ВОЙНА ДЛЯ ОТРОКА
«Энэкэ, бэнэкэ, цукэтэ, мэ,
Эбель, фэбель, доминэ,
Жест, крест, яблочко!»
Детская считалка
ГЛАВА 13. НА ПОРОГЕ В ПУЧИНУ
Первый день войны запомнился хуже, чем второй, когда они провожали в армию дядю Лёню. От первого же осталось впечатление ветреной пасмурной погоды, хотя твердой уверенности в том, что это именно первый день, нет. И всё же буду излагать события так, как они сохранились в памяти.
Прежде всего, это ощущение смятения, растерянности и страха: что теперь с нами будет. Это ощущение, конечно, исходило от взрослых – женщины испугались за мужчин, мужчины встревожи-лись за всё. Ждали более подробных сообщений, обсуждали их, размышляли о перспективах. Здесь мнения были полярными: от молниеносного разгрома немцев до затяжной агонии нашей страны. Превалировало всё же нечто оптимистическое: будет трудно, но победим, несомненно.
От этих разговоров на душе у Юры было смутно, но все же победило радостное чувство от новой вожделенной вещи: пошили ему первые взрослые брюки и позволили обновить их на улице. Он торжественно оделся и вышел на Береговую к Дону. Было прохладно, дул свежий верховой ветер. Поразило новое ощущение в ногах: трепещущая под ветром ткань щекотала икры ног, привыкших к голизне и полной свободе. Ощущение оказалось приятным, так как связывалось им с признаком взрослости – они, взрослые, наверное, всегда испытывают его от носимых брюк. Однако уже к вечеру это вызывающее самоуважение ощущение исчезло, но чувство вхождения в новое состояние оста-лось. И слилось с новым военным настроем, исходящим от передач по радио и разговоров взрослых. Одним словом, всё теперь будет по-другому, теперь не до детских игр и забав, теперь мы должны ко-вать победу – примерно так ворошилось в голове. Впрочем, позднее по размышлении он проникся сомнением, что эти два события в его жизни – «взрослые» брюки и начало войны - произошли в один день, ведь к началу войны ему было почти тринадцать лет, и было трудно представить, что до такого отроческого возраста он всё ещё ходил только в коротких штанишках. Наверное, это всё же какая-то гримаса памяти, один из странных её парадоксов.
А на следующий день они всем своим многочисленным семейством толпились у сборного пункта первых призывников в армию. Взрослые бодрились, старались подавить в себе предчувствия и опасения, шутили. Дядя Лёня – более всех. Прощаясь с племянниками, он сказал Вове:
- До свидания, помогай родителям, учись и всё будет в порядке.
Но к Юре он обратился по-другому:
- А ты не распускай нюни, да что-то я не очень верю в это. Крепись.
Слёз у женщин Юра не помнил, даже у бабы Вари. Дядя Лёня повернулся и ушел в строй при-зывников, которых тотчас и увели на станцию. Его лицо мелькнуло в толпе и пропало навсегда. Больше они его никогда и нигде, кроме снов, не видели. Получили лишь два-три письма, не сохра-нившихся в скитаниях. В последнем он писал: «научился собирать и готовить грибы», из чего мама заключила, что их там даже не кормят. Почему-то осталось в памяти, что это были Брянские леса. И всё. Будто и не было нашего дяди Лёни. На запросы дяди Лёниной тёти Лизы в 1943 году был полу-чен ответ (от Кировского райвоенкомата г. Ростова за № 1/1301 от 13.І.44г.):
«Извещение
Ваш муж, ст. сержант Зерщиков Леонид Александрович уроженец Ростовской облас-ти с. Арпачин в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество был……………………….. ………………………Пропал без вести в Ноябре…1941 г…………………………. похоронен………………………………………………………………………….
Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии».
Что там творилось в этих Брянских лесах, как окончилась жизнь Леонида Зерщикова, трудно представить. Известно, что в начале и первой половине октября 1941 года южнее Брянска была ок-ружена большая группировка наших войск, а к 21 октября войска Брянского фронта с большими по-терями якобы пробились из окружения и заняли оборону уже значительно восточнее Брянска. По-видимому, дяде Лёне из окружения выйти не удалось. Он либо остался лежать в брянской земле, либо ушел в партизаны, либо попал в плен. Так или иначе, но горюшка ему пришлось хлебнуть полной чашей. Трудно представить себе и его настроение в те последние дни. Советскую власть любить ему было не за что, и он её очень не любил, поэтому исход мог быть самым разным.
Примерно, в это же время (начало октября) был убит и другой Юрин дядя, Иван Федорович Масуренков, в районе г. Медыни. Очевидец этой смерти художник «Мосфильма» Эдлис рассказывал, что дядя Ваня накануне видел сон – себя в зеркале. Видел так ясно и так проникновенно, что, про-снувшись, сказал Эдлису:
- Я понял себя всего до самых сокровенных глубин, и теперь ничего не осталось мне в себе неясного или сомнительного. Если бы я был суеверным, то истолковал бы этот сон как знак того, что мне нечего больше познавать в себе и, следовательно, это знак моей смерти.
И он был убит в тот же день прямым попаданием пули в сердце.
Как оператор «Мосфильма» дядя Ваня не был мобилизован в армию, но 5 июля 1941 года, то есть через две недели после начала войны, он ушел в ополчение Киевского района Москвы и сразу же был отправлен на фронт. В первые дни войны он шел с женой, Тамарой Корнеевной, по улице, а навстречу им попалась группа людей: женщины в слезах провожали мужей на фронт. Он сказал жене:
- Тебе, наверное, стыдно за меня, что я дома. – И ушел, чтобы умереть, не стыдясь самого себя. А его приятель Эдлис вскоре после гибели дяди попал в плен, а по возвращении оттуда – в наши лагеря, вернувшись из которых, рассказал историю гибели Ивана и посожалел: «Лучше бы и я погиб вместе с Масуренковым!»
Но всё это родственники узнали уже очень много лет спустя, а в первые месяцы войны собы-тия надвигались на всех с такой стремительностью, что люди были ими охвачены всецело, и тревога за ушедших на фронт сливалась с другими переживаниями в одну устрашающую картину крушения.
Первая воздушная тревога и первые бомбы обрушились на Ростов еще летом 41-го. Это про-изошло ночью, а утром мальчишки, уже бегали на место падения бомб и во все глаза глядели на разрушения. Возможно, они были не единственными в городе, но ближайшими к дому на Береговой – где-то в самом начале Тургеневской улицы недалеко от вокзала. Бомба попала в жилой дом, обрушилась часть стены, говорят, были жертвы. Любопытствующие на месте их уже не застали. Но вид развороченного человеческого жилья, нагромождения камней, разбитой мебели и домашней утвари производил сильное впечатление. Абстрактно воспринимаемые сводки с фронтов приобрели первые реальные черты. Нервами, кожей и всем нутром ощутилась жуткая правда войны – на ней, оказывается, действительно разрушают города и убивают людей.
К концу лета воздушные тревоги стали обычным явлением. Масуренковы вместе с жильцами своего дома и сотрудниками окрестных контор освоили бомбоубежище, построенное в подвале одного из домов, примыкавших к их двору. Это было невесть, какое надежное сооружение. Дом был разрушен еще в гражданскую войну. Так и простоял все последующие годы в виде коробки из монументальных стен (купцы строили основательно и надолго для своих любезных потомков) и кое-где сохранившихся перекрытий. В связи с начавшейся новой войной подвал этого дома был очищен от хлама, оштукатурен, снабжен скамейками, электричеством и водой. На входе был сооружен тамбур, оборудованный железной дверью.
Как только объявлялась тревога, люди укрывались в этом подвале-убежище. Однажды Юра почему-то вышел из него, когда ещё гремели последние редкие залпы зениток. Самолетов не было слышно. Вместо их волнообразного гула во всё более продолжительных паузах между далекими выстрелами явственно слышалась глубокая и какая-то нечеловеческая тишина. И вот в ней появились тонкие звенящие звуки, будто издаваемые стальными струнами. Они всё усиливались. Их нежная вибрирующая песня, как песня сирен, завораживала, гипнотизировала и почему-то шевелила волосы на голове. И вдруг на мостовой раздался короткий и резкий металлический щелчок. Один, другой, третий. И запрыгали, как градины, заскакали по мостовой и крышам домов осколки и стальная начинка зенитных снарядов. Это они, низвергаясь с поднебесных высот, пели свою зловещую песню, озлобленные напрасной работой, от которой невредимо ушли немецкие бомбардировщики. Теперь они сыпались на наши головы и яростно звенели о монолитные булыжники мостовой, не разбирая своих и чужих. Юру охватил панический ужас от столь явной и близкой возможности стать их жертвой. Война ворвалась в него уже непосредственной смертельной опасностью. Он увидел её воочию. Она лязгала вокруг него металлом, норовя впиться в мягкое беззащитное тело.
РАВЕНСТВО – ПОНЯТИЕ МАТЕМАТИЧЕСКОЕ
Казалось бы, совершенно очевидные истины: представители одних народов лучше других бегают или прыгают. Другие легче переносят холод, третьи – жару, одни более темпераментны, другие скорее флегматичны, одни чёрные, другие жёлтые или белые, то есть физические и психологические различия наций или рас никак и никем не могут быть оспорены без игнорирования неоспоримых фактов. Почему же об интеллектуальных и нравственных качествах народов не приняты никакие сравнения и оценки. Фигура умолчания! Или сакраментальная фраза – все народы равны. Да вовсе они не равны, как вообще ничего равного в мире нет, и не может быть – обязательно чего-то больше, чего-то меньше, а чего-то и вообще нет. Эта изменчивость и неравенство относится не только к росту или цвету. Но и, увы, к уму, совести, чести, порядочности и прочим интеллектуальным, душевным и духовным качествам не только отдельных людей, но и целых народов. Именно потому они и являются отдельными и разными народами. Ведь не секрет, что одни народы более склонны к фантазированию, другие к рационализму, одни лучше умеют торговать, другие строить или обрабатывать землю (помните, что уже на заре нашего существования мы разделились на земледельцев, скотоводов и охотников!). Одни народы больше тяготеют к духовному, другие к материальному, одни лучше выживают в состоянии диаспоры, другие быстрее ассимилируются, одни более самодостаточны и склонны к замкнутости, другие томятся жаждой распространения. Наконец, одни народы самостоятельно обогащают мир всеобщими ценностями, другим для этого необходима питательная среда других народов. Во всём этом просматривается бесконечная гамма оттенков, нюансов и скрытых качеств и свойств. Словом, каждый народ обладает неповторимой самостью, и нет на свете одинаковых народов. Сошлюсь в этом своём утверждении на авторитет великого:
«Каждый народ по-своему вступает в брак, рождает, болеет и умирает; по-своему ленится, трудится, хозяйствует и отдыхает; по-своему горюет, плачет, сердится и отчаивается; по-своему улыбается, шутит, смеётся и радуется; по-своему ходит и пляшет; по-своему поёт и творит музыку; по-своему говорит, декламирует, острит и ораторствует; по-своему наблюдает, созерцает и творит живопись; по-своему исследует, познаёт, рассуждает и доказывает; по-своему нищенствует, благотворит и гостеприимствует; по-своему строит дома и храмы; по-своему молится и геройствует…Он по-своему возносится духом и кается. По-своему организуется. У каждого народа своё особое чувство права и справедливости, иной характер, иная дисциплина, иное представление о нравственном идеале, иной семейный уклад, иная церковность, иная политическая меч-та, иной государственный инстинкт» (И.А.Ильин. «Основы Христианской культуры».1937).
И движущей силой всечеловеческой истории является столкновение этих национальных качеств и черт, их противоречие и порой несовместимость. Это сильнее всех экономических, геогра-фических, социальных и прочих мотивов, которые, скорее всего, и являются следствием наших различающихся национальных черт. Господь создал нас разными прежде, чем вследствие этой разности мы приобрели все остальные свойства, воплотившиеся в государственность. Капитализм, между прочим, существует во всём мире, но как он непохож у разных народов! Наши национальные различия сильнее всех других различий, и именно в них следовало бы искать истоки наших противоречий и коллизий: антисемитизм, фашизм, терроризм, уровень и характер социального развития, размеры и тип государств, их противоречия и столкновения и т. д.
О каком равенстве здесь может идти речь! Оно эфемерно, призрачно на всех мыслимых уровнях от одноклеточных близнецов до наций, этносов, рас, государств и цивилизаций. Господи, как это всё прекрасно и страшно, однако. Но другого не дано, и не быть ему. Лишь в кошмарной тиши математики мы находим его, это пресловутое равенство, и по какому-то странному недоразумению переносим в другие сферы жизни. И потому одна из краеугольных основ печально известного лозунга либерализма «Свобода, Равенство и Братство!» – чудовищная фикция, залитая океаном крови, но упорно извлекаемая из него для новых бесплодных и кровавых вакханалий. Не будет этого равенства нигде и никогда. И я не люблю богатого не потому, что он богат, а потому, что богатым в этом мире легче всего можно стать, только воруя, обманывая и присваивая себе отнятое у других (кто её мерит, эту самую вожделенную прибавочную стоимость?!). Здесь столкновение не экономическое (хотя это тоже присутствует как следствие), а нравственное, ментальное. И никакие попытки ввести в норму нравственности неприкосновенность частной собственности, нажитой неправедно, не могут исправить положения – богатство, как мне кажется, всегда будет вызывать неодобрение у нравственно здоровых людей. Так возникает, в частности, и одно из межнациональных проти-воречий и отторжений, потому что одни нации преимущественно всегда будут бедными, а другие, тоже преимущественно, всегда богатыми. Точно так же дело обстоит и с войнами: одни народы с поразительным постоянством проявляют агрессивные наклонности, другие чаще подвергаются агрессии.
Конечно, нехорошо публично обзывать народы скверными словами, которые они порой вполне заслуживают, но правду всё же следовало бы знать. Может быть, для этого лучше пользовать-ся какими-то более деликатными способами. Какими? Не знаю, но молчание или ложь – не спасение от бед, проистекающих от наших национальных различий. Хорошо бы, если бы народы сами открыто и честно охарактеризовали свои национальные особенности, отметив не только положительные качества, но и отрицательные, как это делали некоторые русские философы (Н.А.Бердяев, И.А.Ильин, Н.О.Лосский, Г.П.Федотов и другие). И в программу национального усовершенствования через воспитание подрастающего поколения, литературу, театр, кино, средства массовой информации и т. д. включили бы собственные усилия по искоренению отрицательных черт.
Национальные проблемы оцениваются и решаются людьми на разных уровнях отношений: от личных до международных. Именно потому они столь различны и противоречивы. Контакт двух представителей разных наций, как правило, ничем не походит на контакт этих наций в целом. По-скольку люди, конкретные индивидуальности, отличаются друг от друга даже в пределах одной нации значительно больше, чем нации в целом, постольку контакты между индивидами разных наций значительно разнообразней, чем межнациональные контакты. И по первым совершенно невозможно судить о вторых. Такого рода суждения некорректны.
Личный опыт каждого из нас ограничен, и как бы часто кто-то из нас ни общался с представителями какой-либо иной, не его национальности, ему едва ли удастся по этому опыту представить картину об этой нации в целом. Для этого необходим опыт народов и поколений, знание истории, эпоса, искусства, быта, общественных и политических движений и партий и менталитета этого народа. То есть необходимо подняться над своим индивидуальным личным опытом в сферы общественных и исторических отношений народов через промежуточные этапы и ниши, перечисленные выше. А это удаётся отнюдь не многим, и потому отдельные личные оценки национальных проблем и отношений столь противоречивы и порой недопустимо категоричны и оскорбительны или прекраснодушны. И при этом не следует забывать, что они не отражают объективную картину истинных межнациональных отношений народов.