VI
Дарх больше не заговаривал со мной, всем своим видом выражая оскорбленное достоинство и бесконечное презрение. Впрочем, чаще это была просто маска. Сознание его где-то бродило, и оставалось лишь надеяться, что без тела оно не натворит слишком много бед. Что он может без своих слуг, которые всегда находились здесь, охраняли тело?
Я слушала. Сигналов долго не было, и если сначала это успокаивало, то скоро начало нервировать. Может, парней теперь бьет сразу насмерть?!
И вот это случилось…
Наверное, моя чувствительность обострилась до предела, потому что услышала я не то, на что была настроена – не сигнал боли. То, что прорезало тишину, было редкостной смесью восхищения, удивления, ужаса и отчаянья.
… а хозяином их оказался Толя, мой де-юре старший брат.
Удивительное дело, боли он действительно не чувствовал. Толя совершенно не замечал, что ему в ногу впился и жжет тонкий желтый лучик, и мне пришлось оттолкнуть его в сторону и самой «убить» «сторожа» выстрелом из его же длинноствольного пистолета. Но он и этого не заметил.
Он смотрел вверх. В ослепительном свете полуденного солнца, многократно отраженного от покрытой льдом поверхности озера, была хорошо видна человеческая фигура, почти вертикально распластанная на откосе высокой скалы.
— Кто это? — спросила я накрывая рукой маленькую, но сквозную дыру в ноге.
— Тимка, —ответил Толя.
Из-за шлема его голос прозвучал еле слышно.
— Как он там оказался?
Толя, наконец, повернул голову и несколько раз моргнул, глядя на меня.
— Прыгнул на их корабль и сорвался…
О-о-о… На медведя с бритвой нам ходить не довелось, так хоть с инопланетной тарелочкой в героев поиграем… Черт! Почему я не слышу его боли?! Почему?!
Как его оттуда достать?! От подножия, где мы находимся, до него не меньше тридцати метров по отвесной скале!
Машина на воздушной подушке!
— На машине можно достать?
— Да думаю я сейчас об этом! — наконец, взорвавшись, пришел в себя Толя. — Если разогнаться за несколько кругов и наехать на скалу, может, машина и поднимется по инерции, но пролетит ли она вверх столько?! Если да, то как успеть его оттуда снять, пока машина проходит мимо?!
Чрезвычайно рискованно, до бессмысленности.
Однако, мое тело уже в боевом режиме…
— Закрой глаза и отвернись, — без всякой надежды на то, что братец исполнит просьбу, попросила я и мысленно включила антигравитацию.
Странно, но в этот раз у меня получилось управлять полетом. Он не был быстрым. Тело просто, заливаясь голубым сиянием, оторвалось от земли и со скоростью воздушного шара устремилось вверх, но не бестолково, как во время воздушного боя с Дархом, а направленно – к Тиме, и рядом с ним полет остановился.
Он лежал, повернув голову на бок, с открытыми глазами, но не пошевелился и не откликнулся, когда я его позвала. Как теперь быть? Не оттолкнет ли его антигравитационное поле, как в первый раз «диких»? С этим полем легко справился Дарх, когда увлек меня на дно залива, а Сасик, вцепившийся в меня когтями, им накрылся, как часть меня… Придется попробовать. Если поле его не примет, осторожно спихну вниз, а потом, когда начнет падать, поднырну под него – и так долетим до берега. Безвыходных положений не бывает.
Но эквилибристика не понадобилась. Голубое сияние обтекло Тимку, лишь только я дотронулась до его плеча, и он легко оторвался от скалы. Вместе мы заскользили по воздуху вниз, и лишь у самой земли я заметила, насколько его тело холодно…
Обморожение?
Положив тело брата на снег, я попыталась услышать дыхание и биение сердца.
— Что?! — заорал Толя так, что даже шлем не заглушил его вопль.
— Обморожение, — сказала я. — Наверное, корабль был очень холодным.
Кроме этого, Тимка был парализован.
Впрочем, это неважно – он у меня в руках, и руки уже начали свою любимую работу.
— Давай занесем в машину и поехали отсюда, — очевидно, решив то же самое, предложил Толя.
Я оглянулась. Машина стояла недалеко, и это уже не было подобие гидроцикла. Ее размер был со среднюю легковушку, в которой сидя поместилось бы человек пять, и нашлось бы несколько кубометров для груза. И вместо откидного верха имелись две двери, сбоку и сзади, одну из которых Толя распахнул передо мной.
А внутри обычный автомобиль уже ничто не напоминало. Впереди находилось лишь одно сиденье – с приборной панелью, сзади – два, и салон оказался очень просторным. При необходимости внутри машины можно, сидя на полу, разместить еще человек шесть или какой-нибудь не особо габаритный груз. Толя сел на водительское место, а я, положив тело Тимки на пол вдоль борта, расположилась рядом.
Перед тем, как тронуться, старший брат снял шлемы с себя и младшего, и я поспешила расстегнуть Тимкину куртку. Его грудь, как, наверное, и все остальное, кроме лица, было нереального мраморно-серого цвета.
— Ты ведь сможешь? — на секунду зажмурившись, спросил Толя, и тут же сам себе ответил: — Сможешь.
С прямым контактом стало проще. Ладонь легла на холодную хрупкую кожу, и из пальцев потекло живительное тепло, энергия, управляемая даже не желанием хоть как-то помочь, а потребностью исцелять. Это уже свойство моей натуры, заменившее потребность в дыхании или сне, и мне даже не надо решать, как и что делать – энергия жизни без моего участия запустила механизм регенерации погибающих клеток. Я доверилась силе, которая только исходила из меня, но действовала сама и будто осознанно, и стала смотреть в лобовое стекло.
Машина низко летела над заснеженной степью. Редкие колючие снежинки врезались в стекло и замирали крошечными сверкающими кристалликами, но очень скоро все изменилось – мы миновали портал. Теперь вокруг простиралась водная рябь. Лобовое стекло окрасилось радугой отраженного поверхностью моря закатного света, а мы неслись прямо на готовое скрыться в пучине солнце.
Внезапно полет прервался – Толя заглушил двигатель. Какое-то время, минуты две, он сидел неподвижно, а потом обернулся и посмотрел а Тимку. Потом на меня.
— Нам ведь незачем спешить? Никто лучше тебя ему не поможет?
Я пожала плечами, понимая, что ему нужно. Настало время сдержать обещание, данное маме.
Снова повернувшись к приборной панели, Толя щелкнул малозаметным синим тумблером и дважды нажал кнопку рядом. Закат померк. Вместо него лобовое стекло показало знакомый пейзаж: берег замерзшего озера и скалы. Только на берегу, у россыпи припорошенных снегом валунов, огромной, казалось, колышущейся каплей ртути застыло то, что прежде никто не видел – судно пришельцев. Мимо экрана промчался черный человеческий силуэт, и было очень хорошо видно, как, разбежавшись, он высоко подпрыгнул и распластался на переливающемся боку корабля. Спустя мгновение корабль плавно поднялся над берегом, чуть помедлил, похоже, поворачиваясь, и резко взмыл вверх. Тело Тимки соскользнуло с него и упало на ближайшую к берегу скалу. Потом второй силуэт бросился от экрана в сторону скалы, но так и застыл, словно его привязал к месту мгновенно включившийся тонкий желтый лучик, испускаемый одним из усыпавших берег серых камней. Тут появилась я. Из ниоткуда. Сбила с ног Толю, его оружием в его же руке застрелила сторожа, покрылась голубым сиянием и взмыла вверх… М-да.
Толя снова обернулся.
— Кто ты? — ожидаемо спросил он.
Однако защитные реакции, усвоенные в детстве, работают автоматически, и я не поспешила раскрывать ему секреты.
— Ты сам мог бы ответить на этот вопрос?
Но вместо того, чтобы как в детстве, раздражиться, он опустил взгляд и честно начал подбирать слова.
— Я… нормальный человек…
— А я – нет, — не удержалась от насмешки я.
— Что – нет? — покорно уточнил он, явно готовый ко всему.
— Не нормальный человек, — ну как не подколоть старшего брата, который все детство надо мной издевался?
Толя вздохнул. Я взглянула на Тимку. Все хорошо, он уже может дышать, и сердце забилось.
— Ты – наша сестра? — наконец, решился Толя.
— Нет, — спокойно признала я. — Мама родила только Диму и Тиму, а меня увидела в больнице и удочерила.
Он вскинул глаза и буквально прожег меня торжественным взглядом. Слова оправдания, которые давно готовы были и для Алешки, и для Димы с Тимой (ну, что маме нужна была дочь, что сама я узнала об этом только что, и прочее) Толе сказаны не будут.
— Да-да, ты всегда был прав: я вам чужая.
Он кивнул.
— Прав. Всю жизнь травил сироту. И почему мне не хочется собой гордиться?
— Если это извинения, то они приняты, — отрезала я.
— Постой, — попросил он и споткнулся. — Этого бы не было, если бы я знал!
— Было бы, — пнула я. — Кого-то ненавидеть и травить – естественное свойство твоей личности. Ты желчный и злобный, но, правда, был бы еще отвратительнее, если бы делал все то же самое, зная, что я – удочеренная. Так что утешай себя сам.
Толя помрачнел.
— Прости, — упрямо сказал он.
— Не за что, — ответила я. — Ты просто мой первый враг, моя универсальная прививка от всех будущих врагов вообще, и благодаря тебе я научилась защищаться.
Он отвернулся, через силу выдавив ухмылку, и потом, уже не глядя на меня, повторил:
— И всё-таки, кто ты?
Неужели он думает, что я раскисла от глупого извинения и всё сейчас именно ему, первому, выложу?!
— Не твое дело.
Толя натянуто рассмеялся.
— Хорошо. Я сам скажу. А ты просто моргни, если это правда. Ты… не человек. Ты совсем другое существо, в котором мы, люди, видим человека. Наверное, какие-нибудь инопланетяне увидели бы тебя подобной им… Не берусь утверждать. Ты чудо сродни звездам, подаренное звездами Земле для радости и защиты.
Он вновь обернулся, впервые в жизни демонстрируя мне открытую, не кривую, улыбку, но от удивления я не смогла пошевелиться. Потом не моргнула, а зажмурилась – потому что почувствовала сигнал боли и, следом, еще один.
Как?! Отсюда я к ним не попаду, да и Тима еще далек от выздоровления…
— Гони на базу! Что-то случилось!
Толя не заставил себя убеждать в этот раз, и машина рванула к тонущему в море солнцу.
VII
Дитя звезд… Беспомощная кукла.
Привязанная к Тиме, я не смогла помочь Игорю и Жене, лишь послала по их следу Юрку с Костей. И если Игорю досталось слабо – только поверхностный ожог от «сторожа», которым тут же занялся Герман, то Женьке пришлось восстанавливать сожженную до углей на костях кисть правой руки. Причем получил он заряд в руку из улетающего корабля пришельцев…
Они действительно начали успевать.
А я успевать перестала.
Хоть разорвись.
…Не надо разрываться. Надо копироваться. Получилось же копироваться у Земли, чем я хуже? Действовать одновременно в нескольких местах!
Почему бы нет? Удалось же мне однажды раздвоить свою рубашку! Тоже, кстати, опыт получен благодаря «диким странникам». Я – очень плотный сгусток энергии, и если я раздвоюсь или растроюсь, то вряд ли потеряю слишком много… Ага, и как жить потом в таком количестве? Неправильно это, вроде.
А если создавать временные копии? Посоветоваться бы с Салдахом, но Дарх уже слишком живой, и оставлять его без присмотра лишний раз не хочется. Да и чувствую, что Салдах эту идею не одобрит.
Создавать временные копии… С запасом энергии настолько, чтобы хватило для выполнения миссии. А управлять ими как? Сознание-то у меня одно! МЫСЛИТЬ одновременно в нескольких местах – вот в чем проблема!
— Могу чем-то помочь? — вдруг спросил Дарх.
Произнесенная с привычным высокомерием, фраза показалась искренней. Да и много ли я потеряю, если просто поинтересуюсь?
— Тебе не приходилось существовать одновременно в нескольких местах?
— Нет! — громко фыркнул Дарх.
— Тогда не можешь.
Гм, а ведь это неожиданная проблема – нежелание тиражироваться. Что-то, наверное, есть такое единственное, чем я не готова поделиться даже с самой собой. Ладно, без лирики. Интуиция есть не только у Германа, и моя мне подсказывает, что решение где-то рядом. В конце концов, сознание вопрос не первый и даже не второй, для начала нужно проверить, возможно ли создать копию тела в принципе. Ну-ка…
Нет. Какой-то предел. Что-то мешает…
— Что ты пытаешься сделать? — опять не выдержал Дарх.
— Раздвоиться.
— А-а-а… — обнадеживающе глубокомысленно произнес он. — Но ты никогда не видела, как это делается, и даже не слышала о таком…
— А это делается? — тут же спросила я.
— Конечно. Ты не самая умная.
Кто бы сомневался, что он сообщит мне что-то в этом роде. И все же его взгляд, точнее, какое-то необычное смущение в нем, напомнил мне недавний разговор с Толей.
— Только у людей обычно занимает лет тридцать подготовка… м-м, разума для этого акта.
— Да?..
— Доверять материализованный фантом инстинктам так же глупо, как и наделять его собственным сознанием, а держать одно сознание одинаково активным для нескольких тел, контролируя их действия – противоестественно. Надеюсь, ты это понимаешь.
У меня нет столько времени. Пришлось просто огрызнуться:
— Тебе-то что?
Дарх ухмыльнулся.
— Ты права.
— Ну и не лезь тогда.
Он ухмыльнулся снова. Еще шире.
— Ты права в том, что ты делаешь. По мнению богов. Некоторые считают, тебе нужно помогать.
Такого быть не может. То есть, я знаю, что не все боги безнадежно тупы, но Дарх никогда искренне мою правоту не признает. Это обман.
И всё же.
— Допустим, я тебе поверила. Но ты не помогаешь, ты говоришь, что сделать то, что я собираюсь – невозможно.
— Ошибаешься. Я сказал, что ты сама сделать это не сможешь.
Терпение.
— Кто-то расщепит мое сознание за меня? Не ты ли? В какой форме от меня требуется согласие?
Дарх, наконец, уселся на каменную плиту, свесив ноги.
— Да, — признал он, — это был бы отличный способ от тебя избавиться. Но на время войны с пришельцами я объявляю перемирие.
— Я не самая глупая.
— И не самая слабая. Неужели ты боишься, что не сможешь мне противостоять, если я попытаюсь захватить твой разум?
— Не знаю. Такого опыта у меня нет.
— Пора его приобрести.
И ведь как убедителен, змей.
— Хорошо. Что ты предлагаешь?
Он немного помолчал. Потом я поняла, что, на его месте, тоже долго подбирала бы слова.
— Люди называют это наркотиками.
А ведь точно! Что ж еще изменяет сознание?! Вот только…
— На меня не действуют наркотики.
— Откуда ты знаешь? — вскинулся Дарх.
Пришлось ответить вежливой улыбкой: какая ему разница, откуда? И какая разница, кто узнал, я или некто другой с кровью Перворожденного?
Дарх задумался. Вернее, прислушался – по его лицу было видно, что он открыт чужим мыслям, и вокруг него витало больше духов, чем обычно. Недолгий божественно-духовой консилиум закончился резолюцией:
— Сделаем специально для тебя.
До сих пор я думала, что наши с Дархом разборки – это наши с Дархом разборки, а другим лишь интересно посмотреть, чем они закончатся, но ситуация приняла иной оборот.
— Дарх, кому, кроме тебя, это нужно? Ты – ясно, ты хочешь одурманить меня какой-то наркотой, и, пока я в отключке, исполнить все свои обещания-угрозы, но остальным-то это зачем? Богов настолько раздражают Перворожденные? И вы искренне уверены, что мои братья ничего не поймут?
Духи взвились над вершиной.
— Уф… — выдохнул Дарх. — Какое… обезоруживающее недоверие.
Я пожала плечами. Хорошо было бы, если недоверие действительно могло обезоружить.
— Ладно, давай по порядку. Во-первых, богов здесь нет. Только духи, причем независимые. Да, я не смогу тебе это доказать, потому что духов ты на самом деле видеть не можешь. Только следы их движения в этой трехмерности. Боги подсматривают, конечно, но не вмешиваются. Даже покровитель не может мной управлять.
Черт, как жаль. А в голосе Дарха – ни одной фальшивой ноты.
— Допустим. Во-вторых?
Он помедлил. Совсем немного, но этого хватило, чтобы полностью изменить манеру всего поведения со мной: облик Дарха за эти пару мгновений утратил признаки высокомерия, взгляд стал прямым, а голос – спокойным. Его спина выпрямилась, плечи опустились.
— Во-вторых, я забираю назад свои угрозы.
Я поаплодировала.
— В актерском мастерстве ты точно бог!
Он прикрыл глаза, признавая мое право не верить – угрозы когда-то были убедительнее нынешних заверений. А затем сказал:
— Я знаю, что не ты меня убила.
Время, остановись… Чтобы унять взбесившееся сердце и не дать вырваться страху. Чтобы успеть перекрасить отчаянье в насмешку.
— Дарх, ты с ума сошел?! Ты сам видел, как я это делала!!!
— …И я знаю, кого ты защищаешь.
Чего мне стоило заморозить лицо в мине снисходительного удивления! Но все усилия пошли прахом, лишь Дарх произнес имя:
— Герман. Влюбленная женщина, тонкие духи сразу тебя распознали.
Никогда раньше в моей голове не было так пусто. Неужели остается единственный выход – убить?..
— Не бойся, ничего я ему не сделаю. Не сейчас. Его охраняют так, что даже десять богов никакого вреда ему причинить не смогут. И сейчас никто не будет ему вредить. Сумасшедших нет.
«Почему?» — застрял в моем горле вопрос.
— Потому что ставят на него. Потому что это человек, способный понять и победить. Сделать невозможное.
Что он говорит? То, что я сама думаю о Германе – чтобы убедить в своих добрых намерениях? А ведь действует! Тому, кто так говорит о Германе, я с разбегу раскрыла бы душу! Но не Дарху.
Однако ему еще осталось, что сказать. В гипнотической тишине высокогорья единственным живым, сильным и значимым прозвучал его голос:
— ЭТО ЧЕЛОВЕК, ЗАТОПИВШИЙ НАШИ С ТОБОЙ КОРАБЛИ.
И вслед за звуком голоса, не дав опомниться, в меня влетели две ярко-резкие мнемотемы: Герман, коротким движением руки посылающий торпеду сначала в «Монт Розу», а потом в подводную лодку Дарха.
И не поверить в это уже невозможно.
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/12/06/1585