Пока жизнь не разлучит нас
Олеся Шимановская
Диагноз - сценарист. На лекцию с таким интригующим названием я отправилась вчера вечером. И вовсе не потому, что мне было нечем заняться. И не потому, что на фотографии лицо лектора было симпатичным. И не потому, что в сентябре все еще хочется пойти куда-нибудь поучиться… Просто я недавно «заболела» документальным кино, и мне теперь интересно все, что с ним связано, А тема лекции имеет к этому самое прямое отношение.
Уже второй раз, блуждая по вечерним, безлюдным коридорам одного известного института, я с трудом нашла нужную аудиторию, типа конференц-зал. В прошлый раз здесь вещал один очень известный режиссер, и народ буквально сидел друг у друга на головах, поэтому я пришла за 20 минут, чтобы найти себе комфортное местечко.
К моему ужасу и легкому разочарованию, несмотря на приклеенные по всему непростому маршруту стрелочки с названием лекции, аудитория типа конференц-зал была закрыта.
Рядом, в холле сидело 3 человека, погруженных в чтение, близкое к медитации, беспокоить их я не решилась. Прогулявшись пару раз от входа до аудитории и внимательно изучив сопровождавшие меня на пути рекламные плакаты с указанием даты, места и времени проведения мероприятия, я уж было засомневалась в собственной адекватности. Вроде бы все совпадало, но я была одна.
Ну уж лектор-то хотя бы должен прийти – размышляла я, мечтая все-таки найти подходящего человека, который ответит мне на вопрос… В третий раз подойдя к заветной двери, я наконец-то увидела двух товарищей, по их растерянным взглядам я догадалась, что мы испытываем очень похожие чувства.
Один - молодой и горячий что-то все время твердил второму, который…да, это был он, тот самый лектор с фотографии. В жизни он был не так хорош, зачем-то подстригся… Майка с надписью Radio Tokio с длинными закатанными рукавами обтягивала довольно спортивный торс, но без мускульных излишеств, терпеть не могу перекачанных! Все трусы и закомплексованные. Та же аналогия, что и с любителями больших машин – все от противного. Низ ассоциировался с футболистами. Коренастый, но в меру, мощный, но не слишком. В общем, что-то среднее между длинноногими рок-мальчиками и футболистами. Кентавр, одним словом! Кстати, надо перечитать Апдайка…
И искра какая-то в глазах, что-то неуловимое, мальчишеское, ужасно обаятельное. Но не всегда. Очень редко мелькает. Все остальное время – очень умное лицо. И тут молодой студент ему говорит:
- Кажется, аудиторию заменили, надо Владимиру Алексеевичу позвонить. Здесь народ был, но, кажется, весь уже разошелся.
- Не весь, - говорю, я - и есть тот самый народ.
Он оглянулся, и бросил такой короткий, но пытливый, я бы сказала, взгляд.
Ого, - думаю, молодчина, - могу ведь, когда хочу! И такое удовольствие испытываю, словно на улице к понравившемуся парню подкатила. Впрочем, наверное, так и есть, только у нас отмазка – искусство. На лекцию иду. А не в бар.
Слава Богу, кое-какой народ подтягивается, впрочем, он еще часа полтора подтягивался. Даже, когда уже все закончилось. Ну и студенты пошли. Нас из комсомола выгоняли за опоздания и прогулы. А тут полная демократия, больше смахивающая на анархию. Товарно-денежные отношения!
- Сценарист в процессе работы должен разделиться на двух разных людей – пишущего и смотрящего, легкая такая форма шизофрении, и желательно, чтобы они между собой нашли какой-то консенсус. Причем, чем лучше ты владеешь этими инструментами, тем больше ты можешь себе доставить удовольствия, как зрителю.
Ну и лексика, шизофрения, доставить удовольствие – плюс слово Диагноз в названии – наш клиент.
- И на наших курсах мы будем работать, прежде всего, на развитие этого странного удовольствия.
Тут он впервые открыто заглянул мне в глаза и сделал длинную паузу. Я с трудом выдержала этот недвусмысленный и многозначительный взгляд и пожалела, что не захватила с собой ручку и тетрадку, как в старые добрые времена, а писала все на диктофон, деваться было некуда. Атаку я выдержала и поняла, что он всегда берет то, что хочет.
- Если вы будете стараться писать нечто для Тети Вали – собирательного образа некой представительницы вашей будущей аудитории, и сами не будете получать удовольствия от написанного вами, - ничего не получится.
Конечно, он прав. Писать надо только для себя.
Сначала он немного смущался, народу было немного, и он явно толком не знал, о чем с нами говорить. Никакого особого плана у него не было, он инстинктивно вырулил на некую тропинку, и потом твердо по ней пошел, одна мысль рождала новую, он разветвлялся, уходил в ассоциации, но всегда уверенно возвращался к основной линии – некому стволу своего древа-рассказа. Хороший признак, значит, все-таки стержень есть и с Меркурием все в порядке.
- Эта энергия, которая возникает, когда Вы пишете, никуда не исчезает, она просто перетекает в кино, которое вы создаете. И если вы ничего не чувствуете, когда пишите или потом читаете, – значит, ничего и нет – нет энергии, которую должен будет потом считать зритель или читатель. Понимаете? Вы ваши чувства кодируете в слова, а потом в зрительные образы, а другие их расшифровывают. И чем точнее вам удается передать, запаковать в слова то, что вы чувствуете, тем лучше. Это и есть мастерство. Его можно и нужно оттачивать.
Согласна на 100%, это моя теория и удивительно, что кто-то тоже дошел до этой мысли. Точно, коллективное бессознательное.
Получается, что есть на свете мужественные, красивые мужчины-гуманитарии и творцы - лирики. До сегодняшнего момента я так не думала. Редкое сочетание. И оно сидело передо мной. Неужели с ним можно болтать о таких вещах? Не думала, что есть на свете такие люди. Все технари представлялись мне различными модификациями роботов с разной степенью отражения технического прогресса. А гуманитарии казались бледными поганками с различной степенью маниакально-депрессивного психоза. Голубыми, истериками и просто психами. Впрочем, их и среди технарей хватает.
Я погружалась в его мысли, ловила каждое слово. Он начинал мне нравиться. Его естественность, уверенность в себе, непринужденность, искренность - все мне ложилось на душу, черт побери! Колец нет, он явно транслировал свободолюбие и широту взглядов.
- Мне не хотелось бы тратить Ваше время и делать вид, что я могу Вам дать некое сакральное знание, которое поможет вам стать сценаристами. Нет. Если вы не пишите, то сценаристами не станете. Однозначно. Этому нельзя научить.
Вот это да! Он еще и честный! И эта мысль - тоже моя. Я всегда говорила, что на журфаке нельзя научиться писать, ты либо пишешь, либо нет. Так же как нельзя научить быть психологом. Если это твое – можно получить море знаний и делать это более профессионально, но, если ты не хочешь и никогда не помогал людям, – научить этому невозможно.
Итак. мы снова совпали. Опасненько!
- Уровень условности и уровень правды. Мы всегда пишем для себя и про себя. Каждый раз – это мы в разных, предлагаемых обстоятельствах. Если мы не узнаем в этом себя, хотя бы чуть-чуть, то не сможем к этому подключиться. Например, в фильме Жака Перрена «Птицы», который завоевал все возможные награды в документальном кино. Еще у него есть «Микрокосмос» и «Океан». Во всех этих фильмах он нашел и мастерски использовал возможность узнавать в птицах и насекомых нас самих. Практически в каждом кадре он сумел рассказать что-то про нас, чтобы мы узнали самих себя.
Приду – посмотрю обязательно. Тембр его голоса, мысли, которые он разделял с нами, формулируя и осмысливая прямо сейчас, заколдовывали. Он уводил меня все дальше и дальше от действительности, тянул за руку и вел за собой. При этом, я, еще не полностью очарованная, с одной стороны погружалась в его систему координат и находила ее удивительно созвучной моей. С другой стороны я реально смотрела на происходящее и видела его красноватые глаза, которые говорили мне о том, что он явно вчера мало спал и хорошо, если не пил, а если и пил, так что ж! И вообще в глубине души ждал, когда истечет этот час, и он вернется в свою привычную жизнь. Где он, судя по всему, был достаточно счастлив.
Что же меня притягивало в нем? Я всматривалась, оценивала, улетала прочь, к тому и уже тем, на кого он неумолимо был похож. Я искала причину этого своего включения. Что за чертова кнопка! На что я реагирую? Глаза? Губы? Скулы? Рост? Осанка? Спортивность, мужественность, уверенность в себе, спокойствие, которое царило вокруг него и уже коснулось меня? Да, да, похоже.
Меня тянуло к этой верной психической организации процессов, золотому сечению, эталону. Мы все не идеальны, наши психики изранены и далеки от эталонной капли, но есть среди нас те, кто находится ближе всего к абсолюту, к гомеостазу. Похоже, мы все когда-то были такими, но что-то пошло не так, и мы стали неправильно запрограммированными роботами. А этот – просто лучше всех сохранился, вернее, сохранил заводские настройки.
Интересно, сколько у него было женщин, есть ли дети? Сколько ему лет, и в какой семье он вырос? Легкий, неуловимый акцент выдавал в нем немосквича. Все, кто были близки к моему идеалу, выросли не здесь. Разве что где-то, в глубинке еще сохранилась верное программирование. Из века в век.
В конце он отвечал на вопросы. Словно продолжая мою тему про физиков и лириков, поднялся странный молодой человек и поинтересовался, может ли он – химик стать сценаристом. Ответ был, разумеется, утвердительным.
А вот как стать сценаристом собственной жизни? На мой немой вопрос ответ был не так прост. После очередного рассуждения на около профессиональные темы, Михаил (кажется, я его еще не называла?) в надежде, что вопросы иссякли, что-то пробормотал насчет того, что уже пора идти пить шампанское. А на следующую лекцию он просит принести сценарий небольшого короткометражного фильма.
Значит, я все почувствовала верно – он и правда был нормальным – мечтал поскорее перестать играть роль умного лектора и стать самим собой – вернуться к привычной жизни – выпить шампанского, за которым можно порассуждать о чем угодно, только в более расслабленной обстановке. Я понимающе улыбнулась. Было бы неплохо убежать с ним отсюда и упасть в близлежащий бар или пиццерию, пить шампанское и задать все свои дурацкие вопросы, которые я, как тихая троечница, никогда не могла задать преподавателю при всех.
Народ, наконец, зашелестел и засобирался. Я бросила последний тоскливый взгляд в его сторону и выскользнула за дверь, пока он, окруженный парой особенно настойчивых отличников, отбивался от последних вопросов.
Я шла по пустынным коридорам и думала, как он оглянется, как будет искать меня глазами и не найдет. Хоть бы это было так! Живу ли я в своих иллюзиях? Так ли хороша, как была раньше? Какой я кажусь со стороны? И почему на меня даже в юности никогда не реагировали те, кого я выбирала? Что за типаж? Неужели, опять ОН??? И тут у меня в голове родился сценарий.
Пока жизнь не разлучит нас
Его улыбка настигает меня в толпе, когда я думаю, что давно забыла ее. Я леденею от знакомого тембра голоса, различая его среди тысячи чужих голосов.
Я, как собака, которая не может забыть бросившего ее хозяина, которая узнает его среди миллионов. Но все это – лишь осколки, его больше нет. А где же время, которое лечит? Где забвение? Где спасение? Нет лекарства от любви. И время тут не причем.
Пока смерть не разлучит нас…
Его дом – призрак, на который я не могу смотреть, я все еще ищу его в окне, в котором его давно нет. Его имя - табу. Произнося его даже про себя, я воскрешаю прошлое, я проваливаюсь в него, как в ад.
…Я вспомнила, как увидела его впервые. Все начиналось так невинно и смешно, ведь никогда не знаешь, когда комедия начнет превращаться в трагедию по воле Великого режиссера. Или сценариста…
Оксанка – бывшая одноклассница позвонила неожиданно, мы уже много лет не виделись и не общались. Видимо, ближе, чем я, подруги у нее не было, и выдала сакраментальную фразу:
Лесик, сегодня мы едем встречаться со звездами футбола!
Ее тон не предполагал возражений. Повелительный тон будущей Великой актрисы, которой она, увы, не стала…
Я училась на пятом курсе и жила в Бутово, в снятой однушке на краю земли. Бегство от мамы. Свобода. Долго думала, что одеть, и остановилась на леггинсах – тогда все ходили, как в трениках, и футболке с длинными рукавами, мне казалось, что для футболистов, которые не снимают формы, это как раз то, что надо.
В результате в таком виде я оказалась в отеле Олимпик Ренессанс и выглядела, как шлюха. Тем более, что нас туда именно за этим и привезли. Встретились мы на Парке культуры, двое мальчишек, помладше нас, простые, как трусы за рубль двадцать, ждали нас в вишневой девятке – круче машин не существовало. В процессе общения выяснилось, что ребята только что обыграли Барселону 3:2 и были прямо с самолета.
- Ну, а ты забил гол? - нагло поинтересовалась я у того, что сидел за рулем и пригласил Оксанку на свидание.
- Ага, - просто ответил он.
- А ты? - не унималась я, обращаясь ко второму. Всегда мечтала стать спортивным журналистом!
- И я тоже, - заржал второй.
Я до сих пор люблю футбол, и этот незабываемый матч вписан как исторический в летопись российского футбола. Знала бы я, что у меня была уникальная возможность остаться в веках и присовокупиться к великому матчу всех времен и народов!
- Куда едем? – осведомлялся Буш.
- В валютный бар, - Оксанка плотно вошла в роль светской львицы и просто роскошной женщины, к тому же, уже известной актрисы.
Так мы оказались в номере излюбленной футбольной братией гостиницы. Я ходила, как тигр по клетке, потому что вместо валютного бара мы как-то сразу оказались в нумерах. Первая серия с цветами, ресторанами и прочей ерундой вырезалась при монтаже. Вообще, я заметила, что у футболистов нет времени на эту ерунду.
Бояться мне было особенно нечего, мой рыцарь, перебравший в самолете и переполненный головокружительным успехом, исчез, сил на продолжение банкета у него не было.
Мы ржали, заказали шикарный ужин в номер, выпили бутылку любимого Бейлиза, казалось, что дети расшалились и играют во взрослую шикарную жизнь. Наверное, так и было. Только с математикой были проблемы. Нас было трое. Буш постоянно кому-то названивал, явно желая увеличить наше число до четырех. А я, умирая от смеха, говорила:
- Буш, ну не надо 2, 4, 6, 8, - это так скучно, давай лучше 3, 5, 7! Ненавижу четные числа!
И вот: та-та-та-там! Дверь открылась и вошел ОН. В строгом темно-синем костюме, видимо, знал, в отличие от меня, куда едет… Высокий, 194, спортивный (еще бы!), светловолосый, зеленоглазый, с ямочкой на подбородке. Одна сплошная харизма.
Когда он заговорил, я поняла, что пропала. Передо мной стоял мой воплощенный живой идеал. И предназначался он мне. Потом ребята удалились на краткий брифинг – с математикой было все нормально, а вот кровать была только одна. Ужас! Бежать, бежать и как можно быстрее! И тут на меня обрушилось понимание всей бредовости ситуации – нас позвали, как проституток с конкретной целью. Нет, в глубине души я была согласна быть с ним с этого момента везде и всегда – пока смерть не разлучит нас, но он-то приехал совсем с другой, более краткосрочной миссией…
- Мне срочно надо домой, - Оксанка, видимо, тоже осознала, что за ужин придется отдуваться именно ей. Буш, не моргнув глазом, засобирался, и через минуту мы остались одни. Сил уехать у меня не было. Будь, что будет … и в горе и в радости…Я не могла от него оторваться. В душе у меня бушевали шекспировские страсти, накатывал девятый вал, но внешне я была спокойна. Гены и воспитание.
Если он был не дурак, то уж как-нибудь бы отличил девушку легкого поведения от леди. Леди вела светскую беседу, непринужденно присев на огромную кровать, которая занимала 90% номера. Он тоже устал, хотя и не забил гол в той незабываемой игре. Мои психологические способности уже давали о себе знать, и вскоре я узнала, что он только что разошелся с женой.
Боже! – думала я, еще и свободен! Это судьба! Женатые всегда были для меня табу.
Никто меня не кидал навзничь, не раздевал, и даже не целовал. Он тоже был хорошо воспитан. Я, как могла, обрисовала ему дурацкую ситуацию, в которую попала. Думаю, мне трудно было не поверить, ведь это была правда.
Меня тянуло к нему безумно. Я всегда знала, что с таким, как он, могу превратиться из холодной снежной королевы в безумную амазонку, когда не думаешь о том, что делаешь, просто не можешь этого не делать. Его поцелуи стали бы моей анестезией.
Но этим я бы тут же разрушила все. Я это знала и терпела. Я знала, что все еще будет и будет так, как не будет больше никогда и ни с кем. Я не ошиблась.
Буш вернулся не один. Мальчики снова удалились в ванную, а девица, которую он привез, поставила сапог на журнальный столик и, медленно расстегивая на нем молнию, процедила:
Люблю футболистов, у них всегда стоит…
Это была кульминация, апофеоз, катарсис. Я вылетела как пуля, Он еле успел меня догнать уже где-то в коридоре. Я бежала, перескакивая через 2 ступеньки, и ужас происходящего навалился на меня как цунами. Я уносила ноги, свое уже разбитое сердце и жалкие остатки гордости. Рухнули в машину. И тут оказалось, что у его новенькой шестерки проколото колесо.
В белой рубашке на 10-градусном морозе ( 7 ноября) он удивительно красиво, как настоящий лорд, быстро и умело поменял колесо. Я, как Зоя Космодемьянская, все это время стояла рядом и наотрез отказывалась садиться в теплую машину. Я же поклялась – и в горе и в радости, и на холоде и в тепле – пока жизнь не разлучит нас.
ОН привез меня домой, чмокнул дежурно в щеку и уехал. Я мечтала провести с ним всю оставшуюся жизнь, я ждала его всю жизнь, а он даже не попросил у меня телефон!!!!!
Лучше бы он принял меня за шлюху – хоть было бы, что вспомнить и рассказать внукам!
Через 2 адских дня метаний и внутренних истерик, я услышала его голос в телефонной трубке. Я была на работе, и нереальность происходящего обрушилась на меня снова. Мы договорились встретиться. И встречались еще полгода.
Предчувствия меня не обманули – это был мой человек. Мне нравилось все. Его огромная фотография заполнила собой всю первую страницу «Спорт-экспресса», когда он забил в Америке гол за сборную. Я скупила почти весь тираж. И только я знала, что этот гол посвящался мне. Мы встречались редко, урывками, иногда всего на пару часов, нам было так интересно и здорово вместе, что утро приходило неожиданно, а ночь проходила без сна. Мы не могли расстаться ни на секунду, и стояли рядом даже в душе. Стояли и молчали, оглушенные неземными мелодиями, сплетающимися в одну, когда мы были вместе. Мы разрывались пополам при расставаниях, и гармония возвращалась только, когда мы снова прижимались друг к другу. Он познакомил меня с родителями и братом, он спрашивал, какой джип я хочу, и где мы поставим стиральную машину. Он просил родить ему Мишу и Гришу. Я встречала его в Шереметьево с пирожками, которые испекла сама первый раз в жизни.
А потом он исчез. Приехал и не позвонил. Прошло 3 недели на сборах и что изменилось, я не знаю и не узнаю никогда. Он не отвечал на мои звонки. К счастью, гордость, как болезнь, спасла меня от унижений.
Через полгода от подруги, которая дружила с подругой одного из футболистов, я узнала, что он вернулся к жене.
Пошло 20 лет, а все так же ищу среди тысяч лиц зеленые глаза и знакомую улыбку.
И убегаю от них.
Падаю в метро и возвращаюсь в реальность. Захожу с телефона на фейсбук и нахожу его фантом - лектора-сценариста. Опять тиражирование образа!
Дружить?
Дружить!