Мастер

Михаил Скрип Ник
Что, что, ну, что вы все цветки на могилку таскаете, квартирку ту дурацкую ищете, цокаете языками над последними страницами и в ладошки хлопаете вот уже который год, дураки-романтики мои, Господи-и-и?!! Все вам без идолов и икон ни живется, ни стелется, не мочится, ни телится! Мастер, Мастер... черт знает что. Ага, хе-хе-хе, вот именно, черт... Весь этот кошмар его проделки, старого мерзавца и его банды! Ну, какой я, к свиньям собачим Мастер, когда это было, кому это надо, кто это помнит, кто это хотя бы  д о  к о н ц а  читает, особенно сейчас?!! Sic transit gloria mundi... да, мои глупые, наивные и доверчивые? Да только даже самая великая gloria тоже в итоге сплошной транзит, а вот потом-то... после «труб медных» и начинается самое «интересное» и непонятное, и не объясняющее: что теперь, куда теперь, кому теперь? И главное, зачем. Я ж еще тогда догадывался, когда по психиатрическим балконам ночами слонялся после уколов, что больше уже ничего не напишу больше! Ничего!!! Что то, самое главное, из-за чего весь сыр-бор по Москве поднялся, я давно уже написал! Да что напишешь после ихних уколов, хе-хе-хе, сами знаете чего там колют... А самыми пристрастными читателями моего романа и были всего лишь одна, обалдевшая от безделья и безлюбовья женщина, придумавшая себе этакое второе счастье, и скучающий черт-ипохондрик со своей резвящейся свитой, да проштрафившийся прокуратор... ну,  и конечно, Он. Но, это да... эти Его рецензии и внимание действительно дорогого стоили, хотя... хотя... ну, угадал я, что все так и было у Него... ну, ну написал, молодец какой, воплотил свой дар писателя и провидца, сверкнул, так сказать своим лучом в ихнем темном царстве, зажег еще одну звезду в яйцеголовой перхотной плеяде безумцев и мечтателей... но потом-то все... все! Ну, не будет же Он твой роман все время читать и перечитывать, под подушку себе класть и наизусть абзацы учить! Тем более, что конкретно для Него там мало хорошего написано, одна Его мука-мученическая, перемешанная с человеческой трусостью, предательством и злобой необъяснимой! И тот же Воланд перечитывать не будет. Из принципа. И из вредности. Так что все... все-все, хе-хе-хе! Да и гонорар тебе заплатили же?! И не простой гонорар, не жалкие лотерейные выигрыши или пустыни из манны небесной, а «покой», понимаешь, подарили! Вечный, хе-хе-хе, покой, и все – гуд бай мой мальчик, ауфидерзейн и чао-какао в халате и тапочках, хе-хе-хе! А что мне там делать в этом дареном покое?!! Чем заниматься?!! Что писать?!! О чем писа-а-ать, люди-и-и-и, Боги-и-и мои-и-и?!! Этого, самого главного, мне и не подарили!!! Что, что, что делать, ведь с ума сойдешь тут от тоски, скуки и ненужности, по второму разу сойдешь, только тут лечить ее некому! Прометей хоть своему орлу был нужен, а я кому? Тут, в своем дареном «вечном» доме теперь и мечись в четырех стенах с осточертевшими (во-во!) венецианскими окнами, увитыми виноградной кислятиной, рви на себе остатки волос в бороде, одичавший и одинокий! Тут даже спиться не получится, хе-хе-хе! Нечем... Да-да, мои притихшие хлопальщики, ваш суперстарый Мастер, уже который век... один... А вы что, еще не поняли, что никакая любовь не бывает навсегда, даже на том свете, хе-хе-хе! Что все проходит, и «это тоже пройдет»! И что скука для любви, даже для самой-разразсамой настоящей, это ее самый надежный палач и гробовщик...
Да ушла она.
Ага.
«Любовная лодка разбилась об быт!»
«Хрусть и пополам!», хе-хе-хе...
Ушла, не выдержала этого вечного покоя и тишины моего дома. Да и как ее винить, кто ж такое выдержит, все время гулять и гулять, "под начинающими зацветать вишнями, а по вечерам слушать и слушать музыку Шуберта" (кстати, вот уж не знал, что черти так уж классику любят). Это неделю так существовать изумительно, может две, может месяц, но потом скулы сведет... Для нее подвиг, порыв, жест ради любви - это да, это ее... но бесконечно заносить задницу любимому, хе-хе-хе, бесконечно тянуть лямку "мамочки" у его подножия, полностью раствориться в нем – на такое моя  Жанна д'Арк не способна! Не ее это, как вы сами не видите?!! Вот и ушла. Как когда-то от своего инженеришки. А тут даже крем азазелловский ей для этого не понадобился, хе-хе-хе... Да давно уже, еще Бог знает, когда ушла, да-да у Него, хе-хе-хе, и спрашивайте, да нет, я ее не прогонял, что вы... я до сих пор, до сих пор... о Боги, Боги-и-и-и мои...  Исчезла однажды утром, когда все еще спали, так что все гораздо проще и пошлее. И ушла, не поверите... к Бегемоту! Такие дела... А что, она всегда кошек любила... да и он веселый, заводной, анекдоты умеет рассказывать, шутит впопад, с ним не соскучишься, перспективный, опять же карьеру неплохую сделал, путешествует вон по всем мирам и временам со своим шефом. И она там, в свите у него, говорят, блистает, с Геллой дружит, с тем же Азазеллкой амуры крутит, да и сам Воланд, еще тот эстет, бес в ребро, хе-хе-хе... он еще тогда, той ночью на том треклятом балу на нее свой черный глаз положил... я ж говорю – все это его проделки, старого развратника и интригана. А что ему свято? И с чего бы? А что вообще свято для этих ведьм и чертей? Отож. А что я... кто я... для нее, такой пылкой, неземной и стремительной и чуть косящей на один глаз?!! Для такой... ведьмы... такой зеленоглазой?!! Так... жалкий исписавшийся «гений» в вечной депрессии и бесплодных метаниях-мечтаниях, Мастер-ломастер, чахнущий в «засаленном и вечном колпаке» над своей обгорелой и слипшейся рукописью с рассыпающейся в пыль забытой розой, бесталанный старикашка, растративший остатки своего дара в воспоминаниях и угрызениях гусиных перьев у камина, да в пустых болтовнях с приходящими призраками «с кровавым подбоем»... и не знающий, не  п о н и м а ю щ и й,  что ему теперь делать... и чем ему жить... и как ему умереть...


Мастер.  масло картон 1987 г

следующая http://proza.ru/2012/08/22/1334