Былина о чёрном айтишнике

Алекс Сомм
 Ромов скорбел со стаканом кефира в руке: уже выпил, а на дне опять набрался тонкий кружок. Сцедил в рот, запрокинув голову, отсалютовал.
А по стенкам снова пробираются книзу мутные ручейки.
Его разум был оскорблён, над ним глумилась буржуйская система датчиков уровня. Из всей конторы только Ромов способен был занять нишу переговорщика с буржуинами и сейчас философски ел антибиотики. Чтобы наутро выдвинуться в долгий путь в офис.
      Поутру снабженец ожидал его у входа в здание с первым перекуром, Малинин кивнул сигаретой за спину:
- Плохиш реально полечился от простуды. Выдул в пятницу два пузырька афлубина и бутылку "Пушкина" *, все выходные шуровало давление "двести".
- Атлет... - провёл пробную подачу Ромов.
- Олимпиец... - подправил Малинин.
    Сергей Носков с пунцовыми щёками зарулил удивительно в центр беседы, заставив огромным брюхом остаток воздуха между товарищами. По поводу жары он всегда одевался в рубашку с длинным рукавом и в глухие туфли на каблуке, с утра от него уже разило псиным спектром пота. Интерес к Ромову он проявил, как ответственный, но неспособный сам прояснить дело по причине незнания языков.
Всё о датчиках. Которые отказывались работать, и яхта не могла выйти в море.
Яхта Хозяина со всеми вытекающими для Носкова ректальными последствиями, если система не оживёт как можно скорее.
Собеседники отстранённо покивали, возобновив прерванное обсуждение заторов по дороге из офиса, на что Носков оживлённо отозвался:
- Мы с корешем в училище на трамвае через весь город ездили. Так мы вкурим по косяку шмали, и хихикаем всю дорогу!
И он выключился из беседы, удаляясь шустрым перебором ног.
Проводив глазами Плохиша, Малинин проворчал:
- Разбежался, аж земля кончилась...
Ромов затянулся молча сигаретой и напомнил себе лирическое**:
- Серёжка лоховая, лёгкая будто пуховая...

                *


         Техническая дирекция размещалась в тесноватом офисе, тонущем в спасительном гомоне, как полевой штаб. Компы, головы и руки, и кружение средь них механиков, электриков, порой и капитанов.
Народ по эту пору активно заболевал.       
Под открытым окном раздаётся очередной чих, и с соседнего стола несётся дружеское:
- Будь ты проклят, ты всех нас предал! Бациллоноситель…
Пожелание увлекает, и от общего сифилитического *** хохота вздрагивает за стенкой офис "мореманов".
- Морамоев... - цедит презрительно Ромов, и имеет на то причины.
      Через полчаса он разобрал свежие мэйлы:
- Ну всё ясно! "Терминаторов" у нас не хватает!
Носков осклабился понимающе:
- Ну да. ШВАРЦев... I"l be back... И сколько их надо?
Ромов поднялся во весь рост, собираясь на выход:
- Один на носу, второй на корме.
- Мутотень рахманинова, - честно определился Носков.
- Пошли - покажу.
      Капитан указал им сразу проход в рулевую рубку и там же помпезно развалился в кресле:
- Чай, кофе, конфеты, печенье? -
Ромов счёл манеру вызывающей и хищно окинул взглядом окрест:
над лобовым иллюминатором была аккуратно наклеена  рисованная на бумаге Роза Ветров.
- Запад с Востоком перепутан, кэп - и, не глядя на капитана, потребовал у матроса чертёж на датчики, тщательно развернув, нашёл нужное место.
- Едем дальше - видим лес. Какой размер?
Капитан пережёвывал сухой песок:
- Три сто.
- Три - сто-о? Три по сто, наливай, и всё нарисуем!

        Вроде они были вместе на яхте, всё разложили по косточкам да по чертежам, да Плохиш потерялся по дороге назад. Он метнулся к генеральному и веско отчитался за решение проблемы. Пока Ромов дышал за своим столом ароматом кофе над чашкой, Носков принимал поздравления, прожигая шефа преданными глазами насквозь, прямо-таки прострачивая на его спине вытачки вплоть до пухлой задницы, оставляя тепло в его позвоночнике и стойкое ощущение, что вот Носков-то мог бы работать и один за всех.

                * 

         Офис блока морских операций должен был вызывать благоговение. Всё это скопище удалых, по их рассказам, штурманов, капитанов украшало прекрасно оснащённый пантеон, как свежезахороненные. Морамои пользовались исключительными привилегиями у генерального, как у выходца из их среды. Он был молод и звёзд с неба не хватал, а приказы руководства корпорации разучивал назубок.  Они изображали бригадный подряд по камланию, и это выражалось в  бесчисленных совещаниях, где с могильными лицами перераспределялись прожекты, переформулировались одни и те же вопросы. Из того, что могло быть, пускай теоретически, реально выполнено, всё скидывалось на техдирекцию, а морамои только получали зарплату повыше, обставились ноутбуками, вай-фаем и отгородились от всей конторы музыкой вечности - суровой тишиной.
Атмосфера у них бывала загадочно сгущённой  до состояния "хоть якорь вешай".
Вызывала ощущение то ли ошейников на растяжке, то ли сами головы казались как гранаты на растяжке, готовые взорваться благородным негодованием: никто вокруг работать не умеет.
У блока морских операций подрастала смена - бухгалтерский блок. Юному дарованию Вене доверили просчитать энергоснабжение флота. Запутавшись в таблице, он понёс своё эго в техдирекцию, по пути забыв нужную строчку и перепутав слова местами. Вся дирекция оторопело мучилась его вопросом минут пятнадцать-шестнадцать, после чего Веня гордо хлопнул дверью и матюгнулся величаво в коридоре проходящему морамою:
- Чего у них ни спроси, ни ... не ответят!

                *

     Ромов любил минуты тишины в отсеке машинного отделения, среди недавно остановленной циркуляции различных жидкостей и газов, замерших в трубах.
Для кого-то это казалось смрадом, а для него чуялось тёплым духом страдного создания, его обоняние обострялось до чрезвычайности, разлагая на составные рецептуру эфемерных паров остывающего двигателя. Сейчас он не дал бы и рваного ваучера за изысканные оттенки робусты или за вкрадчивое придыхание бобов тонка, за едкие отголоски пота с бедра мулатки кубинской крутильщицы сигар, чей табак смаковали губами совладельцы Хозяина по большим сборищам в офисе.
       Сохраняя невозмутимый вид, Ромов рассеивался и ронял офисную канцелярию, заслышав очередной новаторский приказ об отправке буксира обкалывать лёд, на котором тот и оставлял лопасти винтов.
Носков тем временем удивлённо хмыкал, оторвавшись от инета:
- А кто такой Адам Сэндлер?
- Хорошо ты не спросил, кто такой Жопризо..

                *

     Ромов истратил последние доводы в защиту технической службы флота, сегодня он вывозился в трюме буксира как поросёнок. Без перчаток руки его могли поспорить с афроамериканцами с рабовладельческой плантации. Щегольские перчатки "Аляска" намедни пропали у него из стола, не было сомнений, что при помощи Плохиша. Малинин подсказал, что при схожих обстоятельствах пропала его рабочая куртка.
Руки - крюки... Все в царапинах и заусенцах, заскорузлые как древесные корни. С досадой Ромов размышлял, как неумолимо кощунственно касаться такими руками женской кожи. Тут же он зарделся до корней волос как томат, не успев погрузиться мыслями в укромные уголки Катиной упругой кожи.
И построил план: вначале оттереть ладони абразивной стороной посудной губки, потом простирнуть вручную какие-никакие носки, отшлифовать кожу рук до розовой чувствительности.
Из нездоровой задумчивости его вывело появление новой девочки-курьера. В таком "мини" и с такими ногами вызывают стойкую бессонницу наследных принцев, а не разыскивают простывшие следы алчущих по провинциям москвичей.
- Вот это бертюль!! – бесшабашно рубанув себя по молодой, но лысоватой голове ребром руки, изобличая себя в том, что не имеет шансов, Носков нырнул в инет. Он поселил в офисе непраздное оживление, жену его отвезли в роддом. Он висел в социальных сетях, рассылал приглашения и лихорадочно комментировал:
- Надо успеть присунуть побольше кому, пока нет контроля...
Все молча переглянулись:
"Наш Серёня вездесуч, он и ветер и могуч..."

                *
 
        Из ванной Ромов попал в тёмную спальню, рассечённую театральным клином лунного света. Катя дремала на постели головой ко входу, и он сделал по направлению к ней несколько непривычных шагов.
Первый шаг совпал со вздохом горечи, по тем растраченным годам, когда чуждые люди чертили линии его судьбы, и он  взыскивал с них в свою очередь и питал этим свою гордость. Что  можно было расценить только как неправдоподобный срок заключения.
Второй оказался страхом утраты, болезненной жалостью к распростёртой во сне его женщине. Но Ромов жил, и проживал каждую секунду и боролся, готов был и с этой луной, за право проливать нежность на Катюшу без остатка.
В третьем шаге была благодарность небу.
Он приступил к изголовью, наклоняясь над своей женщиной перевёрнутым лицом. Приник к губам, запустив глубоко пальцы в её густые волосы на затылке.
Катя потянулась навстречу, открыла глаза и вздрогнула, растерявшись от того, что мир перевернулся с ног на голову.
Беспечный шмель пил каплями нектар невЕсомых метёлок камыша, сквитался с ними, отлетал и распечатывал другие редкоцветы, будь то колючки, называемой верблюжьей, будь то сиреневого в кисти тамариска. На взлётах ветер посылал толчок, что было вестью о грядущем зное, и гнал от горизонта злую тень, давая знать о предстоящих бурях.
     Катя отзывалась с немыслимым жаром, пока распрямлялась пружина его часового механизма, покуда хватило его долгого дыхания, и он не распростёрся бездыханный рядом.
Звук блуждающего клавиша провалился неведомо сверху, сквозь потолок, протечкой наивысшей пробы и упал чистой каплей в плотный ворс ковра, у изголовья.
Катя молчала и прерывисто дышала:
- Это было нечто...
Она постепенно приходила в себя и, невиновная в любопытстве, спросила скорее риторически:
- А что это было?
Ромов  снова обретал себя в пространстве и времени, и в нём проснулся естествоиспытатель, он тут же и прянично сболтнул:
- Это была поза "параграф"****...
Девушка изменилась в лице, так что заметно было и в темноте:
- Вот терпеть ненавижу, Ромов, когда ты так! - и с силой пыталась вырваться из его рук, что ей не удалось ни в ближайшие полчаса, ни до самого рассвета, до того самого времени, которое он определил для заглаживания своей вины.
*
Носков в этот день крайне озабоченно демонстрировал деловую походку на подходе к офису. Яхта требовала нового ремонта, и он пристал к курильщикам с предложением:
- Мы можем на гребной вал насадить кусок трубы, а на него винт.
- Как бы не так… - Ромов правой рукой начал борьбу с зудением в затылке, Малинин подхватил:
- Как бы не так  не шагнуть, чтобы не вступить куда-нибудь, или штаны не порвать…
Но Плохиш не был расположен выслушивать ответ и был уже далеко, готовый крошить мозг Слесареву. Того было не просто заставить прясть порченую нить:
- Когда всё это развалится, и яхта застрянет в Средиземке с Хозяином на борту? Или с Высоким гостем*****?!
- А мне пох...
Ромов, которого трудно было удивить даже интервью с вампиром, всё же сподобился:
- Он что, полный идиот?!
- Дело-то вот в чём, - Малинин сознательно отрядил свой взгляд блуждать в листве старого вяза,
- Родина требует героев, а мамон рождает дураков…

                *

Бывают дни, когда хочется простить всем и вся, вытряхнуть сор из телефона в виде сотни лишних номеров, и Ромов замечал эти дни как подарок судьбы. Он повязал зелёную бандану и написал белым маркером на штанине "Bellbird", в маскировочной футболке он шатался по комнатам и прикладывался к каждому окну,  озирая перспективу, где и хранители сидячих уличных мест, и одинокие прохожие безучастно открывали для себя, как вездесущая пыль ложится на веки и на воротнички, а новоявленная слепота ничуть не умаляет, а скорее приумножает их вес. Подмышкой признательно оказалось катино тёплое плечо, а на губах  затеплилось "Така, як ти..."****** и заповедно защекотало язык, разгораясь в подражание внутреннему уху, в котором звонко шептались струнные эскапады.
В каждой подвижке окружающего мира царила погожая размеренность, а люди ничем не напоминали людей ненастья, в которых они превращаются,  когда несутся прочь и угловато уворачиваются от рвущихся с горестных плетей берёзовых листьев, захваченные сырым ураганным ветром, безвозвратно утратившие мудрость детства, в котором дождь небесным ногтём по жестяному подоконнику озвучивает вечную сказку.
Сегодня как и всегда Ромов и бровью не мог повести,  пока Катя готовила рыболовные снасти. Она двигалась в одушевлённом танце, сопрягая спиннинги, блёсны и попперы, самопальные закиднушки в одно невероятное вместилище, что на поверку оказалось обычным рюкзаком. Он был в очередной раз этим впечатлён, и наконец все вместе выбрались и поехали, и по пути Ромов остановился у таблички "Червяки злые", а внизу криво была нарисована цена.

                *

Празднование Нового Года было сопряжено с обычным позором выплаты мизерной части после задержки зарплаты. И новостей о миллионных праздниках Хозяина, чья подачка должна была подсластить вечный окисел во рту. Гулять было на что, и техническая дирекция с воодушевлением решила залить оскомину хорошей водкой, девушкам было взято винца. Только они и засели вовремя, морамои появлялись поодиночке, разгрызали спесиво что-то со стола и исподволь исчезали.
Слесарев молодецки установил по левую руку литровую беленькой и лоток с грибочками и весь вечер не умолкал, только локоть взлетал на уровень плеча. Не удивительно, что он пропустил самое интересное, причём со своим участием. Когда Альфред с морамойским усердием приналёг на винцо, предназначенное дамам, Слесарев после нескольких замечаний прошёлся всё-таки по поводу его национальной принадлежности. Обиделась почему-то Таня.
- Таня, ты же русская! - проискрил по-медвежьи Слесарев.
Смуглая Таня после выпитого размягчела лицом:
- Я по паспорту Иванова дробь Шинг Ву.
В наступившей паузе Ромов быстро спросил:
- Обязательно через дробь?
Таня с трудом осиливала шипящие:
- Мож-жно ч-через т-тире...
В этом месте все облегчённо вздохнули и оживились, как будто каждый получил по письму счастья.
Угрюмый по жизни Фабриков оттаял и внезапно затянул спелым голосом, на забытый мотив*******:
- Бывали дни весёлые
Я по три дня не ел
Не потому что нечего
А просто не хотел -
И далее весь вечер прошёл в живительных хлопотах и перепалках, и предметом обсуждения впоследствие была Таня, которая на электронной проходной обучалась дартсу, потому как несколько попыток затратила, чтобы попасть пропуском в светящийся крест.
Слесарев позднее сурово отрицал свои действия, но под давлением свидетельских показаний смирился, попеняв на грибочки, пообещав разобраться с магазином, какого поля ягоды-грибы у них подвозят.
А Рома с Малиной катались на пустом автобусе по освежённым туманами проспектам, молочные шарики фонарей в нежной дымке искали встреч с глазами и груботкаными кронами деревьев. Вокруг памятников и фонари, и деревья сбегались купами, и по прихоти истории памятники убийцам, в отличие от памятников поэтам, оказывались с пустыми руками.
Ладная девушка в толстом свитере вручила им билеты и прошла, картинно покачиваясь, по салону к водителю.
- Что-то птиц совсем не видать, - вздохнул Ромов, одобрительно внимая густому шуму мотора.
- А кондукторша-а у нас? - жаждал подтверждения Малинин.
- Стриженая… - рассеянно, но почтительно заметил Ромов. Все эти россыпи огней с загадками человеческого рода подымались на чаше его личных весов всё выше и выше перед единственным квадратом окна, свет которого Ромов готов был встречать всегда.
 - Катя опять будет смеяться... - вспомнил он, когда выгрузился из автобуса. Пьяненький Ромов со своей лошадиной физиономией, как ни насупливался, всегда вызывал у Кати только восторженный смех:
- Сегодня вечером – Фернандель!********

                *

          ОкоролЁв жил на  Фунтовском шоссе , дальше всех, и подвозил иногда Ромова и Малинина на своей тачке домой.               
Ромов всегда выходил у здания ФСБ, Малинин оборачивался к нему:
- Ты куда? К куратору? Доложи там, что нас тут предали!
- Ты удивишься, но всё так и задумано...
ОкоролЁв смеялся раскатистым басом, а Малинин командовал:
- Трогай! - и Олег запевал по- шаляпински:
- Вдоль по Фу-унто-о-овской! Эх!
К Олегу приклеилось прозвище после прочтения вслух его подписи на документах:
- О-о-о! Королёв?
Подпись его означала, что по выполненному делу комар и носу не подточит. Носков навешивал на него всяческую идиотскую работу, вплоть до погрузки кирпичей на своей даче в рабочее время. Олег тянул лямку, не видя на горизонте другой работы с приличным заработком.
Был ещё Лёня, которого Плохиш гонял по поручениям, заведомо провальным, а Фабриков существовал в качестве объекта для лишения премии. Кого-то нужно наказывать для общих показателей.
*
Никто не помнил, когда первый  раз завис компьютер и позвонили в ай-ти департамент *********.
Прибывший паренёк в глухой водолазке и плотных, в тон чёрных, джинсах породил короткое молчание. Он выглядел как грелка навыворот и какое-то время мучил ПиСи, но внезапно опрометью выскочил за дверь, оставив белёсые загадочные надписи на чёрном мониторе. Подмывало проверить, не мокрый ли остался стол после него. Через день отсутствия он сделался знаменитостью. Комп "висел", а вся техдирекция ловила глазами чёрную фигуру, мелькавшую в проёме двери по коридору.
-Ой-вей, Чёрный айтишник! - и коллеги бросали воображаемые лассо, постреливали из кольтов, от дружного гогота цементировалось из воздуха молчание за стенкой, в офисе морамоев.
- А я его из фауст-патрона!
- Да лучше из фаллос-патрона...

                *

       Совсем скоро у Слесарева, аса в своём деле, закончился контракт, который не захотели продлевать, и Слесарев автоматом уволился. Худо ли бедно ты на каком-то сафари крутишься, неважно, мишень ты или лучник, пока деньги дают. Был ты на раздаче, да вот уже как ворон на осеннем плацу, вывалявшись в гашёной извести.
 На очередном перекуре Чёрный айтишник наткнулся прямо на Ромова и нервно произнёс несколько незначительных фраз. Вскоре Ромову предложили уволиться по ходу мирового кризиса. Каждый сотрудник обязан быть удобоваримым: как и твёрдые комочки препятствуют проглатыванию жидкой кашки, так и грамотные специалисты мешаются на барской кухне.
Долго ли - коротко ли, близко ли - далеко ли, Чёрный – пречёрный материализовался однажды в офисе, якобы полечить комп, и Малинина, единственного умеющего составлять молниеносные схемы закупок, благополучно сократили.
Накоротке и посуху Носков в довершение кадровой эпопеи сделался правой рукой генерального - техническим директором.

                *

В офисе техдирекции угнездилась ватная тишина.
 



 * "Пушкин" - кизлярский коньяк "Багратион",  на этикетке портрет с характерными бакенбардами
**"Серёжка ольховая" Е.Евтушенко
*** Сифилитический - смех с заложенным носом
**** Поза "параграф" является изобретением Главного Героя в дополнение к известным в мировой практике позам "69" и "31/2"
*****Высокий гость - им в этой стране может быть только единственный человек
****** "Океан Эльзи"
******* мотив "Плыла качалась лодочка"  из к/ф "Верные друзья"
********Французский комик Фернан Контанден
*********Компьютерщики