30.
Полкан позвонит по телефону почти в денадцать ночи, и их пригласят. Более того, накроют стол ничуть не хуже свадебного, хотя все продукты на столе будут из разряда дефицитных. Бутылка водки, прихваченная с собой из кафе тоже окажется не лишней, а, может быть, благодаря ей, женщины пили шампанское, обстановка быстро переросла в непринужденную. Санька возвратится в гостиницу не один, разведенка Ирина уговорит дежурную пропустить их, сунув коробку «Птичьего молока» - видимо не впервой, проанализирует боец ситуацию утром, когда женщины и след простынет. Был ли он на высоте – спрашивать не у кого, но то, что он прокололся, Санька помнит хорошо. Водка и не такое делает, только ночью, выплескивая накопившееся за последний месяц желание, он вдруг назвал девушку Аленкой. Расслышала она или нет, забившись от ласки настойчивых мужских рук, история умалчивает. Женщина, во всяком случае, не прицепилась к его словам, не требовала любви на веки, но видеть ее Санька почему-то больше не хотел.
Егорыч придет только к обеду – заведующая секцией сказалась больной и взяла отгул на работе. Так, что он был свеж, как огурчик, вернее, похмельем не страдал. А у Саньки голова трещала, он давно так не набирался. Ашхабадская водка дурманила голову быстро, но и выветривалась тоже. А, может быть, ее просто не было в таких количествах, какое они употребили вчера. В гости к молодым они должны были подойти к часу, но пришли только к трем. В квартире за накрытыми столами в основном были только пожилые люди, молодежь навострила лыжи на дачу. Поскольку Полкан и Санька опоздали, им долго с пьяной дотошностью объясняли, как доехать и отыскать ее, хотя мужчинам хватило номера маршрута и названия общества.
Они минут сорок будут тащиться на стареньком «Икарусе», подбирая попутно всех желающих собрать урожай яблок. Санька уставится в окно и в какой-то миг увидит в проезжающей «Волге» вчерашнего ребенка, который будет отчаянно махать ему рукой, и мужчина с забившимся отчего-то сердцем, высунется из окна и помашет в ответ – хоть кто-то ему здесь рад.
А Сашенька закричит бабушке Лиде: «Папка, папка проехал». Она вскинется, да разве разглядишь, кого он там увидел, если автомобиль несется на скорости. Потом посмотрит в зеркало заднего вида на мужа с твердым намерением заставить того еще раз поговорить с дочкой, сколько же можно сидеть дома, вон ребенок уже во всех встречных отца видит.
Пить Саньке расхотелось, как-то само собой испарилось похмелье. Да и встреча с Мариной вдруг оказалась неловкой. Дачу, на которой во всю отмечали свадьбу, отыскать не составило труда: из магнитофона неслась оглушающая музыка, молодежь танцевала прямо на бывших грядках огурцов. Игорь сегодня немного выпивший, вчера невеста строго следила за ним, обрадовался друзьям. Он хотел было позвать остальных гостей, но никто, кроме Марины не отозвался и жених махнул рукой – им же, хуже.
Они залезли на второй этаж самостроя, и, хотя на кровати кто-то спал, они все равно почувствовали себя уединенно. Танюшка принесла «Жигулевского» и стаканы. Разливая его, пролили на пол, отчего запах хмеля окутал компанию раньше, чем они выпили. Вроде бы хотелось рассказать друг другу многое, но почему-то запели «Кукушку». Таня только смотрела на мужчин, а Марина подпевала – запомнила, в госпитале парни наигрывали и пели под гитару по вечерам на больничном дворе. Грусть и что-то гораздо большее заставило невесту расплакаться. Игорь притянул ее к себе на колени, и она спиной почувствовала, как бьется его сердце.
Марина по отводившему взгляд Саньке поняла, что не нравится ему. Больно это - видеть мужчину, о котором столько лет мечтала, а мечты напрасные. Неужели Аленка запала ему в душу? Так отчего не спросит про нее? Может отозвать его в сторону, да сказать прямо: « А ведь ты, дружок, папаша». А вдруг это не он? Пусть уж сами разбираются. Марине отчаянно захотелось в Ташкент, там она чувствовала себя нужной.
Ладно, до отъезда, когда народ схлынет, они еще успеют поговорить. Во всяком случае Марина намекнет ему, если было, что, то должен понять.