Я и по себе это знаю. Захожу на чью-нибудь страницу, ну, расписался! Даже читать неохота! Кто же такую уйму слов-то в себя вберёт? Время сегодня не то. Сели в самолёт, прочитали две страницы романа, а уже слышен приказ - "Пристегнитесь, садимся!"
Зашли в автобус, сесть некуда. Стоя не почитаешь. Можно только анекдоты.
Сели на пароход. Можно захлебнуться чтением в своей односпальной каюте. А тут дамочка, нате вам любовь до конца путешествия! Только кроссворды в четыре руки! А если ещё и сумасшедшая качка, то и прихваченный в дорогу роман так растрясёт, что ни первую страницу не удастся найти, ни последнюю.
Да чёрт с ним, этим романом! Телевизор же есть. Там, в этом телевизоре, прописались навечно Галкин Максим, Алла Пугачёва и весь их бомон, кончая однодневными звёздами.
Одна радость - Путин Владимир разнообразит телевизионное шоу. Правда, это делает опять же вездесущий Максим Галкин.
Помню, до Галкина-то свирепствовал на сцене Геннадий Хазанов. Как он изображал Михаила Горбачёва! Никто до такого уровня перевоплащения в образ не поднялся! Даже Галкин Максим.
Но Геннадий Хазанов благосклонно уступил первое место растущему таланту. Просто сошёл на запасный путь, как бронепоезд.
Так все и увлеклись чтением коротких рассказов. Все артисты стали пытаться перещеголять друг друга - кто прочитает короче! Маменко-то впереди всех. Любопытно то, что не все они пишут свои рассказики. Им пишут.
Артистам достаются бурные апплодисменты, гонорары, слава. Писателям - остальное. Но, нельзя же обижаться на обожаемых народом гениев сценического мастерства!
Опять я отвлёкся от темы. Итак, короткий рассказ:
В одной деревне четверо студентов под вечер взирают на стол хозяйки, усыпанный яствами.
Жареная курица в собственном соку на чугунной сковородке вызывает слюну сразу в четырёх ртах! Деревенский, пятипроцентной жирности, творог со сметаной из деревенской, глиняной чашки так и просится в разинутые, студенческие рты! Поллитровая, редкая в деревне, кружка сверхом полна мёда в сотах. Крынка, в которой угадывается опять же пятипроцентное молоко, ничего не вызывает в воображении четырёх молодцов-студентов, потому что не видно.
Даже хлеб выглядит совсем иначе, чем тот хлебушек в студенческой столовой в раздолбанном,
заброшенном хозяевами, доме.
-Ну, кажется, задержался мой сынок-то на службе - извиняющимся тоном говорит бабуля, хозяйка и этого богатства на столе, и дома тоже.
Четверо студентов переглядываются, молчат. Смотреть на стол тяжело, но глазам приказать отвернуться не хватает сил.
-Большой человек в городе мой-то сынок! - не унимается старуха. - Знать, дела какие государственные задержали. Подожду ещё полчаса. Не приедет, так скормлю вам всю эту стряпню. Сама я ем мало, а сынок управляется за милую душу.
Старуха села у стола и замерла в ожидании гостя. Расстояние до города нешуточное, так что четыре студента навострились, стали всё чаще глотать слюну.
Полчаса прошло. Сказать об этом старухе, не имеющей привычки иметь часы, никто из студентов не решался. Ровно на тридцать третьей минуте дом затрясся под могучими действиями незнакомой силы, дверь рванули так, будто она сопротивлялась. В избу ввалился детина чуть меньше сразу двух студентов.
-Ну, мать, здорово! - рявкнул сынок, похожий действительно на большого, служивого человека.
-Голодный, поди - заверещала старуха. - Садись к столу-то, ешь! Не хватит, так я ещё и пирожков напекла!
-Спасибо, мать, за заботу! - пробасил большой человек. Поплескал чуток на руки из рукомойника, вытер руки о тряпицу у печи, сел к столу. Скорость поедания съестного была стремительной. Скоро остались кости от курицы, тарелка пирожков опустела. Очередь дошла и до творога с мёдом. Всё исчезло в необъятном желудке. Остался только хлеб.
Мужчина прямо из крынки залил молоком съеденное.
-Ну, мать, угостила на славу! - снова пробасил мужчина. - Тут ещё молоко осталось и хлеб тебе.
-Да чего уж! Ешь всё! Я сегодня до тебя пирожок съела, чаю попила с сахаром, сыта.
Мужчина не стал сопротивляться. Налил из самовара в кружку с остатками мёда кипятку, опрокинул в кипяток содержимое крынки, отломил дюжий ломоть хлеба и это всё умял.
-Извини, мать, но надо ехать назад. Дела!
-Ночевать-то, вот, остался бы! - просительным тоном проговорила старуха.
-Да у тебя вон сколько народу! Тебе и так не скучно, - отозвался мужчина. Обнял старуху, остановил глаза на четырёх студентах, каждого прощупал своим пронзительным взглядом на прощание, шагнул к порогу. Дверь хлопнула, дом в последний раз вздрогнул.
-Вот так, влетит, наестся, и назад спешит дела большие делать! - любовно заворковала старуха.
Студенты в последний раз проглотили по маленькой слюне.
Одним из студентов был в то время и я. Месяц службы на колхозном поле закончился. Город принял нас обратно в свои объятия. Как обычно я шёл из института домой со стипендией.
Решил зайти в большой Гастроном. Тогда все Супермаркеты так назывались. Навстречу мне шагал тот самый мужчина с двумя тяжёлыми флягами. Нёс он их так же легко, как я носил этюдник, огромный зонт и стульчик.
Я воззрился на него в изумлении! Удивительно, но он узнал меня, наверно, потому, что я был невообразимо худ.
-Здорово, орёл! Когда снова в деревню поедешь?
-Осенью, - машинально ответил я, всё ещё находясь в состоянии изумления.
Мужчина продолжал идти к молочному отделу, в то время как в моём горле вызрела большая слюна при воспоминании о том деревенском столе с роскошным угощением, обещанным нам, четырём полуголодным студентам в случае неприезда этого важного большого человека.
Ижевск