Перед началом Великой Отечественной войны Владимир Луговской считался одним из самых уважаемых и авторитетных советских поэтов. Его стихи были у всех на устах. Его героическая биография не вызывала сомнений.
Многие километры проехал он по горным тропам, вместе с красноармейцами, преследовавшими банды басмачей.
В походах проявил личную храбрость.
Много писал о «дорогах войны».
Выходили поэтические сборники, в которых воспевалась революционная романтика.
Кто не знал в те годы знаменитую «Песню о ветре»?
Итак, начинается песня о ветре,
О ветре, обутом в солдатские гетры,
О гетрах, идущих дорогой войны,
О войнах, которым стихи не нужны.
Ну, просто советский Киплинг, да и только!
Луговского пригласили преподавать будущим поэтам в недавно открытом Литературном институте.
Молодые ребята, на всю жизнь подружившиеся с рифмами, смотрели на него с обожанием.
Луговской был красив зрелой мужской красотой – высокий, атлетически сложенный, неустрашимый.
Его любовно называли дядей Володей. На него молились.
Тут как раз подоспел юбилей.
Будущие литераторы сочинили приветственный адрес, явившийся перепевом « Песни о ветре»:
Итак, начинается в некоем роде
Заздравная песня о дяде Володе.
Среди обожателей Луговского был и Константин Симонов, который вскоре стал одним из главных его порицателей.
Что же произошло?
Природа человека необъяснима.
Казавшийся всем выкованным из железа, неколебимым монолитом, Луговской неожиданно сломался.
Им овладела какая-то странная нервная болезнь.
Он стал бояться непредвиденных обстоятельств, малейшее препятствие вызывало жесточайший нервный стресс.
На глазах у всех вчерашний кумир превратился в жалкую развалину.
Грянула Великая Отечественная война.
Молодые поэты, ученики Луговского, надели солдатские шинели и шагнули под безжалостный шквал свинца.
Большинство так и остались лежать на снежных российских просторах с перекошенными от страданий лицами.
Дядю Володю увезли в эвакуацию в Ташкент.
Кое-кто понял и простил его. Но один из самых талантливых учеников Луговского. Константин Симонов остался бескомпромиссен. Наверно, именно бывшего своего наставника он имел в виду, когда писал, что в дни испытаний
люди делятся «на укрывшихся в Ташкенте и на залёгших под Москвой»
Симонов прошёл тяжёлыми дорогами войны. Прошёл неустрашимо и честно.
Его стихи, очерки, повести о фронтовых дорогах пользовались огромной популярностью,
снискали себе всенародную любовь.
Мог ли молодой офицер, постоянно находившийся, как теперь сказали бы, в самых горячих точках,
не раз смотревший в глаза смерти, сочувствовать тем, кто, по его мнению, укрылся в Ташкенте? Нет, не мог.
Уже в послевоенное время Симонов напишет повесть «Двадцать лет без войны», где одним из действующих лиц,
конечно же, под другим именем выведет Луговского, отрицательное отношение к которому не смог скрыть и через годы.
После окончания войны Луговской продолжал какое-то время жить в Ташкенте.
Собственно, ему, наверно, было там спокойнее – подальше от любопытных глаз.
Он ничего не писал, муза изменила ему.
А Константин Симонов, молодой блестящий советский полковник, вместе с красавицей-женой,
популярной актрисой Валентиной Серовой ездил по Европе. Его принимал эмигрантский Париж.
Даже неколебимый Бунин, слушая его, почти поверил, что в России произошли большие перемены
и готов был подумать о возвращении на Родину.
Симонов выступал за границей, как полпред Советской власти, которой был обласкан и поднят на пьедестал.
Но в обществе, возглавляемом коммунистами, не может быть вечных авторитетов.
Пройдёт совсем немного времени, и Симонов, лишившись всех регалий, отправится в ташкентскую ссылку.
Ему пришлось нелегко.
Начались вынужденные скитания по Средней Азии.
В редакции, где я работал, до сих пор вспоминают приход Симонова.
Именно, приход, а не торжественный приезд.
Он и один из ташкентских литераторов постучались в редакционные двери на рассвете.
В помещении не было никого, кроме пожилой вахтёрши.
Она, увидев двух небритых мужиков в линялых телогрейках, ни за что не хотела их впускать.
Прибывшие настаивали, предъявляя документы.
Вахтёрша подняла с постели редактора.
Тот пришёл, не выспавшийся, злой, готовый учинить разгон непрошенным гостям.
Но увидел Симонова, узнал его и ахнул.
Приезжие привели себя в порядок. Был грандиозный поэтический вечер. Симонов читал стихи.
Их встречали овацией.
Редакция была расположена в глинобитном здании.
Полутёмные комнатки напоминали землянки военных лет.
Что передумал Симонов, посещая подобные, удалённые от центра места?
Можно только представить.
Но он был умным человеком, глубоко порядочным, талантливым во всём.
Без сомнения, он быстро разобрался, чего стоит успех в блеске пустой мишуры.
Древние римляне говорили: «Сик транзит глориа мунди» – «Так проходит мирская слава».
Мирская слава Симонову была не нужна. Он это понял. И целиком отдался творчеству, думая лишь о том,
чтобы написать как можно больше правдивых произведений, в чём и преуспел.
На необъятных российских просторах нет могилы Константина Симонова.
Он завещал развеять свой прах с самолёта, что и было сделано.
В жилах Симонова текла дворянская кровь. Его мать была урождённой княжной Оболенской.
Лучшие представители дворянства оставались честью российской нации и в советское время.
Я где-то читал, но не утверждаю точно, что и Владимир Луговской был по происхождению дворянином.
Во всяком случае, я хочу так думать.
Потому что только человек высочайшей самоорганизации мог преодолеть страшную болезнь
и, словно птица Феникс, возродился из пепла.
В пятидесятые годы вышли одна за другой три замечательных книги – «Солнцеворот», «Синяя весна» и «Середина века».
С их выходом Луговской приобрёл подлинное величие и безоглядную любовь всех подлинных любителей поэзии.
Эта любовь не зависит от идеологии. Она вечна.
Луговской сделал высокими и души нашей четвёрки, о чём я рассказывал выше.
Мне хочется напомнить всем замечательные строки моего учителя и кумира, обращённые к любимой женщине.
Я часто повторяю про себя эти строки:
Есть в мире древний правильный закон –
Кто счастлив был, тот дважды был рождён.
Ты рождена, чтобы родиться каждый год,
Счастливой снова быть, как птица, каждый год,
И горевать, и радовать легко,
И улетать за счастьем далеко.
Но будет час, последний у черты,
Когда все страсти, все дела пусты.
И в этот час так страшно вспомнишь ты
Огонь, летящий в бездне пустоты.
Я читаю эти стихи и думаю о бренности жизни, о её зигзагах и поворотах.
И понимаю, что главное – это остаться в любых обстоятельствах человеком.
Настоящим человеком, с большой буквы.
Р.Маргулис