайский салат.
Это спасение! Над ним можно просидеть весь вечер, сколько бы раз я не подносила вилку к губам, его количество практически не меняется. Мне еще ни разу в жизни не удалось его прикончить! Правда, отдавая недоеденную тарелку официанту, я всегда испытываю чувство неловкости, словно он – моя мамочка, которая это приготовила и будет меня ругать.
Он что-то рассказывает о своей учебе в мединституте, кажется, даже что-то смешное, потому что я постоянно хихикаю, но реально мне не до смеха. Я словно раздвоилась, одна я сидит и ест, участвует в беседе, она расслаблена, уверена в себе и вообще наслаждается жизнью, а вторая – сжалась в комок и мечтает оказаться дома под одеялом, и чтобы вообще все это поскорее закончилось. Но если следовать ее желаниям, я бы так всю жизнь под этим одеялом и просидела, поэтому иногда стоит выпускать эту активную и бесстрашную Олли, без нее можно совсем затухнуть.
Олли не писаная красавица, она симпотная, как говорили в детстве, не похожа ни на кого, зеленые глаза светятся умом и приковывают взгляды, она – настоящая гетера, мужчины от нее цепенеют и готовы на все. Она может поддержать любой разговор – будь то анекдоты с легким матом или беседы о высоком. Она - королева любого бала, достаточно одного ее взгляда, чтобы мужчины побросали своих дам, и были у ее ног. Ее невозможно поставить в глупое положение, ее язвительных насмешек боялся весь курс журфака. Секс-символ поколения. Ее шутки и экспромты стали легендами. Ее хотели все. Никто бы не отказался – и она это знала, поэтому была далека и неприступна, и никто не мог похвастаться, что хотя бы целовался с ней. Ведь гетеры отдаются только тем, кого сами хотят. А она хотела тех, кто ее не хотел. Всегда. Видимо, так безопаснее.
Если бы не Олли, не представляю, что бы я там делала настоящая! А она прекрасно справляется со своей ролью – Он раскраснелся, и пьянеет от нее, как от вина. Апельсиновый сок ему не поможет, против нее нет лекарств. Она всегда берет то, что хочет. Просто уже много лет для нее не было работы. Как только ты выбираешь одного, все остальные моментально отваливаются, и с годами оттачивать мастерство практически не на ком. На работе – бабье царство и фантомы настоящих мужчин – ткнешь пальцем и Македонский уже рухнул со своего Буцефала-Лексуса и превратился в маменькиного сыночка, которому нужна нянька, Свежей крови нет, а старые друзья давно околдованы, с ними только теряешь сноровку. Они и так всегда готовы. А зачем? Ей нужны недостижимые высоты – такие, как Он. Она готова ждать, она неутомима и непобедима, как Афина. К ее ногам падал ни один закаленный в боях воин, моля о пощаде. Пощады не будет. Она будет только с тем, кто ее достоин. Кто также как она может терпеть и изнемогать от желания годами, не прикасаясь к любимому. Лишь бы видеть его хоть изредка, чувствовать его запах, погружаться в пелену его глаз, обещающих ей весь мир. А на меньшее она не согласна.
Я ей только все порчу своей неуверенность и комплексами. Не так-то просто найти достойного соперника. А без этой смертельной схватки жить неинтересно. Все остальное – пустота. Тлен. Прах.
Он не может понять, как я – молчаливая, вечно смущенная и неуверенная в себе превратилась в эту чародейку. Он спрашивает себя, почему не видел меня такую раньше? Ему неинтересны жертвы, он тоже любит достойных соперников. И может, любовь – это схватка? Битва? И даже отдавшись, она никогда не проигрывает, обладая ее телом, никто не обладал ее душой. Вру. Обладал, но это было давно. А сейчас я смотрю со стороны на эту пару – в его глазах отражается огонь, мы сидим у настоящего камина, на веранде, и иногда кажется, что это не ресторан, а тот самый замок, где нас ждал ужин у растопленного камина… Я делаю вид, что слушаю, на самом деле, я занята только одним – я жду, когда разойдутся гости, прислуга перестанет греметь тарелками, и мы останемся одни. Я хочу выпить эту ночь до дна, по капле. Я слишком долго этого ждала. Я боюсь рассыпаться под его взглядом. Он никогда не смотрел мне в глаза, наверное, боялся себя выдать. Ведь я умею читать по глазам. А они никогда не врут. В них давно горела страсть. Они бы рассказали мне о том, как он мечтал обо мне, как представлял, какая я, без всего, как продолжал раздевать меня, нарушив все клятвы и условности. К черту условности!
Стол бесит, он не дает мне коснуться его хотя бы коленом. Мне кажется, что ужин никогда не кончится, и этот стол будет разделять нас всегда, а потом снова будет машина и коробка передач… Невыносимо. А вдруг он так и уйдет, разве что, чмокнув меня в щеку, как ребенка… Ужас. Я не могу этого допустить, я не засну потом никогда.
Надо что-то делать. Хотя бы прогуляться в туалет, сконцентрироваться. А может, пустить все на самотек? Отдаться процессу? Не могу же я все время проявлять инициативу? Мне как раз нужно все наоборот.
Встаю, пусть хоть посмотрит на меня сзади, может, поцелуем не обойдется? Я как раз похудела, джинсы как вторая кожа. Иду практически голая. Я бы не устояла!
Ныряю в безопасное дамское пространство. Бросаю беглый взгляд в зеркало. Олли отвечает мне дерзким, вызывающим взглядом. Немного усталым, немного затуманенным – это непросто терпеть такую муку, когда он так близко. Мне давно поставили диагноз – бунтующий подросток. Это про нее. Господи! Ледяная вода остужает только руки, пара взмахов и волосы взбиты в настоящую гриву, я выдыхаю… Какая мука, какое наслаждение!
Издалека он выглядит, как киногерой – белая рубашка, ворот расстегнут, представляю, как я бы откусила все пуговицы, чтобы он стонал от желания. Отросшие волосы, мальчишеская стрижка, как у футболистов. Только сейчас не надо про футболистов!!!!! Все испортишь! Тот, первый все-таки был оригиналом, а этот – вторичен. Я называю это тиражированием образа. А что делать, если оригинал постарел, потолстел, полысел и пьет… Приходится искать клонов.
Клон не плох, и он живой, и тут рядом. Я иду между столиков, ловлю беглые взгляды, в основном, ниже пояса, редко, кто успевает подняться до уровня глаз. Как говорит один мой старый знакомый: «Так хочется иногда маленькую попку!»
А с этим у нас все в порядке. Как у 14 –летней девочки, причем гимнастки и мастера спорта. Мастерство не пропьешь! Да и привычка заниматься так и осталась, теперь покоряю вершины фитнес-клубов, позор.
Он смотрит на меня снизу вверх, я почему-то иду к нему, наклоняюсь к его лицу, мои волосы касаются его щеки, наши глаза летят навстречу друг другу, когда расстояние стремится к нулю, закрываю их и слегка касаюсь его уха, скорее мурчу, чем издаю что-то членораздельное. Так, мимолетное прикосновение, секундное сближение. Резко выпрямляюсь и падаю на диван рядом с ним. Мой стул одиноко и виновато смотрит на нас.
Вот бестия! Олли, ну разве так можно – ни секунды не дала на размышление – сотворила нечто, и довольна! Вот это экспромт! Теперь мы сидим очень близко, касаемся коленями, бедрами и локтями. Кажется, ему теперь не до еды. Ничего, было время, чтобы наесться! Белок в организм поступил, он нам еще пригодится!
- Сладкого! - Командует Олли!
Неплохая замена! Попробуем утолить нашу жажду друг друга воздушным и сладким подобием страсти. Главное, не переборщить, а то вся кровь уйдет в желудок.
Чертово советское воспитание, в американском фильме он бы уже давно шепнул ей на ухо: «Едем ко мне?». А у нас пока только десерт! Ничего, еще не вечер!
Олли и правда страшно довольна своим перемещением, он теперь в ее руках. Она наслаждается близостью его губ и глаз, то отдаляется, отклоняясь назад, откинув волосы, убирая непослушную челку со лба, то тянется к нему всем телом, изгибаясь в пояснице, как мартовская кошка. А слова! Слова! Рассыпаются как бусинки из разорвавшегося ожерелья, стучат по полу, и откатываются в разные углы пространства. Чтобы уже никогда не собраться вместе.
И этот вечер также рассыплется на тысячи мелких осколков-воспоминаний, которые останутся в памяти как занозы, и будет больно, словно каждый осколок втыкается в ее тело. Старое, никому не нужное.
Но пока она здесь. И он рядом. И вечер продолжается. Выпит чай, съедена последняя вишенка с пирожного. Пора просить счет. Что же будет дальше?
Посидев рядом, они так сблизились, что невозможно отдалиться друг от друга хоть бы на сантиметр. Она не представляет своей жизни дальше без ощущения его рядом. По этой дороге можно идти только вперед, назад пути нет. Разъединившись, они оба ощущают пустоту. В машине опять баррикады. Оторвавшись от нее, он берет себя в руки. Глаза его постепенно становятся холодными и далекими, он уносится куда-то в свою, незнакомую ей жизнь. Есть ли там для нее место?
Олли ушла. Она сидит покорная и оцепеневшая и смотрит в окно. Снег холодит душу, и она уже не знает, как ей жить дальше.
- Приехали, - бодро говорит он.
- Пока?
- Пока…
Он дежурно наклоняется к ней, неуклюжий, задеревеневший, как Щелкунчик, и чмокает в щеку.
Снег тает на ее щеках и кажется, что это не слезы.