Аве Мария. Часть 5

Николай Шунькин
                5. «Видели ночь. Гуляли всю ночь.  До утра...»
                Виктор Цой.
Радость Марии была беспредельна. Этот вояж коренным образом отличался от всех предыдущих поездок на автобусе, поездом или, даже самолётом. Мчась на мощном  мотоцикле, с большой скоростью, держась за любимого человека, обнимая его могучие плечи, она чувствовала себя счастливой. Заглянула через плечо. Стрелка спидометра колеблется на отметке 160 километров. Мимо, как в кино, пролетают поля, леса, реки, посёлки.

Выехав на рассвете, первую остановку сделали через восемь часов. Виктор объяснил:
- Надо отдохнуть, перекусить. Переждать жару. Да и спешить нам некуда.

Палатку не ставили. Устроились на траве, под раскидистым дубом. Ели бутерброды, запивали кефиром. Выпив полбутылки, Виктор передал Марии:
- Пей. Больше молочнокислых продуктов не будет. Там, куда мы едем, магазинов нет.

Закончив с трапезой, улёгся подремать:
- Всю ночь складывал амуницию. Не выспался.

Наслаждаясь красотой любимого человека, Мария охраняла его сон. Рвала цветы, составляла букеты, плела венки. Сейчас, в предвкушении первой ночи с ним,  забыла обо всём и обо всех.

Проснулся через два часа:
- Слава Богу, жив, здоров, могу продолжать путь.
Мария поправила:
- Слава Богу, мы живы, здоровы, можем продолжать путь.

- Я и не думал отделять тебя от себя. Мы – одно целое. Слава Богу, мы живы, здоровы, можем продолжать путь.
Такая редакция понравилась:
- Давай навсегда забудем слова я, ты, моя, мой. Вместо них будем говорить – мы, наш, наше.
- Всё, что исходит из твоих уст, я приемлю безоговорочно. Мы можем ехать дальше.

Незадолго до захода солнца съехали с основной трассы, вырулили к реке, остановились на привал. Виктор быстро и умело распаковал палатку, установил. Извлёк из безразмерного кофра топорик, нарубил дров, разжёг костёр, установил на него мангал и принялся нанизывать мясо на шампуры. Мария предложила помощь, но он отказался:
- Шашлык – дело мужское. Если хочешь помочь, займись супом и чаем. Нельзя из рациона исключать горячую пищу.

Пока разгорался костёр, извлёк из того же кофра бензиновую горелку «Шмель», установил недалеко от костра, накачал и разжёг. Открыл второй кофр. Достал из него раскладной столик. Установив,  выложил на него чайник, вилки, ложки, ножи, стаканы. Потом извлёк консервы, кофе, хлеб, помидоры, огурцы и прочую снедь. Не забыл даже салфетки. Налил воды в кастрюльку и поставил на горелку. Удивлённая Мария с удовольствием принялась исполнять роль хозяйки.

К ужину открыл бутылку шампанского. Мария пыталась возражать:
- Я вообще к спиртному не привыкла. А в дороге пить нельзя.
- Сегодня мы никуда не поедем. Свадьбу сыграем здесь. Без шампанского нельзя.

Эти слова тоже больно кольнули сердце. Маленькая уступка «мы» ничего не стоила на фоне безапелляционного «Свадьбу сыграем здесь».

Осмотрелась: уединиться негде. Постеснявшись при Викторе креститься, присела к столу без молитвы. Но весь вечер был предупредителен, ухаживал. Без устали говорил комплименты, сравнивал её то с Мадонной, то с Венерой. Один за другим провозглашал тосты: за деву Марию, за их будущее, за крепкий союз двух сердец.

Лишь однажды, где-то в глубине души, закралось сомнение в искренности его слов. Вспомнила данную характеристику: «Молчун, в разговор вступает редко, лишнего не скажет. Говорит только по делу. Но тоже весел, его шутки остры, всегда попадают в цель и вместе с тем безобидны». Сейчас он этим параметрам не соответствовал. И не молчун, и шутки не такие безобидные, какими казались при первом знакомстве. Любит больше говорить, чем слушать. Молчуном становится только тогда, когда его спрашивают о друзьях, о родителях. За два месяца знакомства, ни единым словом о них не обмолвился. Если не считать больную бабушку и погибшую девушку. Была ли она в его жизни? Упрекал Лену, что у неё нет подруг. А самому хвалиться нечем. О друзьях не вспомнил ни разу.

Но шампанское исправно выполняло порученную ему роль. Мария не избегала откровенных взглядов, не отворачивалась от поцелуев,  не отказывалась от жарких объятий. Впервые отдав себя в крепкие мужские руки, полностью подчинилась им, с трепетом воспринимала их нежные блуждания по телу, с нетерпением предвкушая неземное блаженство.

Эта ночь была для неё поистине наполнена волшебством. Умелые действия любимого мужчины туманили сознание, возносили её до небес, колыхали тело на облаках. На мгновение бросали в бездну бушующего водопада, вновь продолжая наслаждать неведомыми ощущениями любви, счастья и радости. Волшебную гармонию чувств дополняла окружающая природа: нежный шелест листьев вековых деревьев, ласковый свет взошедшей луны, несмолкаемые трели соловья, торжественный гимн бурлящей реки, напоминающий свадебный марш Мендельсона. Мария впервые почувствовала себя счастливой.

Виктор поднял на руки, поднёс к реке, нежно опустил в прохладную воду. Словно угадав её желание смыть с себя грехи, долго  обмывал каждую частичку тела, наслаждаясь прелестью форм миниатюрного девичьего стана. Сжал голову ладонями, повернул к себе. Погрузив взгляд в бездонную глубину её глаз, нежно прошептал:
- Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты.  Только теперь я понял прелесть стихов Пушкина.

Принёс полотенце, накинул на неё, а сам нырнул в омут. У Марии дрогнуло сердце, но он тут же вынырнул, сделал несколько взмахов, резко развернулся,  подплыл к берегу. Завернув девушку в полотенце, занёс в палатку, уложил на матрац. Не одеваясь, улёгся рядом, натянул на себя одеяло и мгновенно уснул.

Мария в растерянности смотрела на вздымающееся и опускающееся покрывало, на чуть  приоткрытый рот, на изредка подрагивающие веки. Виктор спал богатырским сном. Луна, как бы в насмешку, продолжала изливать на землю никому теперь не нужный  тусклый свет. Верхушки деревьев по-прежнему качались из стороны в сторону, не переставая нашёптывать ставшие теперь понятными слова осуждения. Соловей сменил радостные трели на грустный мотив, как бы пытаясь успокоить  юную деву. Из монотонного гула бурлящей реки исчезли знакомые звуки Мендельсона. Даже звёзды изменили своё весёлое мерцание на коварное подмигивание. Только Виктор ничего этого не видел, не слышал, не чувствовал. Он спал.

Ей хотелось прижаться к любимому человеку, ощутить тепло его тела, ласкаться, говорить нежные слова, слышать в ответ слова благодарности и любви.
Но он спал…

Грустные мысли заполонили всё существо Марии. Как он может спать после того, что произошло между ними? После того, что испытало её тело, его тело? После такого волшебства? Он не должен спать! Он должен восхищаться её героизмом, должен по достоинству оценить принесенную жертву. Именно сейчас, когда появилась возможность доказать своё стремление сменить эгоистическое «я» на альтруистическое «мы», он не должен был уснуть. Разбудить, растормошить, поднять, вновь испытать волшебный полёт к звёздам, стремительное падение в водопад, услышать нежные слова признания в любви.

А было ли оно, признание? Слова: «Я влюбился в Машеньку», - были сказаны для Аркадия. Выдавленные из него парами шампанского слова: «Я буду всю жизнь носить тебя на руках», - признанием не являлись. Нечаянно сорвавшееся с  уст: «А узнав её ближе, я влюбился, как мальчишка», - были рассчитаны на аудиторию, и сказаны для своего оправдания. Можно с уверенностью сказать, что признания, настоящего признания в любви, она не слышала. Его никогда не было…

Вспомнила институтский СТЭМ. Очень хотела прочитать Надсона:
«Только утра любви хороши
Хороши только первые робкие речи
Трепет девственно чистой, стыдливой души,
Недомолвки и беглые встречи,
Перекрестных намёков и взглядов игра,
То надежда, то ревность слепая;
Незабвенная, полная счастья пора,
На Земле - наслаждение рая!

Поцелуй - первый шаг к охлаждению, мечта
Возможной и близкою стала;
С поцелуем роняет венок чистота,
И кумир низведён с пьедестала;
Голос сердца молчит, зато говорит
Голос крови и мысль опьяняет:
Любит тот, кто безумней желаньем кипит,
Любит тот, кто безумней лобзает...

Храм любви в сладострастный гарем обращён,
Смокли звуки священных молений.
И греховно пылающий жрец распалён,
Знойной жаждой земных наслаждений.
Взгляд, прикованный прежде к прекрасным очам
И горевший стыдливой мольбою,
Нагло бродит теперь по открытым плечам,
Обнажённым бесстыдной рукою...

Дальше - миг наслаждения, и пышный цветок
Смят и дерзостно сорван... И снова
Не отдаст его жизни кипучий поток
Беспощадные волны былого...
Праздник чувства окончен... Погасли огни,
Сняты маски и смыты румяна;
И томительно тянутся скучные дни
Пошлой прозы, тоски и обмана!

Руководитель не позволил:
- Маша, тебе рано читать подобные стихи. Кроме трепета девственно чистой, стыдливой души ты ничего не знаешь. Ни пошлой прозы, ни тоски, ни обмана. Всё это у тебя ещё впереди.

Тогда не согласилась, обиделась. Теперь, спустя два года поняла, насколько он был прав…

Но наслаждение, полученное от любимого человека, перечеркнуло все сомнения и подозрения. Заснула лишь под утро, беспокойным, некрепким сном.

Услышав шорох, вскочила, накинула платье. Виктор сидел на матрасе, по-турецки скрестив ноги. Левая рука чесала волосатую промежность, а правая держала бутылку с остатками вчерашнего пиршества. Сделав последний глоток, отбросил бутылку далеко в сторону:
- Ты ещё не одета?
Мария решила напомнить вчерашний договор:
- Мы ещё не одеты!
- Перестань, у нас трудный день. Сегодня надо проскочить через перевал. К вечеру обещают дождь. Быстренько собирайся!

Переодеться не успела. Собрала вещи, посуду. Виктор затолкал всё в багажник. Завёл мотоцикл. Чётко, быстро, со знанием дела. Было чем полюбоваться. Мощный двигатель взревел,  и легко преодолев крутой подъём, вынес их на дорогу.

Дальнейший путь в горы пролегал по глубокому ущелью. Слева над узкой извилистой дорогой нависали скалы. Справа, далеко внизу, бушевала загнанная в узкий каменный коридор река. За ней возвышалась безлесная скалистая гора под шапкой чёрных на голубом фоне неба пихт. Картинки так быстро менялись, что Мария не успевала ничего рассмотреть. Под ногами мелькал асфальт. Слева также быстро сменяли одна другую скалы, то подходя вплотную к дороге, то отдаляясь от неё на несколько метров. Справа скала почти вертикально уходила вниз,  образуя бездну, в которую страшно было заглянуть. Крепко держась за плечи Виктора, Мария смотрела через его плечо вперёд, изредка, чтобы не укачаться,  переводя взгляд на голубое небо с редкими облаками.

http://www.proza.ru/2012/11/14/1136