НИКАНОР ШУЛЬГИН И КАЗАНСКОЕ ГОСУДАРСТВО 400 ЛЕТ НАЗАД
ГЛАВА 7
ПОХОДЫ КАЗАНЦЕВ НА ВЯТКУ И АРЗАМАС, НОВАЯ ДИНАСТИЯ
26-27 октября 1612 года соединённые войска Второго земского ополчения и подмосковных казачьих полков заняли столицу России. Москва лежала в руинах после мартовского пожара 1611 года и многочисленных сражений. Собранные Мининым и Пожарским служилые и посадские люди разъезжались по своим домам. По улицам города от кабака до кабака бродили вооруженные толпы казаков. Это были и казаки, пришедшие с Дона, волжского Понизовья и Терека, и так называемые вольные казаки – великорусские крестьяне, спасавшиеся в казачестве от голода, войны и закрепощения. В это же время различные элитные группировки уже начинали борьбу за власть, предлагая своих кандидатов на престол.
Список возможных претендентов был чрезвычайно широк. Там были и представители иностранных дворов: всё тот же Владислав, и шведский королевич Карл Филипп, за которого выступал полководец Пожарский. И множество русских аристократов, как участников освободительного движения, так и сотрудничавших с интервентами: князья Дмитрий Пожарский, Дмитрий Трубецкой, Иван Шуйский, Иван Голицын, Дмитрий Черкасский, Федор Мстиславский, сын тушинского патриарха Филарета юный Михаил Романов и др. В разных частях России продолжалась война: Новгородская земля в это время находилась под контролем шведов, а с запада всё еще сохранялась угроза от армии Сигизмунда III.
Понимая ответственность момента, Никанор Шульгин начинает вести сложную политическую игру. Целями этой игры, как можно судить из его действий в конце 1612 – начале 1613 годов, были: во-первых, легализация собственной власти при новом порядке, а во-вторых, дальнейшее укрепление влияния Казанского государства. По всей видимости, в случае неудачи по первому пункту, Шульгин был готов к открытому выступлению против московского правительства, отсюда и его дальнейшая репутация как «вора» и «сепаратиста». Но характерно, что в 1613 году Москва была вынуждена считаться с правителем Казани, а документы того времени не содержат тех негативных характеристик и эпитетов, какие встречаются потом в «Новом летописце» и историографии. Дьяка Никанора Михайловича московские правители начинают величать воеводой и подчеркивают своё уважительное отношение к нему. В этот переходный период, по характеристике Александра Станиславского, Шульгин «был одним из самых могущественных людей в России» [8, с. 63].
Перед выходом на большой политический ринг, Шульгин постарался обеспечить себе и своим сторонникам безопасный тыл. Для этого он действовал хорошо известным «методом кнута и пряника». Так в конце 1612 года по возращении домой были арестованы казанцы, оставшиеся в Ярославле и участвовавшие в боях за Москву [3, с. 246]. Однажды ослушавшиеся правителя служилые люди и стрельцы были зачислены в неблагонадёжные и воспринимались как источник опасности. С другой стороны, тогда же Шульгин распорядился выдать жалование лояльным казанским стрельцам за все годы службы еще со времен Василия Шуйского [3, с. 246]. К этому же времени относится и отстранение от гражданской власти митрополита Ефрема, предполагаемое Корецким, Лукичевым и Станиславским. Митрополит Ефрем являлся старшим иерархом Русской Церкви, и мог взаимодействовать с московским правительством, минуя Шульгина [3, с.245-246].
Казанское государство не приняло участия ни в приготовлениях к избирательному Земскому собору, которые в других землях начались в ноябре 1612 года, ни в самом соборе, который открылся 7 января 1613 года. Не прибыли в Москву ни выборные представители, ни митрополит Ефрем, которого там очень ждали. Обеспокоенное земское правительство отправило в Казань посольство во главе с архимандритом Костромского Ипатьевского монастыря Кириллом (в монастыре в это время жил будущий царь Михаил со своей матерью-инокиней), но миссия не имела успеха. Саботируя Земский собор, Шульгин не прерывал контактов с Москвой и не вступал с Советом всей земли в открытое противостояние. [3, с.248]
Проводя осторожную политику в отношении Москвы, Шульгин стремился удержать в сфере влияния Казанского государства соседние земли. И в этом случае он действовал намного решительнее. Как и во множестве русских городов, в столице Вятской земли Хлынове (совр. Киров) в ноябре-декабре 1612 года получили грамоту с приглашением на Земский собор. Однако приготовления вятчан к участию в соборе были прерваны. Подробности этих событий хорошо известны из челобитной очевидца дьяка Ивана Поздеева, которую он подал в 1627 году на имя матери царя инокини Марфы.
Приблизительно в декабре 1612 года в Хлынов приехали посланцы Никанора Шульгина и старосты Федора Оботурова с требованием крестоцеловальной присяги Казанскому государству. Условия присяги Поздеев изложил следующим образом: «что Вяцким городом быти к Казанскому государству, а Московского государства ни в чем не слушати, и с Казанским государством стояти за один, и друг друга не подати, и для государева царского избрания выборных людей и денежных доходов в Москву не посылать, а прислати в Казань». [3, с.258] Эти требования отражали административную практику того времени, когда Вятская земля управлялась через Казань. [3, с. 247] Кроме того, присяга декабря 1612 года во многом повторяла положения присяги Лжедмитрию II, которую вятчане принесли в начале 1611 года. Тогда Вятская земля целовала крест о том, что будет «во всем слушаться» казанское правительство. На этот раз случилось иначе, и вятчане отказались следовать требованиям казанцев.
Позиция вятчан была расценена в Казани как мятеж. Никанор Шульгин отправил в Хлынов отряд из 500 стрельцов во главе с Никитой Онучиным (очевидно, член семьи, связанной с обретением Казанской иконы). Вооруженные «вогенным боем» казанцы, легко сломили сопротивление, собрали с вятчан «многие денежные доходы» и под конвоем отправили в Казань вятских сторонников промосковской ориентации. «Шульгин фактически попытался осуществить то, чего не удалось сделать Казанскому царству в период его расцвета» – писали об этом походе Корецкий, Лукичев и Станиславский, вспоминая роль Вятки в московско-казанских войнах XV-XVI веков. [3, с. 247]
После успешного похода на север, военно-политические усилия Казанского государства были направлены на юго-запад, в сторону Рязанской земли и Арзамаса. В этом случае, Никанор выступил уже в качестве партнёра земского правительства в Москве. Дело в том, что 28 июля 1612 года один из лидеров Первого ополчения, казачий атаман и тушинский боярин Иван Мартынович Заруцкий покинул со своим войском подмосковные станы. Ненадолго утвердившись в Коломне, он вторгся в Рязанские пределы, рассчитывая на поддержку тамошних служилых людей по прибору и мелких дворян. Вместе с ним находилась любовница Марина Мнишек и её сын, которого атаман Заруцкий видел будущим царём. Захватить Рязань и переманить на сторону царевича Ивана Дмитриевича мещерские и поволжские города, атаману не удалось. Между тем он нашел опору в небольших городах Рязанщины, таких как Михайлов, Пронск, Ряжск, Данков, Епифань [ХХХ]. В конце 1612 года Заруцкий представлял угрозу интересам московского правительства на юге России, а правительственные силы были осаждены казаками в крепости Серебряные Пруды [8, с.63]. В ноябре-декабре, еще решая проблемы в мятежной Вятке, Шульгин объявил о походе против Заруцкого.
В конце 1612-начале 1613 года в Рязанскую землю отправился внушительный отряд из 4 600 свияжских татар под командованием головы Ивана Чиркина и князя Аклыча Тугушева. Его приход сыграл решающую роль в войне. Чаша весов склонилась не в пользу Заруцкого, при поддержке свияжского войска рязанскому воеводе Мирону Вельяминову удалось снять осаду с Серебряных Прудов. [8, с. 63] Зимой 1613 года на Заруцкого вышел и сам Шульгин во главе огромного войска, которое, предположительно, превосходило по численности и Первое и Второе ополчения [3, с. 248]. Состав этого войска, как и всех тогдашних армий в Среднем Поволжье был чрезвычайно полиэтничным. Русские дворяне, дети боярские и стрельцы, татарские князья и мурзы, служилые татары и новокрещены, чуваши, марийцы, удмурты и «всего Казанского государства всякие ратные люди» двигались по стране, откуда с 1606 по 1610 годы исходила угроза Свияжску и Казани. По дороге в Курмыше Шульгин отстранил от управления ненадежного воеводу Смирного Елагина и назначил своего ставленника Саввина Осипова. [3, с.248] Наконец, казанская рать пришла в Арзамас, где находилась около двух месяцев. В Казани во главе земской администрации оставались второй дьяк Степан Дичков и староста Федор Оботуров.
Причины арзамасского сидения казанской рати остаются неясными. Упоминавшийся выше Иван Поздеев утверждал, что в этом был политический расчет Шульгина («шол умышленьем добре мешкотно» [3, с. 259). Возможно, казанский правитель действительно не спешил вступить в войну с Заруцким, или же ждал пока прояснится ситуация в Москве. Возможно, сыграл какую-то роль ногайский фактор. Дело в том, что незадолго до этого, летом 1612 года Арзамасский и Алатырский уезды подверглись значительному набегу ногаев. И хотя в большом сражении на берегах реки Пьяны ногаи были разбиты войском под командованием мурзы Баюша Разгильдеева [7], ощущение близкой угрозы из степи на тех территориях все еще могло сохраняться. Здесь же уместно будет вспомнить переговоры, которые Никанор вел с ногаями весной того же 1612 года, хотя какие-либо выводы делать сложно.
Так или иначе, долгое время казанское войско бездействовало, занимаясь лишь разорением селений Арзамасского уезда, а за это время в Москве произошли большие политические перемены. 21 февраля 1613 года на Земском соборе был избран царь и великий князь всея России Михаил Федорович Романов. Избрание проходило в напряженной обстановке, под давлением наводнивших город казаков. Утратившие прежнее влияние лидеры Первого и Второго ополчений Трубецкой и Пожарский были не согласны с выбором, но уже ничего не могли поделать. Юный царь устраивал московскую аристократию своей неопытностью в государственных делах, пребывание его отца в Тушинском лагере было хорошим знаком для всех, кто связывал свою судьбу с самозванцами (и, прежде всего, для казачества), важной основой легитимности Михаила было и то, что он приходился внучатым племянником Анастасии Романовны Захарьиной – первой жены Грозного. Среди сторонников избрания Михаила было распространено убеждение в том, что царь Федор Иванович на смертном одре пожелал, чтобы его преемником стал Федор Никитич Романов – будущий патриарх Филарет и отец монарха. Эпоха междуцарствия в России завершилась.
Казань не принимала участие в этих выборах. Кто из кандидатов был наиболее выгодным для Никанору Шульгина – неизвестно. В феврале в Казань к митрополиту Ефрему и в Арзамас к Шульгину отправились две делегации Земского собора. Грамоты об избрании Михаила Федоровича были отправлены в Казань и Арзамас уже в марте. В грамоте Земского собора Никанору, открытой Лукичевым, Корецким и Станиславским, содержатся подробности взаимоотношений собора и Казани. Даже после фактического избрания царя на соборе всё еще ждали митрополита Ефрема и представителей Казанского государства. Авторы грамоты просили Шульгина отпустить их в Москву. Они хвалили Шульгина за поход против Заруцкого, за «радение» и «прямую службу» Казанского государства «Московскому государству и ко всему Российскому царствию», и убеждали его быть «в вечном совете под державою великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича». [3, с 257]
20-21 марта земское правительство направило отписку Михаилу Федоровичу о присяге ратных людей, находящихся в походе с Никанором Шульгиным. Из этого документа известно, что 14 марта Шульгин сообщил в Москву о том, что он сам и всё казанское войско присягнули новому царю. [2, с. 1055] Далее сообщается, что 7 марта Шульгин писал, что по приговору казанских служилых людей было решено возвращаться из Арзамаса в Казань. В качестве причины была названа нехватка продовольствия: «били челом всякие служилые люди, что они идучи из Казани взяли с собою всяких запасов на три месяца, и те запасы издержали». Земское правительство приняло объяснение Шульгина и дало согласие, при условии что 600 «лутчих ратных людей» из казанского войска будут направлены к рязанскому воеводе Вельяминову. [2, с. 1057] Из апрельской царской грамоты Земскому собору известно, что Шульгин из Арзамаса всё-таки направил казанских представителей в Москву. [2, с. 1122] В то же самое время свияжский «экспедиционный корпус» направленный Шульгиным на Рязанщину продолжал нести службу, и находясь в Переславле Рязанском также присягнул царю Михаилу. [4, с. 96]
Совершенно иную картину событий даёт Новый летописец. И хотя этот источник крайне тенденциозно относится к личности казанского правителя, сбрасывать со счетов его сведения тоже нельзя. «В Арзамасе же в то время был вор Никанор Шульгин со всей казанской ратью, и начали приводить к кресту. Никанор хотел по-прежнему воровать, не стал крест целовать, а говорил посланникам, что «без совета с казанцами креста целовать не хочет». Ратные же люди и все понизовые люди Казанского государства и града Арзамаса не послушали его и начали целовать крест. Никанор же со своими советниками пошел в Казань наспех, желая Казань смутить». [6]
Сложно сказать, какая из двух версий, ближе к действительности. Как уже часто бывало во всей этой истории, здесь открывается большое пространство для догадок. Мог ли Шульгин видеть в новом царствовании угрозу своей власти? Конечно, мог. Особенно если учесть, как отрицательно казанская администрация относилась к участию казаков в политике, и какую роль сыграло казачество победе кандидатуры юного Романова. Мог ли Шульгин запланировать открытое выступление против московского правительства после возвращения в Казань? Нельзя исключать. Мог ли он просто продолжать свою двойную игру, до тех пор, пока новая власть не удовлетворит его политические амбиции? И это вполне возможно. Были ли другие, неизвестные нам причины, по которым Шульгина обвиняли в «воровстве»? Об этом можно говорить только имея под рукой источники. Спустя месяц после ухода Шульгина в Арзамасе начались военные приготовления к очередному вторжению ногаев [2, с. 1107]. Может казанцы знали, и по этой причине поспешили покинуть занятую территорию? Всё это только догадки. На исходе марта 1613 года казанские ратные люди возвращались домой.
Дома их поджидал очередной политический кульбит. Пока казанский диктатор отсутствовал в своей столице, его политические противники стали чувствовать себя намного увереннее. После того, как стало известно об избрании царя Михаила, в городе произошел государственный переворот. Участником переворота был и второй дьяк Степан Дичков [5, с. 239], вместе с казанским дворянином Верёвкиным он возглавил новую переходную администрацию Казанского государства. Из застенков вышли на свободу арестованные Шульгиным участники Второго ополчения и вятские пленники. На их место отправились сторонники свергнутого режима во главе с посадским старостой Федором Оботуровым. Приближение Никанора Шульгина с войском заставило победившую партию испугаться. Ворота Казани были заперты, а на стенах выставлена усиленная стража. [3, с 259]
Как оказалось, эти опасения были напрасными. Уставшее войско было не готово вступить в борьбу за своего предводителя. Когда Никанор прибыл в Свияжск, его там уже ждал отряд казанцев. Со словами «в Казань тебе ехать незачем», дьяка арестовали и оставили под стражей в Свияжске. Избрание нового царя отмечалось в Казани трехдневным колокольным звоном. Вскоре в Казань и Свияжск были назначены новые воеводы и дьяки. 11 июня 1613 года в Успенском соборе московского Кремля митрополит Казанский и Свияжский Ефрем венчал на царство Михаила Федоровича. 303 года после этого титул царей казанских принадлежал монархам из дома Романовых.
Так закончилось почти двухлетнее правление дьяка Никанора Михайловича Шульгина. Впрочем, общее место историографии о том, что избрание Михаила Романова – это еще не конец Смуты, на 100 % оправдано и для Царства Казанского. В 1614 году казанцы снова приняли участие в войне против Ивана Заруцкого, утвердившегося на Нижней Волге. [4,с 98] В 1615-1616 годах на территории Казанского уезда вспыхнуло крупное восстание служилых татар, а также ясачных чуваш, марийцев и удмуртов под руководством Еналея Енмаметева. [1] По имени руководителя это восстание известно как Еналеевское. Его начали татары, вернувшиеся в Казань после похода против польских отрядов пана Лисовского. Массовость движения была реакцией на налоговое бремя, которым обложило народы Царства Казанского воюющее Российское государство. По некоторым сведениям, в осаде оказалась даже Казань. На подавлении Еналеевского восстания были задействованы значительные военные силы, а следственные мероприятия над повстанцами осуществлял Кузьма Минин, произведенный в чин думного дворянина. Именно по дороге из Казани в Москву умер организатор Второго ополчения.
Источники и литература
1. Акчурин М., Ишеев М. Татары Верхнего и Среднего Поволжья – участники Смуты начала XVII века. – http://www.tatargen.ru/revolt.html
2. Дворцовые разряды, по высочайшему повелению изданные 2-м отделением собственной его императорского величества канцелярии. т. 1. – СПб, 1850.
3. Документы о национально-освободительной борьбе в России 1612-1613 гг. / Публ. подгот. В.И. Корецкий, М.П. Лукичев, А.Л. Станиславский // Источниковедение отечественной истории: Сб. ст. М., 1989. С. 240-267.
4. Ермолаев И.П. Среднее Поволжье во второй половине XVI — XVII вв. (Управление Казанским краем). – Казань, 1982.
5. Лукичев М. П., Станиславский А. Л. Печать Казанского царства начала XVII века // История и палеография: Сб. ст. М., 1993. Ч. 2. С. 237 - 245.
6. Новый летописец. – http://vostlit.narod.ru/Texts/rus13/Nov_letopisec/text4.htm
7. Сенюткин С.Б. История татар Нижегородского Поволжья с последней трети XVI до начала ХХ вв. – http://www.idmedina.ru/books/regions/?3816
8. Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории. – М., 1990.