Как-то пришлось услышать разговор двух женщин, ехавших рядом в автобусе. Едва за окнами пробежали обрамленные лесополосами поля, как сразу же расстелился обширный пестрый ковер пастбища. Оно уже отзеленело, по нему бурым цветом возвышались то тут, то там выцветшие бурьяны и жухлый травостой. Скупые лучи солнца едва касались колючих не потоптанных стадом стеблей, скользили по спинам одиноких коров, возле которых там и сям маячили люди.
- Видите, какая в этом году зима, - кивнула в сторону окна женщина в белом вязаном платке. – До сих пор можно скот пасти. Правда, корма там особого уже нет, лишь бы скотина в стойле не застоялась, зима еще впереди, а с кормами у кого как…
- Я так люблю коровок! – восхищенно вскрикнула ее соседка с высокой модной прической, упруго удерживаемой невидимым стойким лаком. – Даже мимо навозной кучи проходить не спешу – она мне пахнет чем-то таким… Если бы в селе жила, у меня бы не одна и не две коровки были! Они такие милые! Глаза большие, ресницы длинные – просто красавицы!
Женщина в платке с интересом посмотрела на спутницу, на ее голубые ноготки, украшенные серебристыми крапинками, на ухоженное с помощью дорогих кремов розовое, будто фарфоровое, личико.
- Вы бы держали корову?
- А что, - не сдавалась собеседница, - думаете, что не смогла бы? Я ведь биологию в школе преподавала, все о животных знаю. Они ласку любят, чтобы их гладили, вычесывали, хвостик в шампуне мыли…
- Да-да, - иронически закивала головой женщина. – Надолго ли у вас хватит шампуней, если она в хлеву за день то и дело в навозе валяется! Временами даже скребок не берет!
- Какой скребок? Я бы ее массажной щеткой слегка вычесывала. У вас, извините, ласки и подхода к животному нет!
- У меня-то нет? – у женщины даже платок сбился с головы. – Да я сколько живу, столько и с коровами вожжаюсь, с сестрой на ферме маме помогали – совсем еще дети…
- Вот я и говорю, - не сдавалась вычурная красавица, - вы очерствели, свыклись и не видите возле себя такое очаровательное создание! Грубо толкаете, называете то Лиска, то Мурка… А я бы Джульеттой назвала, Джокондой – вот как!
- Значит, мы очерствели, не любим скотинку свою, - внезапно поутихла в голосе соседка, - не панькаемся и не нежничаем… Приехала к нам в село одна многодетная семья из Западной Украины. Восемь детей – худые аж светятся. На правлении решили им дать на новое хозяйство корову. На выплату. Ведь на работу из семье сразу пятеро пошло – отец с матерью да трое старшеньких, хоть и несовершеннолетние. Как они радовались той коровке! Бегают вприпрыжку: вдоль лесополосы траву в мешки рвут, натаптывают, чтобы больше влезло и было чем кормить. Сразу личика их округлились – молочко помогло! Так случилась же беда! Поймала корова вместе с травой какой-то металл, может, гвозди кто рассыпал, а может, проволока валялась. Что делать – пришлось дорезать. Сидит бедная мать – вся почернела – просто на земле, посреди колхозного двора, плачет-голосит, а потом и вовсе онемела. Люди бросились к ней, а она – без сознания… Я никогда такого не видела: и живая – не живая, и мертвая – не такая. И все из-за коровы. Вот вам и очерствели, не сюсюкаем возле скотины… Некогда, нужда на пятки наступает.
Женщины помолчали, размышляя над чем-то своим.
- Вы мне извините, - замявшись, проронила учительница биологии, - во все времена люди переживали, что-то теряли. Я понимаю… Хотя недосмотр… можно было предусмотреть предварительно, чтобы такое не случилось.
- А однажды на ферму пригнали молоденьких телок, - уставилась невидящим взглядом куда-то вдаль рассказчица. – Закупили в племенном хозяйстве. Дикие, безудержные, копытцами аж землю роют. Самая смелая из доярок, Нинка Швайка, полезла прямо в стадо, чтобы выбрать себе в группу тех, кто побойчее та поокруглее. А вдруг сзади одна буренка нацелилась та и подняла ее на рога, свалила с ног, наступила Нинке на ее плоский живот и будто аж проскользила по нему. Нинка целый месяц потом отлеживалась в больнице с огромным синяком через весь живот. Чудо, что кишки уцелели!
- Я о чем и говорю, что ласка всегда нужна. А ваша Нинка, видать, с криком да руганью туда полезла? Говорят, что на ферме часто избивают коров, бьют, чем попадя, даже стульчиками, на которых присаживаются, чтобы доить.
- Нечего таить, бывало такое на ферме. У кого какие нервы и характер. Конкурсного отбора при приеме на работу никто не устраивал. Наоборот, найти доярку всегда непросто, даже конторских специалистов принуждали доить, пока укомплектуют доярский коллектив… Вот вы, допустим, пошли бы доить, имея диплом о высшем образовании?
Учительница опустила глаза:
- С какого перепугу? Училась-училась и на ферме очутилась? Так, что ли? На смех курам…
- Ну вот! Многие так рассуждают. Потому-то и развалилось сельское хозяйство. Не вникали в тот опыт, который противоречил гигантизму. Что теперь жалеть задним числом? В личном хозяйстве стараемся сберечь скотинку. Без нее и село – не село. Вот вы считаете, что о коровах все знаете по науке. Так представьте себе, как повесне зеленеет прошлогодняя люцерна, как манит своей сочностью, ароматом! После сухого зимнего корма корова так и рвется из рук к свежему и сочному. Пусть, думаю, хоть скраешку полакомится. Закрепила ее на поводу – и на работу. А солнышко тем временем припекает, выманивая из земли всяких паучков, жучков, комариков, муравьев. Этого добра кишмя кишит. Не могла я предостеречь, предугадать, что может случиться. Обычно все росы боятся, но роса уже спала, травка отличная…
Через некоторое время прибегаю с работы, а возле моей коровы все соседи толпятся. Кто-то первым заметил, что ее обдуло. Одни советуют простоквашей заливать, другие – палку в зубы закладывать и гонять что есть мочи. А бабка Маруся тихонько толкает меня в бок:
- Берись, - говорит, - за работу. Вот здесь у коровы желудок. Ты пощупай и почувствуй, как там клокочет. Массажируй, массажируй и не отступайся!
Так я и сделала. Чуть не падала с ног, уже не кололась под ногами стерня, не жег осот, перестаешь быть сама собой, сливаешься в одно целое со скотинкой, живешь ее болью, стремишься вопреки всему спасти ее жизнь. Вот так и удалось избавиться от беды. Квитане моей стало легче, стоит, прислонившись ко мне, прислушивается. Толпа вокруг тоже вздохнула с облегчением, все обрадовались…
- Я знаю, как коровий желудок обустроен, он еще книжкой называется, - вспомнила городская учительница. – Если комбикорма объестся, - пропадет, никто не спасет.
- Это правда, здесь вы – молодец. Если знаете, то не доведете до беды. А у нас была корова Волга, просто великан какой-то. Как увидела ее, сразу выпросила у зоотехника, чтобы в счет заработка купить. Он согласился. Привела великаншу домой, еле втиснула в дверь хлева. Две третьих площади заняла в стойле. Ела аппетитно, не отрываясь от корыта. Насытившись, улеглась на свежую подстилку и, закрыв глаза, начала жевать жвачку. Никогда не была агрессивной, любила ласку. Тянулась всем своим телом к хозяину, когда он гладил ее под шеей, расчесывал гривку между рогами. Но как-то вечером мы услышали стон. Будто человеческий. Стонала Волга. Ветеринар ночью не захотел ехать к нам, позвали его помощника, обыкновенного мужика. Потряс он ее, натягивая шкуру на холке, и сказал, что к утру все обойдется. Обошлось… Она будто спала, только цвет тела поменялся – побледнел. Головку положила себе на плечо, а из-под закрытых глаз – бороздки слезинок. Те слезы еще теплые, а она – закоченела. Вскрытие показало, что наша Волга была неизлечимо больна. Лейкоз. В те времена еще не делали проверок на такое заболевание. Мы пили ее молоко и даже не могли предположить…
- Что? Даже детям давали? Як же так! Они ведь могли заразиться!
- Никто не заразился. В последнее время мы ее не доили, в запуске была. Теленок был в ней, такой красивый. Но неживой. Жаль…
- Вот видите, не нужно было в колхозе покупать, лучше у людей.
- А откуда было знать, что у людей проверенная скотина? Кто бы определил? Что и говорить… Если не так, то иначе. Была у нас еще и Ромашка. Проколола себе кожу на животе, когда ложилась на пастбище. А, может, пырнула ее какая-то корова рогом. Ранка загноилась. Долго носила нарыв на пупке, пока температура не повысилась – горячий нос, слабость… Хуже стала кушать, похудела, молока почти не стало. Ветеринарша посмотрела, что-то поколдовала, может, сделала надрез – гной стал выходить наружу. Показала нам, как нужно промывать да очищать под кожей. Муж мой засовывал в надрез почти всю ладонь. Рана постепенно зажила, но корова потеряла свойство к оплодотворению. Сказали: желтое тело. Такая в хозяйстве не нужна, повели сдавать на мясо…
Учительница будто заново увидела свою спутницу, не отводила глаз от ее слегка опечаленного лица, которое на фоне белого платка казалось особенно красивым, привлекательным, полным жизненной силы и стойкости, приобретенной в тяжелой работе. Эта работа должна просто изнурять, а не приносить удовольствие. Стоит, наверное, отказаться от хозяйства?
Заметив перемену в настроении соседки, женщина с приязнью улыбнулась:
- Сегодня не уснем. Будем ждать пополнения. Марта должна растелиться. Вы бы знали, какая это радость для семьи! Впервые и дочка-студентка согласилась помогать, ей уже не страшно, раньше почему-то боялась. Хочет увидеть, как теленок появится на свет.
Автобус затормозил. На остановке женщину дожидался мужчина с велосипедом, груженым мешком с комбикормом. Для коровы. Супруги двинулись по улочке, вскоре скрылись за углом.
Учительница ехала дальше. С ее уст не сходила улыбка. Представляла, наверное, как маленький бычок пробует вставать на белые копытца и… падает. Корова поворачивается к нему, рвется, мычит. Будто хочет спеть колыбельную.
Песня нужна всем – людям, животным. Жаль, что еще не написана такая, которая поместила в себе и радость, и горечь сельского хозяйствования…