ВОПРОС ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ. ЗАЧЕМ ОН УШЕЛ?
Не стало Рэма.
10 ноября текущего года мы с подругой по службе в Ярославском РОВД стояли на площади Волкова. В театре (том самом - первом в России)должен был проходить концерт, посвященный очередной годовщине праздника, именуемого теперь "день сотрудников органов внутренних дел". Мне не нравится название - анатомией какой-то отдаёт. С "днём милиции" было теплее. Но хорошо хоть "днём полиции" не обозвали. Для страны, столько испытавшей в годы фашизма, это было бы оскорбительно нелепо. Да суть не в этом...
Мы специально пришли пораньше, чтобы успеть до торжества заглянуть к Рэму в "его" башню. Меняя статусы, она всё равно оставалась для людей нашего поколения (для тех, естественно, кого интересовали творческие шевеления города) местом, где почти круглосуточно (а ведь когда-то он и, правда, ночевал там) жил и творил Рэм. Оля - моя подруга помнила его еще по деятельности в клубе ЯПРЗ.
"Знаете, как интересно мы встретились?"- щебетала она своим абсолютно юным (не соответствующим её возрасту) голосом. "Нам нужна была помощь студии. Я пошла наугад. А он встретил так по-домашнему - "Садись. Молодец, что пришла." И, выслушав, помог всем, чем только мог. Не ставя никаких условий, ничего не требуя взамен по принципу "баш на баш"... Под её милый и такой знакомый мне рассказ (абсолютное большинства знакомых и друзей Рэма встретились с ним по такому же сценарию)я набирала номер его сотового. "А чай и баранки у него по-прежнему есть?" - Оля продолжила монолог, а я не могла разобрать, чей голос звучит мне в ответ, понимая, впрочем, что, точно, не Рэма. На "кто это?" назвала себя и, еще до официального озвучивания "абонента", поняла, что говорит Андрей - сын "башенного сидельца". Конечно, сразу же стало ясно, что "всё плохо". "Он десятый день в реанимации... В "Семашко", - такая конкретика как-то не уживалась в голове рядом с живущим в ней образом вечно куда-то стремящегося и что-то планирующего на годы вперёд человеком неспортивной комплекции, но наполненного спортивным азартом.
"Да, баранки и чай у него сохранились по-прежнему, но..." Я, как могла, объяснила Оле, что сегодня чаепитие нам не светит. Не могу сказать, что меня душили слёзы - не было этого. Но удивление несказанное накрыло, как волной штормовой. Наверное, мы не виделись больше года. В ритм моей жизни (я живу с тремя взрослыми одинокими детьми и двумя внуками, и важнее их судеб и проблем нет для меня ничего) посещение "знаменки" не вписывалось. Но Рэм звонил, делился своими, всегда вселенского масштаба, новостями, приглашал к сотрудничеству. Последним его предложением было организовать встречу, посвящённую деятельности недавно ушедшего из жизни писателя и журналиста ярославского Виктора Кирилловича Храпченкова. То есть у меня создавалось впечатление, что Юстинов (Рэм, а не брат и сын его) всегда "под рукой", "никуда не денется"; и я, отговариваясь вечным "не сегодня", утешала себя постоянным "успею". Не успела. Как мы самонадеянны...
Ангелина Николаевна Храпченкова и стала тем человеком, который вчера сообщил мне о том, что в башне с Рэмом мы уже не встретимся. Никогда. Какая обречённость. Потом были и другие люди, узнавшие об утрате, постигшей наш город. Нина - моя коллега по Фрунзенскому РОВД, позвонила, каким-то потерянным голосом сообщив: "Лена, мой сын по телевизору увидел и спрашивает: "Это тот мужчина, к которому мы на Суздалке ходили?!" Знаю, что не стал её Миша завсегдатаем студии, но не стерли десятилетия, прошедшие с тех пор, из его памяти человека, который встречал всех такой по-домашнему тёплой фразой: «Молодец, что пришёл!» Многие ли слышали (и – слышат) такое от своих родных и близких? А сейчас безликое «привет» стирает остатки русских душевности и гостеприимства из голов идущих нам на смену. Да и наши ровесники приноровились в этом мире обрывков фраз и осколков мыслей. Так удобнее. Кому?
Рэм был и остался в памяти сотен людей, знавших его лично, добрым домовым, старавшимся чтобы у пламени, разожжённом его представлением об уюте, согрелось как можно больше людей. Никого не приглашал и не удерживал, но пришедшие однажды, даже уходя, помнили: можно и нужно жить так, чтобы рядом с тобой никто не замёрз от черствости и равнодушия. Киноискусство, которое руководитель «Юности» прививал окружающим, тоже было добрым и человечным, простым и доходчивым, как правда, потому, что и рассказывало правду о нелёгкой нашей жизни. Красивую правду. А красота – она не только мир, но и каждого в отдельности спасает…
Не собиралась я рифмовать грусть по поводу ухода человека, некогда так любимого мною и всегда уважаемого. Но беда и счастье пишущей братии в том, что строки, хоть рифмованные, хоть нерифмованные (прозу, звучащую здесь, я тоже не планировала обнародовать), приходят, не спрашиваясь. Поэтому вчера зазвучало во мне, а я лишь зафиксировала как неизбежность:
К живому – только обещалась,
А к мёртвому: привет – прости…
Нет – нет, меня не мучит жалость:
Ты не свернул с того пути,
Который Бог любому метит
(Хоть ты фортуне доверял);
Твой взгляд и добр был, и весел…
Окончен жизни карнавал!
Все маски сорваны, дружище:
Пред Ним такие мы, как есть…
А на Земле всё меньше сыщешь
Любовь, добро, отвагу, честь:
Там – правда! Беготня по кругу
Замкнула здесь любую мысль!
…………………………………………………
Прости, прости свою подругу –
Душой над бренным вознесись…
P.S.
И после стольких жизненных потуг
Мы «обиваем» прежние «пороги»:
К живым собраться снова недосуг,
К усопшим мчим, ломая свои ноги…
Елена Рындина. Ярославль. 14.11.2012. 9.30. К 12.00. пойду, если Господь позволит, прощусь с Рэмом.