Проклятие рода. Том. IV. Гл. 5 Польская красавица

               
                Польская красавица.

- Ясновельможная моя королевишна, проснись, твоя милость… - Служанка коснулась обнаженного плеча Катаржины, но красавица лишь шевельнула пушистыми ресницами, не желая открывать глаза. – Проснись, твоя милость, пожалуйста. – Повторила служанка, чуть не плача.
Ах, как хорошо спалось после вчерашнего бала! Как приятно туманилась голова, сладкая нега обволакивала тело… Что нужно этой глупой девчонке? Разве она не понимает, что навлечет гнев своей госпожи? Глаза слипались, и вновь в вихре танца кружились меха кунтушей горделивых шляхтичей и разноцветные бархаты и атласы дамских платьев. Ах, эта гальярда!  Четыре шага и прыжок, четыре шага и прыжок… Еще прыжок, еще… Крепкие мужские руки уверенно держат даму за талию, они не позволят поскользнутся изящному башмачку, взгляд шляхтича призывно манит, ловит ответ-разгадку тайны женских глаз - восхищение или согласие в них, скользит ниже, норовит заглянуть за корсаж и вновь обращается с тем же вопросом. Гальярда заканчивается, паны выстраиваются в ряд, готовясь исполнить свой собственный воинственный танец, подкручивают усы, красуются друг перед другом, искоса посматривают на своих избранниц. Только вместо бравурного краковяка тихо, нежно, и страстно запела одна лишь скрипка незгакомого виртуоза музыканта, чудом или скорее причудой какого-то итальянского герцога занесенного на вчерашний бал в Краков и представленного принцессе Катаржине. Скрипач так и сказал:
- Играю для вас одной, моя госпожа и повелительница!
Ах, как же он играл… Как пела и плакала скрипка, но то были слезы не страданий, а любви и счастья, заставляющие трепетать и сердца и плоть.         
- Твоя королевская милость, проснись, умоляю, и ты, ясновельможный пан, проснись… - не унималась глупая Малгожата.
- Это еще кого она будит? – Удивилась принцесса, чарующие звуки музыки затихли, сон потихоньку стал отступать…
- Да проснитесь же вы! Сюда идет его милость король! – Вскричала, не выдержав, служанка.
Катаржина мигом села на кровати, машинально подтягивая к груди тончайшую простынь, дабы прикрыть наготу, и тут же посмотрела направо, где с ужасом обнаружила, что она не одна в постели, а с обнаженным молодым человеком. В другое время она бы еще разок оценила всю привлекательность и мужественность его натуры, иначе и быть не могло, иначе его здесь просто не было бы никогда, но не сейчас. Хотя, редко кто-то задерживался в ее спальне. Обычно, получив требуемое, принцесса немедленно выпроваживала незадачливого любовника. Но сейчас на ее несчастную головку, задурманенную сном с танцами, музыкой и выпитым накануне токайским, выплеснули ушат холодной воды, а вместе с ним исчезли напрочь все воспоминания о вчерашнем вечере и очередном любовном приключении.
- Пан, ты кто такой? Что ты тут делаешь? – Катаржина резко спросила случайного любовника. Искать заветный перстень Сфорца, который она использовала в подобных ситуациях, было некогда, да она и не вспомнила сейчас о нем.
- Я, я, - от неожиданности юный шляхтич стал заикаться, - я - пан…
Не дав даже договорить и представиться тому, с кем предавалась любви и делила ночью ложе, принцесса грубо перебила его:
- Пошел вон отсюда! – Как его звали, Катаржину интересовало меньше всего.
- Но, ясновельможная панна…
Этот идиот не понимает! Принцесса взорвалась:
- Ты пытался изнасиловать меня, и жить тебе осталось ровно столько времени, сколько хватит довести тебя до плахи! Исчезни и никогда не вспоминай мою милость!
Испуганный шляхтич скатился с кровати, подхватил в охапку одежду и, как был нагим так и выскочил в указанную верной Малгожатой потайную дверь, скрытую за портьерой. Другая служанка Агнешка уже помогала госпоже одеть ночную рубашку. Катаржина быстро пересела за туалетный столик перед огромным венецианским зеркалом. Выпроводившая мимолетного любовника и успевшая вернуться Малгожата накинула на плечи принцессы голубую накидку из тончайшего шелка, отороченную драгоценными соболями, и взялась было за гребень, чтобы причесать госпожу, когда за спиной прозвучало:
- Его королевская милость, Сигизмунд Август!
Принцесса поспешно встала и повернулась к дверям. Служанки спрятались за ней.         
- Твоя королевская милость… - Катаржина присела в реверансе и, склонив головку, почтительно приветствовала появившегося в дверях короля. Сигизмунд выглядел ужасно, обрюзгло и даже неряшливо. Нет, это не была вина камердинера или портного. Король словно нарочно сутулился, и великолепный дорогой наряд, исключительно подогнанный по фигуре, просто повис мешком. Осунувшееся лицо, тяжелые, с синевой мешки под глазами, потухший взгляд, заострившийся нос, плотно сжатые пересохшие губы свидетельствовали или о болезни или… длительном запое монарха.
Король с трудом переступил порог покоев принцессы, пошатнулся, но был тут же услужливо поддержан за локоть сопровождавшим его камердинером. Другой слуга успел подставить кресло, Сигизмунд тяжело опустился на сидение, разбросав длинные тощие руки по подлокотникам, и едва заметно махнул кистью на приветствие Катаржины.
- Сестра… - Он тяжело вздохнул, осмотрелся по сторонам, будто выискивая кого-то или чего-то в глубине покоев.
- Вина? – Догадалась Катаржина.
- Да! – Шевельнул головой король и нетерпеливо протянул руку.
Принцесса остановила строгим взглядом Агнешку, кинувшуюся было к столику, где виднелись серебряные бокалы и изящный высокий сосуд, подошла, налила вина, сама поднесла королю.
Сигизмунд жадно выхватил бокал из рук сестры и тут же опрокинул содержимое в рот. Вино пролилось рубиновыми струйками по усам, бороде, каплями сорвалось на золотистый камзол. Один из королевских слуг тотчас промокнул испачканную ткань батистовой салфеткой и бесшумно отступил назад.
- Боже, как он сдал. – Подумала принцесса, с жалостью рассматривая брата. - Так и не может оправиться после смерти Барбары.
Король показал жестом, чтобы ему налили еще. Катаржина нахмурилась, но, обернувшись к служанке, согласно качнула головой. Агнешка подхватила со столика сосуд, осторожно приблизилась к Сигизмунду и, стараясь не пролить ни капли, попыталась наполнить дрожавший в руке короля бокал. Катаржина, прикусив губу, наблюдала, как ее брат жадно смотрит на переливающуюся в его кубок темную жидкость. Не дождавшись, Сигизмунд торопливо поднес бокал ко рту, отчего вино пролилось на белоснежный турский ковер, и служанка испуганно посмотрела на госпожу, но Катаржина лишь повела бровью – убирайся! Уже успевший выпить и эту порцию вина Сигизмунд с сожалением проводил глазами исчезающую девушку, заодно уносящую интересующую его сейчас больше всего на свете живительную влагу, а после перевел умоляющий взгляд на сестру. Но Катаржина была непреклонна. Принцесса уселась на кровать, запахнула плотнее накидку и была готова слушать короля:
- Чем могу служить твоей королевской милости? – Она спросила, как можно ласковей. Сигизмунд вздохнул, повертел в руках пустую посудину – куда бы деть, коль больше не нальют, и отвел взгляд в сторону.
- Позвольте, ваше величество. – Вновь неслышно возник камердинер, ловко подставил ладонь, пальцы короля безвольно разжались, выпуская бокал.
- Ты выглядишь усталым, брат мой. – Снова подала голос Катаржина, подбадривая короля начать разговор. Пауза с вином затягивалась, а молчание Сигизмунда настораживало. Король последнее время почти не общался с сестрами. С Анной по понятной причине – она проживала в уединении от всего двора в Вильно, а не в Кракове. Не общался он и с Катаржиной.  Сигизмунд ушел в себя, отрешился от света, хотя и принимал участие в каких-то церемониях и в рассмотрении наиболее важных государственных дел, но старался поскорее их завершить и удалится в свои покои. Он не участвовал в балах и празднествах, которыми теперь заправляла Катаржина, а потому и не упрекал сестру за многочисленных любовников. Его не интересовала ни собственная жена Екатерина Австрийская, на которой он женился по настоянию матери, (дались ей эти Габсбурги!) и это было последнее, чего сумела добиться Бона Сфорца, перед тем, как сын, переломив себя и не простив матери смерти своей возлюбленной Барбары Радзивилл, отправил шестидесятилетнюю женщину в изгнание. Впрочем, она и сама давно стремилась уехать, но Сигизмунд поставил условие – передать польской короне ее несметные богатства и земельные владения с замками, в противном случае он грозился разводом с навязанной ему женой и даже обратился в Рим, сославшись на то, что королева Екатерина его обманула со своей беременностью. Хоть папа и отказал Сигизмунду, но определенный компромисс с матерью был достигнут, и Бона Сфорца отправилась в Италию, в замок Бари, правда, прихватив с собой значительное количество богатств, да еще и ссудив испанского короля Филиппа II четырьмя сотнями тысяч золотых дукатов. Катаржине не нравилась нынешняя королева Екатерина и в этом она была согласна с братом. Неуклюжесть в танцах, безвкусные наряды, чрезмерная или показная, по мнению Катаржины, набожность, да еще и тяжелая массивная челюсть, свойственная всем этим Габсбургам, превращали королеву в явную дурнушку и вызывали насмешки принцессы. Сигизмунд был когда-то женат на старшей сестре Екатерины – Елизавете. Та выглядела получше, но зато страдала эпилепсией и скончалась в девятнадцать лет. После нее была Барбара Радзивилл, о которой так долго и безутешно тоскует братец. А мать ему снова навязала тоже семейство.
- Конечно, нужна ему эта корова! – фыркнула про себя Катаржина. – Можно умереть со смеху, когда она пытается подпрыгнуть в танце. Жаль кавалера, который ей достанется в этот момент. А свой толстый живот она приняла за беременность и попыталась обмануть брата. Понятно, что с тех пор Сигизмунд забыл, где ее спальня.
  Безразличны стали королю и собственные прежние любовные похождения, которыми король славился до встречи с любовью всей своей жизни - Барбарой. На предложения об охоте Сигизмунд печально улыбался, также молча уходил к себе, где вокруг него вились темные личности - астрологи и прорицатели, что-то ему предсказывали, гадали или… король просто уходил в запой. Государственные советники, примасы, кардиналы, гетманы, воеводы, старосты и прочие мужи сейма разводили руками, вздыхали вслед, провожая почтительными поклонами, и оставались ждать, когда его королевская милость соизволит снова выйти к ним и заняться делами. Даже предстоящий союз с Ливонским орденом и вытекающая отсюда война с Московией, о которой говорили в каждом уголке королевского замка, не могли пробудить в короле ни малейшей жажды деятельности. Поэтому визит Сигизмунда к сестре был столь неожиданным для нее.
- Вчера я принял дьяка Федора Сукина, посла московитов. – Медленно произнес король и вновь поискал глазами, нет ли где-нибудь еще сосуда с вином.
- У нас ведь, кажется, намечается война с ними? – Чуть насмешливо спросила Катаржина, стараясь как-то растормошить царственного брата, вывести его из похмельной апатии.
- Да, война… - Король обреченно кивнул головой. – И возможно война неудачная.
- Так считает твоя королевская милость или твои коронные гетманы? С каких пор шляхта боятся московитов? Или ты, братец, пришел посоветоваться со мной по военным вопросам? Так одолев Плутарха, я не смогла прочесть Тита Ливия. Больно скучно! – Так же насмешливо продолжала разговор Катаржина.
- Нет. – Сигизмунд оставался безучастным.
- Так что же тогда привело тебя в мои покои? – Принцессу стало немного раздражать поведение брата.
- Нет. – Повторил Сигизмунд. – Я пришел к тебе, сестра, поговорить не о войне, а о мире с московитами. Их великий князь Иоанн хочет заполучить твою милость в жены и тем самым приступить к обсуждению условий вечного мира.
- Иоанн!? – Прекрасные глаза Катаржины широко распахнулись, она глубоко вздохнула, но внезапно поняла, что не может выдохнуть, словно стальные ребра корсета сжали грудь. Но на принцессе была лишь одна легкая накидка поверх ночной рубашки. Наконец, ей удалось справиться с дыханием, Катаржина даже кашлянула несколько раз. 
- И что твоя милость им ответил? - Бешено забилось сердце, застучало в висках, принцесса почувствовала, как кровь ударила ей в голову. Но вместе с охватившим ее негодованием, Катаржина почувствовала, как холодной змейкой скользнул по спине страх. Она вдруг осознала, что стоит на краю пропасти, где никто, кроме Господа и Святой девы Марии не сможет придти ей на помощь, если ее бедный брат сочтет этот брак возможным или выгодным. И в подтверждение этих мыслей прозвучали слова короля:
- Ты знаешь, сколь обременительна будет наша война с Московией. Иоанн готов признать захваченные им города в качестве твоего приданного и приступить к разговорам по поводу дальнейшего раздела ордена.
- Но я - католичка! – Вскричала Катаржина. - Папа никогда не даст согласия на этот брак! – Это была первая соломинка, за которую ухватилась принцесса. Черт бы взял моего братца, как я не боялась в прошлом свою мать, но сейчас не хватало именно ее. Уж Бона Сфорца своей железной волей запросто могла переломить любые обстоятельства, не говоря про сватовство какого-то ужасного еретика. Мать схватила бы горького пьяницу сыночка за шиворот камзола и вытряхнула бы из головы эти вздорные мысли.
Король пожал плечами:
- Ты примешь их веру.
- И твоя милость так спокойно об этом говорит? Ты легко отдашь свою родную сестру восточному тирану-еретику? Его место не на троне, а на костре за все те преступления, что ему приписывает людская молва. А его жена? Наложницы, как у любого восточного деспота? Сколько их у него? Так он сейчас женат, разведен или уморил очередную из них? Про него говорят, что он содомит! И эту партию ты предлагаешь мне? Ты боялся нашей матери, а теперь готов заключить союз с самим дьяволом? Матерь Божья! – Катаржина скрестила руки на груди. - Да наша мать, ревностная католичка, всю жизнь боровшаяся с ересью, что московитской, что лютеранской, святая, по сравнению с этим безумным еретиком, бросившим вызов всему христианскому миру, напав на Ливонию! Вместо того, чтобы искать мне достойную партию среди христианнейших владык, ты словно выжидал удобного случая, приберегая меня для этого исчадия ада! И это для той, кого ты называл самой любимой из своих сестер? Хороша же твоя любовь, братец! Я лучше уйду в монастырь, чем под венец с этим…, с этим…, - Катаржина защелкала пальцами, не в состоянии подобрать нужное слово. – А почему я? – Вдруг осенило ее. Она схватилась еще за одну соломинку. – Отдай ему Анну! С ее набожностью она может и наставит еретика на путь истинной веры или умрет…, как мученица и будет прославлена в лике святых!
- Подожди, сестра… - Сигизмунд попытался перебить Катаржину, но горячий итальянский нрав уже выплескивался через края, и король устало прикрыл глаза рукой.
- Это ты подожди, мой ясновельможный король! – Ее было не остановить. Принцесса соскочила на пол и быстро заходила взад-вперед, останавливаясь перед братом, чтобы бросить очередной упрек.
- Ты, как всегда не дослушала и не даешь сказать… - Король пробормотал не поднимая голову.
- А мы будем еще торговаться?
- Я не хочу отдавать тебя ему.
- Он не хочет! Его королевская милость не хочет! – Всплеснула руками Катаржина. – Я вижу, как твоя милость не хочет, коль речь уже зашла о приданом из городов в ливонских землях!
- Есть выход. – Еле слышно произнес король, но разгоряченная Катаржина не могла успокоиться.
- Выход? – Повторила она за Сигизмундом. – Выход у него есть! Какой? Воевать с Иоанном до конца? Из-за меня? Не смеши меня, братец! Ты не смог уберечь обожаемую тобой Барбару от куда меньшей опасности, нежели великий князь московитов с его огромным войском… - Эх, сорвалось с языка, не хотела, а вырвалось.
Сигизмунд дернулся, слова Катаржины были сродни укусу змеи, поднял глаза, и принцесса увидела в них бездну боли.
- Прости! – Она опомнилась и виновато отвела взор. - Я не хотела. Вырвалось нечаянно. Мне очень обидно, мой царственный брат. Даже не за себя, а за тебя, твоя королевская милость. – Катаржина вернулась к кровати, присела на краешек, прислонившись к массивной стойке балдахина.
- Сестра, - было видно, как тяжело давалась сейчас речь Сигизмунду. Напоминание о Барбаре спазмом сдавило горло, слова с хрипов вырывались наружу. – Ты мне дорога также, как и обожаемая мной до сих пор… - он не смог произнести заветное имя. - Есть еще шведский герцог Иоганн, или Юхан, как они его называют на свой манер. Он правитель Финляндии и сводный брат нынешнего короля Швеции Эрика XIV. Герцог молод, красив и просит твоей руки. Взамен мы получим военную помощь и деньги. Мы уступим ему те ливонские земли, которые уже занял московит и тем самым обретем верного и мощного союзника. Совсем недавно шведы уже воевали с московитами и именно в той провинции, где сейчас правит герцог Юхан. У них свои счеты с нашим общим врагом.
Выговорившись, король устало откинулся на спинку кресла, закрыл лицо руками и глухо приказал:
- Принесите мне еще вина.
Один из камердинеров удалился исполнять королевский приказ. Катаржина его не удерживала, ибо была поглощена собственными мыслями, пораженная неожиданным поворотом событий.
- У шведов новый король?
- Все очень быстро меняется в этом мире. В августе овдовел московский великий князь, а в конце сентября умер старый Густав и на шведский престол вступил его старший сын Эрик.
- А этот Эрик не женат? – Поинтересовалась Катаржина.
- Нет. – Качнул головой Сигизмунд.
- Тогда почему бы ему не посвататься ко мне? Пусть герцог Юхан забирает себе Анну, а я подумаю насчет того, чтобы стать королевой Швеции. Кстати, каков он из себя?
- Кто? – Устало спросил Сигизмунд. – Эрик или Юхан?
- Оба! – Выпалила Катаржина и, желая разговорить короля на заинтересовавшую ее тему, подала знак Малгожате и Агнешке, скрывавшимся в глубине покоев. – Вина его королевской милости!
Через минуту подле короля возник изящный столик итальянской работы. Серебро уступило место не менее прекрасным сосудам цветного венецианского стекла. Посланный лакей вернулся и, добавив еще один кувшин вина, принялся ухаживать за королем.
Двумя выпитыми подряд бокалами Сигизмунд утолил жажду, приглушив полыхавший внутри огонь, раскраснелся и явно ожил. Его речь стала быстрой, ясной, осмысленной.
- Так что там с братьями, один из которых король, а другой герцог? – Продолжила расспрос принцесса.
- Они сводные братья. Король Эрик совсем недавно вступил на престол и, ты права, он не женат до сих пор. Все попытки сосватать себе невесту, еще будучи наследным принцем, заканчивались фиаско.
- А у многих просил ли он руки?
- У многих. Из самых примечательных невест это английская королева-девственница Елизавета.
- Так уж и девственница. – Не удержалась и язвительно усмехнулась Катаржина. - И сколько ж лет она хранит свою девственность?
- Ей исполнилось двадцать семь… - Тихо подсказал королевский камердинер, наполняя очередной бокал для Сигизмунда.
Король кивнул:
- Так про нее рассказывают. Или она хочет, чтобы так про нее говорили, что по сути одно и тоже. - Впрочем, Сигизмунд Август не стремился рассуждать далее на тему непорочности английской королевы. – После неудачного сватовства, которое было поручено Юхану, Эрик отправился было сам в Англию, не поверив в неудачу сводного брата, и лишь смерть отца заставила его вернуться в Швецию. Сейчас ходят слухи, что он намерен свататься к Марии из рода Стюартов, королеве Шотландии.
- Разве она не королева Франции? – Катаржина опять изумилась неожиданным переменам.
- Увы, уже нет. Совсем недавно список смертей пополнил ее муж Франциск II, что может означать лишь одно – возвращение Марии на шотландский престол, ибо их брак был бездетным. Нынешний год как никогда урожайный на смерти, мои астрологи были правы…  - Вздохнул грустно Сигизмунд.
- Я слышала, что ее прозвали «шотландской блудницей»? Видно она никогда не скрывала своего интереса к мужчинам, исключая собственного мужа, раз у них нет детей. - Опять не удержалась Катаржина. – Впрочем, нравы французского двора известны…
- Или так хочет Елизавета Тюдор. – Подхватил король. - Когда два года назад она вступила на английский престол, Мария Стюарт, основываясь на каноническое право нашей церкви, считающей Елизавету незаконнорожденной, объявила себя королевой Англии, как правнучка Генриха VII. Подобное не прощается… Так что прозвище «блудница» это пока самое мягкое из того, что может уготовить своей сопернице Елизавета.
- Боже, -  у Катаржины мелькнула опасливая мысль, - интересно меня никто не назовет польской блудницей? – Но вслух спросила иное. – А еще к кому?
Сигизмунд, уже неторопливо прикладываясь к бокалу, вспоминал:
- Еще… Будучи кронпринцем к Анне Саксонской…
- Я слышала, она хромает. – Быстро вставила Катаржина.
Брат пожал плечами:
- Зато считается одной из самых богатых невест. Не знаю, что расстроило помолвку, ее хромота или кто-то другой, но ныне к ней усиленно сватается князь Вильгельм Оранский, хотя дед Анны, Филипп Гессенский противится браку, считая его неравным. Ходят слухи, что Эрик непрочь посвататься к Ренате Лотарингской, но шведская знать весьма этим недовольна.
- Почему?
- Она внучка по материнской линии Кристиана II, когда-то правившего объединенным королевством Дании, Швеции и Норвегии. Случился мятеж и он казнил многих знатных шведов. Отец Эрика старый Густав тоже побывал у него в плену и чудом избежал казни. Поэтому шведы ненавидят датчан и весь род Кристиана.
- В чем же главная причина неудач Эрика в попытках сосватать себе невесту?
- Я думаю, она весьма очевидна. Посольствами занимался именно герцог Юхан, сводный брат короля.
- Ты хочешь сказать, что он не заинтересован в женитьбе короля, ибо в случае отсутствия наследников, он – явный претендент на престол?
- Ты схватываешь все налету, сестра… - Усмехнулся Сигизмунд. – Я всегда ценил не только твою красоту, но острый ум и бойкий язычок. Тем более, как я понял, ты не следишь за жизнью-смертью королей, но обладаешь глубокими познаниями о женской половине королевских домов.
Катаржина пропустила мимо ушей последнее замечание брата.
- Разве у Эрика нет любовниц, разве они не рожают ему детей, разве он не может сделать одну из них королевой, если ему будет везде отказано? Или он уродлив, или имеет физические изъяны, не позволяющие ему осуществить то, на что способен мужчина от природы?
- Нет, король Эрик весьма привлекателен, он обликом пошел скорее в свою мать, а она была настоящей принцессой, родной сестрой вдовствующей датской королевы. У него есть и любовницы, есть и дети. Но они навсегда останутся бастардами, и даже если королю взбредет в голову объявить наследником одного из своих незаконнорожденных сыновей, то в любом случае это вызовет династические споры, смуты, возможно, братоубийственную гражданскую войну.  Но насколько я знаю, у него пока есть лишь незаконнорожденные дочери. 
- Сколько лет братьям?
- Эрику двадцать семь, а Юхан моложе его на четыре года.
- То есть этому Юхану двадцать три. – Быстро сосчитала принцесса. - А ты не забыл, мой царственный брат, что твоей обожаемой сестре тридцать четыре, и, как ты понимаешь, - она перешла на шепот, - я не девственница. – Катаржина смущенно опустила глаза, но из-под пушистых ресниц внимательно наблюдала за реакцией брата.
- Ах, - вздохнул король, пригубив очередной бокал вина, - я всегда знал, что ты умница и весьма осмотрительна. Твои любовники… как бы правильнее выразиться… - Сигизмунд пощелкал пальцами, подбирая нужные слова, - всегда держали язык за зубами, сплетен при дворе нет, и вряд ли тебя кто-то сможет в чем-то упрекнуть. Интересно, - он с любопытством посмотрел на сестру, - и как это тебе удается?
- У нас женщин есть свои секреты, тем более у тех, кто из рода Сфорца! – Торжествующе усмехнулась Катаржина.
- Да, да. – Согласился король, и тут же погрустнел, видимо вспомнив свою Барбару.
- Дорогой братец… - Начала было Катаржина. Сейчас было не до сочувствий, ей бы кто посочувствовал, когда есть сразу три возможных претендента на ее руку – шведский король с герцогом  и страшный московит Иоаннн и решение нужно принимать быстро, не откладывая в долгий ящик. Есть от чего взволноваться! Хотя… ее мысль внезапно остановилась на Эрике. Кстати, с чего это она вдруг отнесла к потенциальным женихам шведского короля? Кажется, брат ни словом об этом не обмолвился, а лишь перечислял неудачные сватовства молодого правителя Швеции. - … хотела снова спросить твою милость, а что же король Эрик не просит моей руки?
- Не знаю. – Сигизмунд удрученно развел руками.
- Так… - задумалась принцесса, накручивая на палец прядь волос, - твой камердинер сказал, что Елизавете Английской двадцать семь, Мария Стюарт, я слышала, совсем молода, ей меньше двадцати, Анне Саксонской где-то двадцать пять… - Катаржину вдруг осенило, - да я старуха для него! – Женское самолюбие было задето, по лицу промелькнула тень злорадной усмешки.
- Что ты говоришь, сестра! Ты посмотри на себя в зеркало. Ты – первая красавица! 
Но Катаржина не слушала брата.   
– Да, да. Именно поэтому король Швеции не сватается ко мне, зато руку и сердце предлагает его брат, совсем еще юноша. Позволь-ка я буду с тобой откровенна?
- Конечно. - Кивнул король.
- Какие плюсы у Юхана по сравнению с нынешним шведским королем кроме молодости и смутных надежд на престол? – Катаржина загнула один пальчик и, прищурившись, посмотрела на брата.
- За Юханом стоят два мощных клана – Стуре и… их родовое имя звучит, как Львиные головы, мне не выговорить сложное шведское название. Первые были правителями Швеции до того, как на престол сел отец нынешних Эрика и Юхана – Густав Эриксон из рода Ваза. Они как раз и вели войны с тем самым Кристианом, о внучке которого мы уже говорили. Ко второму роду относится мать Юхана покойная королева Маргарет.
- С какой стати этим Стуре поддерживать Юхана? Они и сами могли бы попытаться вернуть себе королевскую корону! Не так ли?
- Умница! – Король похвалил вновь сестру. – С Львиными головами все ясно – Юхан им ближе, чем Эрик, которому Маргарет приходилась мачехой. Но Сванте Стуре – глава другого рода был с ней обручен, однако Густав Ваза разорвал помолвку, отнял невесту и женился сам.
- Тем более, зачем Стуре поддерживать Юхана? В память о любимой женщине, родившей сына от другого мужчины? Можно сказать, изменившей своему жениху? – Губа принцессы презрительно оттопырилась.
- Сванте Стуре женился на младшей сестре Маргарет - Марте, таким образом, он приходится дядей Юхану.
- Утешился! – Опять фыркнула Катаржина, но Сигизмунд не обратил внимания.
- После смерти королевы Марта, можно сказать, заменила Юхану мать.
- Сколько ему было, когда умерла мать?
- Четырнадцать.
- Ну, допустим. 
- Ходят слухи… - Сигизмунд замялся, - не все верят в то, что Юхан родной сын Густава Вазы… а…, ну, в общем, есть намеки на добрачную связь королевы со Сванте Стуре.
- Ах, так неудачный жених все-таки раньше короля побывал на супружеском ложе! – Катаржина захлопала в ладоши и развеселилась.
- Тише, сестра. О таких вещах громко не говорят.
- Ну нам-то, в Кракове опасаться нечего. Тем более старый король умер. Это про него рассказывали, что он был груб и неотесан, как простой хлоп?
- Да! – Покачал головой Сигизмунд. – Хотя его род тоже весьма знатен и древен, но не настолько богат, как Стуре. 
- А каковы его сыновья? – Полюбопытствовала принцесса.
- Их внешность благородна, нравы также благообразны. Пошли скорее в своих матерей, хотя, утверждать не могу, пересказываю лишь то, что доносят наши посланники при различных дворах, ведь Юхан ездил во многие страны в качестве свата своего брата. О нем говорят, что это настоящий принц – красив, образован, начитан, обходителен манерами.
- Но он – протестант, еретик! И он, и король Эрик, и вся Швеция!
- Это так, сестра, но есть серьезные отличия между Эриком и Юханом в вопросах веры.
- Вот как? Ты хочешь сказать… - Но она не договорила.
- Покойная королева Маргарет всю жизнь оставалась верна Святому Престолу, как и ее мать Эбба. Даже нетерпимый к Риму старый Густав позволил сохранить монастырь, где его теща была аббатисой. Не препятствовал он и своей жене в отправлении обрядов нашей церкви. Хотя надо признать, что Густав и Эбба состояли в родстве.
- Вот как! Насколько близком?
- Достаточно далеком. Отец Эббы был двоюродным братом отца короля Густава, значит, теща ему приходилась троюродной сестрой.
- Хорошо. Продолжай, братец.
- Юхан воспитывался матерью в симпатии к нашей вере, поэтому, в случае его коронации, можно рассчитывать на поворот Швеции в сторону Рима.
- Ладно! – Тряхнула головой Катаржина. – Подведем черту. – Принцесса по-прежнему держала загнутым один единственный палец, но решительно взялась за другой. – Допустим, я выйду замуж за герцога Юхана, рожу ему наследников, поспособствую распространению истинной веры. – Она загнула второй палец. – Допустим, мы дождемся смерти короля Эрика, станем править Швецией. – Катаржина было загнула еще один палец, но тут же разжала всю руку и ткнула растопыренной ладошкой в сторону Сигизмунда, засыпав брата новыми вопросами. – И сколько лет ждать этого события? И король Эрик будет безучастно за всем этим наблюдать? Он позволит своему сводному брату творить, что тому заблагорассудиться? Что-то мне подсказывает, что отношения между братьями не складываются лучшим образом… Да и вообще, разрешит ли Эрик жениться брату, не будучи женат сам? Где эта Финляндия? Где-то на Севере? Медвежий угол почище литовских пущей? Сколько там подданных? Есть ли города? Где живет этот Юхан? Где мне предстоит в таком случае жить? В какой-нибудь лачуге на берегу их холодного моря? И всю жизнь кутаться в меха, дрожа от холода? – Вопросы сыпались, как орехи из мешка.
- Ты предпочитаешь рассмотреть вариант с великим московским князем? – Сигизмунд огрызнулся и прервал этот нескончаемый поток. Катаржина осеклась под суровым взглядом брата и замолчала. Выдержав паузу и слегка успокоив себя, король продолжил миролюбиво. – Там есть города и замки, там есть подданные. Герцог Юхан обустроил свою резиденцию в замке города Або, у него есть свой двор. Конечно, он не сравниться с нашим или любым другим, но рассказывают, что совсем неплохое, уютное гнездышко получилось.
- Для кого? – Опять завелась Катаржина. Женская интуиция подсказывала, что юный герцог не монашествует. – Он с кем-то живет? У него есть любовница?
Король уклончиво отвел глаза в сторону.
- Да, есть.
- Любовница или любовницы? Так он распутен этот претендент на мою руку и сердце?
- Я бы не сказал. Напротив. Наличие любовницы не отрицают, как и его весьма долгую привязанность к ней, в течение нескольких лет, а также трех детей, что она родила ему. Кажется, она дочь какого-то священника.
- О, да! Он, конечно, благочестив, наш герцог-еретик. – Съязвила, не удержавшись. – Всего трое бастардов. Хорошо! – Принцесса стукнула кулачком по стойке балдахина. – Можно сказать, что все высказанные тобой доводы были pro . С большой натяжкой! – Она погрозила пальчиком королю. – Или у тебя, твоя королевская милость, есть что добавить? Нет? Что еще сулит Польше и Литве мой брачный союз со сводным братом шведского короля?
- Деньги на войну с Московией! – Признался Сигизмунд.
- Вот как? – Катаржина изобразила удивление, но в душе радостно зазвенело – все-таки брат принял решение, которое отводит от нее угрозу сватовства ужасного великого князя. – Значит, война с Московией? Из-за меня? Как сладко это слышать! – Принцесса поднялась с кровати, неторопливо прошлась по спальне, остановилась возле столика с фруктами, протянула руку, взяла с блюда большое румяное яблоко и стала его рассматривать, с улыбкой поглядывая на Сигизмунда.
- Ах, женское самолюбие и тщеславие… - Усмехнулся король. – Я всегда готов произносить комплементы в твой адрес, моя прекрасная сестра, затмившая красотой саму Елену Троянскую, жену Менелая, царя Спарты. Но мне не хотелось бы считать тебя причиной войны.
- Ладно, я пошутила. – Катаржина с аппетитным хрустом надкусила яблоко.
- Ливония рушится под ударами московитов. Их войска гуляют взад-вперед по территории ордена, неся разорение городам и замкам. Уже захвачены Нарва и Дерпт. Магистр Кетлер тщетно пытается им противостоять. Польша заключает с ним союз, взамен все земли ордена переходят под наш протекторат. С Запада в Ливонию уже вторглись датчане и захватили часть земель по договоренности с московским правителем. Король Эрик также готовится вступить в войну с Данией, но у них свои старые соседские счеты. Захваченные же московитами земли после подписания нашего договора с орденом становятся поводом к войне, ибо вернуть их обратно Иоанн откажется в любом случае. Даже при женитьбе на тебе.
Сестра внимательно, не перебивая, слушала короля, продолжая грызть яблоко.
- Становясь правителем Ливонии, часть земель Ордена я передаю герцогу Юхану в качестве твоего приданого. Он давно, еще при жизни старого короля Густава, вел переговоры с Ревелем и другими городами Ливонии об их переходе под корону Финляндского герцогства. Однако, отец запретил ему это, надеясь на быстрое развитие нового города и порта в Финляндии, напротив Ревеля, дабы переманить на свой берег все выгоды морской торговли между Ганзой, Ливонией, Швецией и Московией. Ничего путного из этой затеи не вышло, и, как только Густав умер, герцог возобновил переговоры с Ревелем. И здесь мы разыграем нашу карту.
- С моим замужеством? – Быстро вставила Катаржина.
- Да! И в казну Польши потечет золото для войны с Московией, а также для крымского хана, дабы он нанес удар нашему врагу в спину. Кроме того, я простил и позволил вернуться некоторым из своих бывших подданных, вроде Черкасского старосты Вишневецкого, на которого московский правитель возлагал серьезные надежды по защите своих южных рубежей.
- Ловкий ход, братец! – Похвалила его Катаржина. – Остается сущий пустяк – король Швеции Эрик. Как он отнесется ко всему этому? Приняв протекторат над Орденом и его городами, ты вступаешь в войну с великим князем. Отдав часть земель, на которые претендует московит, ты сталкиваешь лбами его со шведским королем через его сводного брата-герцога. Так что Эрик? Он это примет? Как и женитьбу?
- Для начала мы предложим те замки и земли, на которые претендуют датчане. Заодно и Ревель, который давно уже ведет свою самостоятельную политику. Таким образом, формально датские земли перейдут к шведской короне, хоть и опосредованно через финляндского герцога. Но в целом, это усилит шведско-датские противоречия. В общем-то, Эрику не в чем упрекнуть своего брата, кроме… женитьбы. Но кто сможет устоять перед красотой моей сестры, первой красавицы Польши и всего мира? Просто Юхан опередил Эрика!
- А ты уверен, что Юхан согласится на те самые земли, что ты хочешь ему предложить, если они к этому времени будут захвачены датчанами, которые в союзе с московитом?
Сигизмунд нахмурился:
- Мы это еще обговорим и с орденом и с самим герцогом.
Король поднялся, хотел было отвесить почтительный поклон, но его шатнуло, вовремя подскочившие слуги поддержали Сигизмунда. – Я, пожалуй, пойду. – Король помахал было рукой на прощание, но Катаржина его не отпустила.
- Последний вопрос, твоя королевская милость. Что ты ответил послам московского князя?
- Я им предложил отдать за тебя Смоленск.
- Вот как! А если… - Нерешительно протянула принцесса.
- Согласятся? – Продолжил за нее Сигизмунд. – Исключено!
- Ты так легко решаешь за великого князя? Вдруг он воспылал ко мне неземной страстью, как всякий восточный деспот, привыкший исполнять свои прихоти, потакать собственным желаниям, не считаясь с потерями и ценой?
- Тогда мы затянем переговоры, будем увеличивать наши требования, шаг за шагом, город за городом, за Смоленском, Псков, затем Новгород, пока вся Московия не перейдет под корону Ягеллонов. Но тогда и великий князь уже не будет великим князем. – Рассмеялся Сигизмунд.
- Фу! – Катаржину передернуло. – Чувствую себя холопкой на продажу.
- Не волнуйся, сестра. Будет война. Это точно. Подобные предложения оскорбительны для Иоанна, он не будет торговаться, а предпочтет взять тебя силой. Та легкость, с которой он расправляется с рыцарями ордена, захватывает ливонские замки и города, увеличивает самоуверенность московского правителя. Это нам на руку. 
- Вот я и доела яблоко… - Принцесса показала на маленький огрызок, что еще держала в руке. Неслышно подошла Агнешка и подставила ладошку, куда Катаржина его опустила. –  Яблока больше нет, отдавать мне его некому, поэтому, как я поняла, из-за него, то есть яблока, или меня, войны не будет. Она начнется из-за ливонских земель.
- Именно! В них причина!
- Одному за меня ливонские земли, другому… - Задумчиво произнесла красавица. – А мне-то что или кто достанется?
- По крайней мере, Финляндское герцогство.
- Ох, и утешил, братец.
- Ваша королевская милость! – Послышалось из-за дверей. – Назначенной аудиенции ожидают польный гетман коронный пан Ян Тарновский и великий гетман литовский пан Николай Радзивилл.
- Брат моей покойной Барбары… - Тихо добавил король, собираясь покинуть покои Катаржины.
- Одна последняя просьба, - задержала его Катаржина, - прикажи достать мне портрет этого… - она наморщила лоб, вспоминая, - герцога Юхана.
- Хорошо, я обещаю! – Сигизмунд шагнул в дверь.
- Но я еще буду думать, твоя королевская милость, соглашаться ли мне на предложение из далекой Финляндии! – Последнее слово все равно осталось за ней. Судя по тому, как вздрогнула спина короля, он его расслышал, но лишь слабо махнул рукой, скрывшись за дверями.   
- Малгожата, Агнешка! – Принцессу позвала служанок и присела к зеркалу. – Расчесывайте и укладывайте волосы, а ваша госпожа будет думать…
- Да, твоя милость, ясновельможная королевишна. – Девушки покорно взялись за гребни, а Катаржина внимательно рассматривала свое отражение.
«Итальянская виноградная лоза, перенесенная на благодатную польскую землю, сочилась томной страстью…» - так высказался один из придворных поэтов и Катаржине понравились, запомнились эти слова. 
Да, жгучая материнская кровь, впитавшая палящее солнце, безбрежное небо и теплое море Италии, порой выплескивалась, а не сочилась из черных глаз. Аккуратно выщипанные в узкую полоску брови, тонкий прямой нос с чувственными, вздрагивающими ноздрями, ах, вот она истинная красота древней римлянки. Губы сочные, сладкие, как лепестки розы, увлажненные утренней росой или благоухающим виноградным вином – дарами Господа. Верхняя, с чуть заметным очаровательным изломом в виде растянутой буквы «м»,  прикрытая незаметным пушком, нижняя, полная, слегка выпяченная вперед. В ней и таится весь жар женской страсти.  Брови чуть сдвинуть, надменно поднять подбородок и ударить взглядом, что острее рыцарского копья, пронзить мужское сердце. Или просто убить холодным презрением? А можно и по-другому – насмешливо-маняще, бровь только чуть изогнуть, вот так! Катаржина любовалась собой и строила гримаски. Так, пойдем дальше… Вот Малгожата заплела косы и закрепила тугой узел над идеально прямой и высокой шеей. Пронзительная чернота волос оттеняет персиковую нежность кожи… Катаржина распахнула накидку. Даже без корсажа, в глубоком вырезе рубашки, хорошо видны развитые округлости грудей, кружева заканчиваются над сосками, оставляя открытой любопытному взгляду легкую смуглость ложбинки меж волнительных холмов.
- Оставьте меня! – Распорядилась принцесса. Служанки послушно кивнули и удалились. Сейчас ей необходимо побыть одной, сосредоточиться, посмотреть, как следует на себя со стороны и хорошенько все обдумать. Катаржина зажмурилась изо всех сил, до боли в глазах, так что заплясали во тьме яркие звездочки, отрешилась от всего, отогнала все мысли прочь, замерла, затаила дыхание, освободилась…, выдохнув, широко распахнула глаза и уставилась в зеркало.
- Я старше этого юноши на… одиннадцать лет. – Красавица прищурилась, вглядываясь в отражение. – Значит, я должна превзойти всех его любовниц! И положить конец мальчишеским шалостям. Спасибо матери, я никому не пожелаю испытать ревность итальянки. – Неприятно кольнула мысль о короле Эрике. – Не посватался, не обратил внимание на мою красоту… ничего, еще пожалеет. – Нижняя губа поджалась, но Катаржина справилась с собой, стерла на время из памяти раздражавшее ее имя, и на лице женщины заиграла та самая обольстительная, манящая улыбка. Рот приоткрылся, обнажая белоснежные зубы, кончик языка коснулся губ, увлажняя их, чуть заметно затрепетали ноздри. Катаржина вдруг почувствовала, как снизу, из живота по телу поднимается тепло возбуждения, щеки слегка заалели, она медленно закрыла глаза, и совершенно отчетливо представила себя в объятиях незнакомого молодого красавца. Волна страсти нарастала, вскипала, шумела в висках. Катаржина дотронулась рукой до груди, пальцы нащупали и сжали бусинку соска и это прикосновение, с одновременным ощущением твердости возбужденной плоти, сорвало с губ сладостный стон. Другая рука скользнула вниз, между ног, и женщина почувствовала, как ее заливает горячая волна. Это был он, красивый и незнакомый мужчина, это он ласкал сейчас Катаржину, а она лишь подсказывала своим телом то, что нужно им обоим. Дыхание перехватило, сердце забилось в такт теребившим сосок пальцам, спина непроизвольно изогнулась, все тело напряглось…
- Нет! – Вскрикнула женщина, затрясла головой и руками, с трудом отгоняя внезапно захлестнувшую ее волну страсти, после чего замерла, стараясь успокоить неистово бившееся сердце и отдышаться. Еще несколько минут она сидела, опустив голову, не смея открыть глаза и посмотреть в зеркало. Возбуждение, неохотно покидающее тело, сменялось злой досадой неудовлетворенности и болезненной тяжестью внизу живота. Наконец, Катаржина почувствовала успокоение, несмотря на оставшиеся неприятные ощущения недостижимости желаемого, понимания, что в этом никто, кроме нее, более не виноват. Она подняла голову, всмотрелась в свое отражение и недовольно нахмурилась. Напротив принцессы сидела красивая женщина, но лицо ее выглядело изможденным, уголки рта опустились, ровный румянец сменился какими-то красными пятнами, всегда плясавшие огоньки глаз потухли, под ними обозначилась невесть откуда взявшаяся синева. Катаржина потерла лоб – а это еще что за складки! Морщины? Прочь подобные развлечения! Что я себе позволяю! Мои глаза, мое лицо, мое тело могут излучать только любовь, манящую и чувственную. Любовь, которая сразу очарует этого юного герцога и будет вечным источником его жажды. Каждое мое прикосновение или взгляд должны вызывать в нем неутолимое желание. И не важно, как будет происходить их соитие – быстро и неистово, как ей только что представилось, или медленно, в постепенно нарастающей нежности. Важно другое – жажда любого проявления любви, переходящей в страсть или наоборот, должна быть неиссякаема! Но он никогда не должен привыкнуть к тому, что властная, сильная и непреклонная, как и ее мать из рода Сфорца, Катаржина может затрепетать под ним! Это будут лишь мгновения его потрясения и обоюдного наслаждения. А дальше все повториться сначала – пусть это будут его вечные танталовы муки. Жажда обладания ей и само наслаждение, рождающее новое желание. И так день за днем!
- Ну, хватит! – Сказала она себе, ощутив снова знакомое тепло внизу. – Я должна стать королевой! Я рождена быть королевой, и я ей буду! – Эти мысли помогли ей избавиться от фантазий плотских наслаждений.
Уподобиться сестрам? Ну, уж нет! Старшую, Изабеллу , никто не спрашивал. Мать выдала ее замуж в двадцать лет за престарелого Яна Запольски, короля Венгрии и князя Трансильвании. Через год она родила ему сына, а еще через месяц стала вдовой, в самый канун нашествия орд Сулеймана. Лишь милостью турецкого султана, взявшего Буду, ей была оставлена крошечная Трансильвания, да и ту быстро отобрал Фердинанд Австрийский, тесть моего братца-короля. Хорошо же отплатил этот Габсбург Сигизмунду Августу за двух своих дочерей, припадочную Елизавету и нынешнюю корову Екатерину, которых тот брал поочередно в жены. Бедняжка Изабелла… Катаржина и виделась с сестрой последний раз на свадьбе Сигизмунда с Екатериной семь лет назад. Видно мать прижала этого напыщенного Фердинанда, что тот вернул Трансильванию Изабелле с сыном. Только поздно. В прошлом году сестры не стало…
Потом эта история с несчастной Барбарой Радзивилл, которую сразу невзлюбила мать… Вторая сестра Катаржины – София  так боялась Бону, что выскочила замуж за первого подвернувшегося – герцога Генриха Брауншвейского. Тот и вовсе семидесятилетний старик. Весело же ей теперь, нечего сказать. София могла и подождать - мать уехала вскоре после свадьбы, да видно уже невмоготу было.
Анна… ее последняя старшая сестра. Странная. Уединилась и живет сама по себе. Женихов не ищет, хотя, конечно, это дело брата-короля, а он словно позабыл про нее, да и свататься, никто не сватается к ней. Целыми днями вышивает, отстаивает все мессы… в монахини, что ль себя готовит… Не понятно.   
Принцесса вспомнила отъезд матери. Тогда, наконец, она избавилась от опеки навязанных Боной фрейлин, этих чопорных дуэний, похожих на полумертвых истуканов, затянутых в глухие черные платья, словно это не одежда, а саваны, из которых отсвечивали смертельной белизной маски их лиц. Впрочем, они брали пример с вдовствующей королевы. Костюм Боны отличался лишь обилием серебряной вышивки и большим, осыпанным драгоценными камнями крестом. Хотя, в молодости, мать позволяла себе более открытые наряды. Катаржина видела одну гравюру с изображением Боны сорокалетней давности. Конечно, далеко от сегодняшних корсажей, роль которых открыть, а не скрывать красоту женской груди, но… мать смотрелась неплохо.
- Пресвятая Дева Мария и Святой Николай упокойте ее душу! - Катаржина перекрестилась. Через год после отъезда мать умерла от яда поднесенного ей верным советником Жуаном Лоренцо Паппекода, нанятым тем самым Филиппом Испанским, которого мать ссудила четырьмя сотнями тысяч золотых дукатов. Лучше бы отдала Сигизмунду! На войну с Московией. Мать похоронили там же в Бари, в базилике Святого Николая, и теперь сестра Анна хлопочет о пышном надгробии.
- Хотя… - задумалась принцесса, - если бы тогда Сигизмунд получил эти деньги, то он бы не нуждался сейчас и в герцоге Юхане, а, значит, это касалось бы и меня. Выходит, судьба…    
 Ах, как радовалась тридцатилетняя Катаржина избавлению от опеки этих набожных итальянок! Иногда она с любопытством наблюдала за ними и не могла понять – почему ее так волнует собственное тело, а их – нет! Плоть принцессы бунтовала, бурлила, выплескивалась, требовала любви. И вот пришел ее час, закрутил в вихре танца, бросил в объятия любовников… Но! Катаржина всегда помнила свою принадлежность к роду Сфорца. Страсть – да, но чувства и дети – для мужа. Два правила соблюдались ей неукоснительно. Уже сладкая тайная дрожь пробегала по телу, а губы обжигало горячее дыхание любовника, она всегда находила в себе силы в последний момент отстраниться, запечатать его рот пальчиком и отчетливо, хоть голос и прерывался, произнести:
- Так чтобы у меня после детей не было. Помни кто я! Тебе ясно, пан?
- Да, твоя милость! – Немедленно соглашался шляхтич, изнемогавший от желания утопить себя во влаге ее тела, но предупрежденный чьей спальни порог он переступил.
 А после, эти задиристые и любвеобильные шляхтичи могли думать, что угодно, проснувшись в огромной кровати Катаржины, но любые попытки продолжить отношения после безумной, пронизанной огнем страсти, ночи, гасли, как свечи, одним дуновением губ принцессы:
- Это перстень Сфорца! – С легкой усмешкой, заранее наслаждаясь ожидаемым эффектом, Катаржина демонстрировала драгоценность случайному избраннику на одну ночь. Перстень со странным, неведомым ей камнем, принцессе действительно подарила мать на шестнадцатилетие. Он был велик Катаржине и не держался ни на одном пальце. Она быстро разгадала его секрет - камень сдвигался, открывая небольшую полость в золоте. Для яда! – поняла Катаржина предназначение потайного углубления. Конечно, принцесса и не помышляла кого-то отравить, хотя… вдруг пригодится. Зато кто не знает в польском королевстве о перстнях дома Сфорца? Интуиция никогда не подводила молодую женщину, и перстень всегда хранился в ее спальне, подле кровати.
Шляхтич, заставивший содрогаться под собой первую польскую красавицу, а потому возомнивший, Бог весть что о себе, на глазах немел, бледнел, с ужасом смотрел на предъявленный предмет, его любовный пыл превращался в животный страх, выступавший бисеринами пота на лбу, взгляд испуганно метался, то стараясь заглянуть в глаза Катаржине, то возвращаясь к перстню. Ее улыбка становилась еще коварнее, а губы тихо шептали:
- Эта ночь лишь твои сновидения. Одно слово и… - Тонкий пальчик осторожно сдвигал камень в сторону. Шляхтич униженно сползал с кровати на пол и божился Пресвятой Девой Марией и вкупе с ней прочими святыми, что его здесь никогда не было.
Лишь однажды, златокудрый красавец родом с Мазовии не испугался ее слов. Он с предсмертной тоской заглянул в глаза Катаржине и тихо ответил:
- Я готов умереть за свою королевишну!
- Значит, умрешь! – Качнула головкой красавица. – Уходи немедленно!
- Да, твоя милость!
Шляхтич поднялся с постели, неторопливо оделся, затем поклонился в ноги принцессе и с достоинством удалился, гордо подняв голову. Катаржина тут же позвала кого-то из служанок, приказала разузнать его имя и немедля написала краткую записку брату-королю с просьбой отправить шляхтича туда, откуда обычно не возвращаются. Спустя день она поинтересовалась, исполнена ли ее просьба.
- Да, твоя милость. – Склонилась перед ней верная Малгожата. – Я справилась у секретаря его королевской милости.  Пан… - Но Катаржина приложила покачала головой, имя не должно произноситься, и служанка тут же осеклась, поправилась. – Сей пан отправлен к Днепру против татар.
А еще через месяц, та же Малгожата обмолвилась будто невзначай:
- Сей пан, о котором твоя милость спрашивала, погиб в сабельной схватке.
- Жаль его… но это его судьба - Подумала про себя Катаржина и тут же забыла. Это было ее третье правило! Один любовник – одна ночь. Никаких привязанностей.
И какая ж теперь ее ждет судьба? Она станет герцогиней? Да, сначала герцогиней, а потом королевой! Этот Эрик совершил глупость, нет, не глупость, хуже! Он оскорбил ее, предпочтя иных принцесс и королев, которые выдают себя за девственниц. Он глубоко пожалеет об этом, лишившись короны в пользу моего будущего мужа, ибо так решила я – Катаржина, чьей матерью была сама Бона Сфорца. Я буду править Швецией! – Она посмотрела в зеркало и была удовлетворена своим отражением. Перед ней сидела королева.