Вместо предисловия
Наконец-то я полностью завершил свою трудовую деятельность и теперь смогу сполна заняться написанием воспоминаний.
С одной стороны, это радует: не надо садиться за клавиатуру и писать урывками, а более тщательно и детально. С другой – немного огорчает сей факт. Если у человека появилась потребность поделиться воспоминаниями ( слово мемуары тут не к месту), значит, он, как говорится, вышел в тираж. А попросту постарел. Причем, изрядно.
Как бы там ни было, выношу на суд читателей свои воспоминания. Если сочтут, что это интересно – продолжу. Нет – все написанное останется, так сказать, для внутреннего использования.
Поступил я в военное авиационно-техническое училище. Не то, чтобы с детства бредил небом. Скорее. наоборот – мечтал о море. Даже поступил после восьмого класса в Лиепайскую мореходку. Но вскоре после сдачи вступительных экзаменов добился аудиенции у начальника училища и… забрал документы. В знак солидарности со срезавшимися на экзаменах двумя приятелями.
Продолжи я обучение в мореходке – возможно, сегодня и воспоминания были бы другими. Но что получилось, то получилось…
Но… так сложилось исторически: наверное, сказался тот фактор, что авиационное училище находилось в родном городе, неподалеку от дома.
Однако, еще до окончания первого семестра, понял, что снова… ошибся дверью.
Дело в том, что написал я в окружную газету малюсенькую заметульку: мол, в клубе училища состоялся концерт художественной самодеятельности. Особенно понравилось зрителям выступление наших “битлов” – Геннадия Лунина и Александра Бойко, которые порадовали всех мастерской игрой на гитарах…
Ну, написал, отправил в редакцию и… забыл.
А через неделю читаю напечатанную заметку в газете. И – надо же – внизу – МОЯ подпись, Леонтий Исаков!
Как-то возгордился прямо! А тут еще через неделю и гонорар пришел – целых 2 рубля! Что и говорить – приварок к курсантскому жалованию в 8 целковых – совсем не лишний!
Так все и началось. Писал об училищных буднях, кропал юморески – благо, материала исходного хватало: только наблюдай, запоминай и толково выкладывай на бумаге.
Вот, например, одна из юморесок – «Лесничий и…двойка»
На занятии по военной топографии преподаватель раздал всем по листу учебной карты и сказал:
-Товарищи курсанты, вот задание. Надо на бронетранспортере условно (сейчас бы сказали - виртуально) проехать от населенного пункта Березовка до деревни Глубокая. И "разведать", пройдут ли по указанному маршруту наши танки... На выполнение задания дается тридцать минут. Время пошлО!..
Курсант Катальков стал внимательно вглядываться в карту и условные значки на ней. От населенного пункта Березовка тянулась тонкая ниточка дороги и... упиралась в реку со странным названием Фиолетовая. Имелся и мост. Рядом с ним - каие-то цифирки... А вот что они означали - Катальков не знал...
Да и откуда ему было знать, если на предыдущем занятии по топографии, когда майор как раз и объяснял значение условных значков и как их читать-понимать, он "строчил" письмо своей девушке.
А время неумолимо шло...
И тут - о, удача! Катальков увидел на опушке леса условный значок - маленький домик.
"Ага, это избушка лесничего, - догадался Саня. И быстро-быстро написал на листочке:"Из населенного пункта Березовка добираюсь до сторожки лесничего и получаю все необходимые сведения: выдержит ли мост наши танки, не взорван ли он. Если моста нет - пусть дед покажет подходящий брод..."
А внизу приписал:"Одним из важнейших способов получения разведданных является опрос мирного населения".
Поставил точку и в числе первых сдал работу преподавателю
... На следующий день преподаватель раздал всем листки с оценками.
Катальков взял свой листок. Внизу красовалась приписка:"Лесничий ушел. В партизаны". А чуть ниже - стояла жирная двойка...
И после выпуска из училища, когда по воле распределения меня. зеленого лейтенанта, судьба забросила на Дальний Восток, тоже продолжал писать.
А тут у нас – полковое летно-тактическое учение! Ну, как водится, событие такого масштаба не могло не остаться вне внимания окружной газеты. И в наш гарнизон приехал в командировку майор Мишкин, который, наряду с корреспонденциями и статьями, писал рассказы и повести и позже был принят в Союз писателей СССР.
Разыскал Мишкин меня и дал задание: к такому-то сроку желательно написать пару зарисовок о сослуживцах и подготовить несколько заметок непосредственно с учения.
С заданием я справился неплохо. Все мои материалы были чуть позже опубликованы. И меня, как подающего надежды военкора, взяли в редакции на заметку. И когда Александр Дмитриевич Мишкин перешел в другой отдел, он и рекомендовал меня на вакантную должность в отдел ВВС.
Тут надо заметить, что мои мысли насчет ошибки дверью при поступлении в военное училище, оказались ложными. Дело в том, что во Львовском высшем военно-политическом училище, где наряду с будущими культпросветработниками готовили военных журналистов, очень мало внимания уделяли авиационной специфике. Так, факультативно. Особый упор делался на сухопутчиков. Посему костяк отделов военно-воздушных сил в окружных газетах составляли люди “от сохи”, т.е. те, кто прошел службу в частях ВВС. Ну, и при этом владел в достаточной мере пером.
Правда, была и закавыка. Служи я в Сухопутных войсках, перейти в газету - нетрудно. Кадровики берут твое личное дело и перекладывают из одной ячейки в другую. Мол, был ты командиром взвода, а теперь перешел на партполитработу.
А тут – другой род войск, авиация. Вот и жди, пока два ведомства договорятся между собой.
Перевод мой в редакцию тянулся более года. Я “попутно” успел сгонять в спецкомандировку в Египет, где в течение полугода мы учили арабских специалистов обслуживать СУ-17. Пришлось устоять и перед соблазном уехать по замене в ГСВГ. И собеседование с кадровикамии и политработниками в политуправлении округа выдержать.
Как бы там ни было, но в урочный час и день состоялся приказ о моем переводе к новому месту службы.
Небольшай отвальная вечеринка с сослуживцами, упакован чемодан – и я уезжаю “вечерней лошадью” в славный город Хабаровск, где на высоком берегу Амура в старинном здании, которое редакция делила на паритетных началах с Театром юного зрителя, мне посчастливилось провести шесть лет…
Итак, я впервые зашел в святая святых – редакцию ордена Красной Звезды газеты Краснознаменного Дальневосточного военного округа “Суворовский натиск”.
Название – еще то! Где-то были “Защитник Родины” в двух экземплярах, “Ленинское знамя” в трех. А вот “суворик” – один, единственный и неповторимый!
Мне показали стол, за которым пришлось провести целых шесть лет.
Я огляделся: ничего себе кабинет. Квадратов эдак на 30 потянет!
И то: тут базировались сразу два отдела – ВВС и… комсомольской жизни. Лед и пламень, как говорится. Если в материалах первых (вэвээсовцев) рвались на авиаполигонах бомбы, летчики выписывали в небе фигуры высшего пилотажа, то наши комсомолята бились над проблемами, как наказать рядового Пупкина за самоволку или как эффективнее провести Ленинский зачет.
Давайте знакомиться. (Фамилии, правда, будут НЕМНОГО изменены – потому как кто-то, кому это интересно, узнает – если не себя, так сослуживцев, а для других – это не имеет особого значения).
Начнем по старшинству.
Подполковник Владислав Петрович Измайлов – мой непосредственный начальник и ПЕРВЫЙ наставник в журналистике, за что огромное ему спасибо! Почти что фронтовик. Почти – потому как был призван в армию в самом конце войны, учился в летной школе. А вот пороху понюхать не успел…
Вторым номером – Коля Гацык – бывший стрелок-радист на бомбардировщике. Спортсмен, большой любитель женщин – и в то же самое время прекрасный семьянин, беззаветно любящий свою Валюлю.
Кстати, если он отлучался на часок-другой из редакции – по личным делам – у него всегда наготове было “алиби” – фуражка-дубликат, лежавшая на столе. Мол, Коля где-то тут, не мог же он без головного убора из редакции усигнуть…
А Колин и след уже простыл…
Володя Паршиков – начальник наших “комсомолят”. (Царство ему небесное!). Веса “пера”, говоря языком боксеров. Недаром его жена Галка, женщина без комплексов, говорила:” Никакого кайфа: ляжет на тебя мужик – веса не чувствуешь!”
На что Вовик невозмаутимо парировал:” ХОРОШИЙ петух никогда жирным не бывает…”
Подчиненные Паршикова. Витя Баранец, ныне полковник в отставке, военный обозреватель “Комсомольской правды”.
Умный мужик, ничего не скажешь! И дотошный. Ничего и никого не боялся. Всегда из командировок привозил что-то особенное. До сих пор помню его материал “За лисой – на… танке”. Это про то, как господа-офицеры, одичавшие в дальнем – и в прямом, и в переносном смысле – гарнизоне, отправились на охоту на боевой машине. И… увязли в топком болоте. Пришлось вызывать нга подмогу другой экипаж.
Толик Гара. Молодой лейтенант. Курить мог за компанию. А мог – и не курить. Сила воли у него была такая. Или привычка к никотину минимальная.
Писал – так себе – как учили в “бурсе”. Зато был знаменит тем, что имел стопроцентный охват молоденьких девушек, что работали в магазинах. И, если надо было “достать” что-то дефицитное – от гвоздя до живого человека – это к Толе! Достанет, сделает, организует!
Итак, угловой кабинет… Население – шесть душ. Это не считая того, что к нам заходили вот так, запросто, покурить, из других отделов. Тогда кабинет вообще был занавешен сизым табачным дымом. И нормально! Потому – как птица Феникс возрождалась из пепла, так и наши бессмертые опрусы рождались, настоенные на табачном дыме.
Да, чтобы знакомство было полным, представлю еще одну часть нашего коллектива.
Дело в том, что за стеной нашего кабинета располагалось машинописное бюро (компьютерщики – улыбнитесь снисходительно) в составе шести машбарышень под началом Надежды Васильевны.
А городской телефон был только в нашем кабинете. И, если звали к телефону, положим, Фиру или Люду, мы тут же стучали в стену.Так сказать, предварительный сигнал подавали: будьте готовы к восприятию дальнейшей информации.
На секунду-другую машинки прекращали свой стрекот. Тогда мы уже стучали адресно: один стук – Надя, два – Люда, три – Галя…
И – начиналось! По телефону делались уроки, выяснялось, кто и как из детей дома сходил на горшок, как относится муж Фиры к жене после того, как вчера на вечеринке строил глазки соседке по столу
Да, чуть не забыл!
Моя журналистская карьера могла закончиться, даже не успев начаться. А дело было вот в чем…
Прибыл я в редакцию накануне праздника – 7 ноября. Думаю, излишне напоминать, ЧТО такое для газетчиков преддверие государственных праздников. Для тех же, кто родился уже в новую эру, т.е. после 1991 года, поясню.
Перед праздниками по телетайпной ленте шел и шел “официоз” – доклады всякие, отчеты с торжественных собраний-заседаний… И всю эту лабудень надо было размещать в газете. От заголовка и до последней точки.
Причем, ответственность на дежурную смену возлагалась в такие дни тройная: не дай, Бог, что-то упустишь или пропустишь какую-то ошибку! Тогда головы не сносить!
Дла примера скажу: слово ВЫСТУПИЛ при переносе надо было разместить так, чтобы слог высту не был отделен от слога ПИЛ
Или инициалы-фамилию недолго правившего генсека К.У. Черненко надо было набрать так, чтобы не получилось, что К.У.ЧЕР – на одной строке, а НЕНКО – строкой ниже. Негоже, дескать, руководителя партии в кучера превращать…
Словом, мой начальник рассудил так: после праздников начнем настоящую работу. А сегодня – коль прибыл – поставим тебя в помощь корректорам. Будешь подчитчиком. (Это когда корректор читает набранный текст с газетной полосы, а подчитчик сверяет на слух набранный текст с оригиналом, т.е. с телетайпной лентой.
Ну, подчитчиком, так подчитчиком.
Надо сказать, что устал я изрядно: еще бы, первый трудовой день в редакции, помноженный на высочайшую ответственность!
Ближе к вечеру, когда номер был практически сверстан, дежурный редактор спросил меня:
-А где ты остановился?
Я пожал плечами: мол, закончим выпускать номер – пойду в гостиницу.
-Ладно, есть у нас вариант, – сказал дежурный редактор и пригласил к себе подполковника Борисенко. Когда тот зашел в кабинет, дежурный редактор объяснил ситуацию и попросил помочь.
-Нет проблем! – сказал Борисенко. – Закончим работу – устроим тебя в гостиницу “Дальний Восток”.
Как выяснилось позже, подполковник “дружил” с администраторшей этой гостиницы. И без труда определил меня на постой. Правда, всего на одну ночь.
Ладно, я был рад и этому.
После напряженного рабочего дня да еще с дороги, я наскоро умылся и уснул сном праведника.
Наутро с чемоданом явился в редакцию. И в разговоре с заместителем редактора обмолвился. что приютили меня в гостинице всего на ночь.
Тут же был вызван все тот же Борисенко, который позвонил в гостиницу и попросил пролонгировать мое проживание.
“Так мы же его сегодня утром выселили. За пьяный дебош. За то, что он вчера вечером в одних трусах рвался перед самым закрытием в ресторан”, – ответили из гостиницы.
Немая сцена!
Замредактора Андрей Алексеевич переглянулся с Борисенко:
-Ну, коль так дело повернулось… Сейчас отправимся в гостиницу и устроим очную ставку. Если факты подтвердятся – благо, что приказ о Вашем назначении на должность еще не состоялся – отправим Вас назад, в часть…
Не стану объяснять, с каким волнением я, вместе с замредактора шел в гостиницу.
Подошли к стойке администратора. И Андрей Алексеевич, тут же взяв быка за рога, строго спросил, указывая на меня:”ОН???”
Администраторша, оглядев меня с ног до головы. сказала:
Что Вы! ТОТ – был под два метра ростом. А этот… Да и блондин дебоширил…
Наверное, это был как раз тот самый случай, когда я ничуть не пожалел, что родился невысоким. И не блондином…
А ведь могло бы все повернуться и иначе: не дай, Бог, администраторша обладала бы никудышней памятью, признала бы именно во мне вчерашнего нарушителя спокойствия… И тогда попробуй, докажи. что ты не верблюд…
Ну, коль ситуация разрешилась положительным образом, меня вновь решили поселить в гостиницу.
Кстати, прожил я в шестиместном номере аж целых два месяца, пока не освободилась служебная квартира.
Если театр начинается с вешалки, то наша редакция “Суворовского натиска” брала свое начало с… входной двери. Открываешь ее – и попадаешь в предбанник, где за небольшим столиком восседала баба Клава – наша бессменная вахтерша. Она – при случае – могла подсказать-показать посетителю, где найти нужный отдел (на втором этаже редакции), а заодно преграждала путь тем людям со стороны, которые могли запросто перепутать двери и пройти в типографию, которая располагалась в полуподвальном помещении.
Кстати. о бабе Клаве.
Она не только свято блюла пропускной режим, но и, как выснилось позже, “стучала” на тех журналистов, которые, говоря мягко, плоховато чувствовали себя после вчерашнего.
Дело в том, что в переходе между сторожевым постом бабы Клавы и типографией (горячий цех!) стоял сатуратор. Который щедро поил – на халяву – газированной водой. Хочешь – тепленькой, а нет – можно и охлажденной, с солью и без оной…
Так вот. баба Клава брала на заметку тех тружеников пера, которые по утрам уж слишком часто наведывались к этому чудо-аппарату. (Как говорится, в пьянке замечен не был, но по утрам жадно пил холодную воду).
Ладно, хватит преамбул.
Мой начальник в первый же для меня рабочий день взгромоздил на стол стопку авторских военкоровских писем. Надо было обработать их и подготовить для печати.
На мое возражение, что, мол, дескать, в большинстве из них нет ФАКТИЧЕСКОГО материала, Владислав Петрович мудро замети:”Любое письмо не должно остаться без реакции. Если это – заведомая пустышка, надо дать ответ автору. А теперь прикинь: сколько времени ты потратишь на ответ. Ровно столько же, сколько и на малюсенькую заметочку за подписью автора. Это раз. Во-вторых, человеку будет приятно увидеть свою фамилию в газете, плюс он получит в виде гонорара рублишко-другой”
Что ж, резон в словах шефа был. И мне приходилось – зная специфику службы то ли в роте охраны, то ли в батальоне аэродромно-технического обеспечения – домысливать разные ситуации, накручивая их на одну-единственную фамилии героя публикации, упомянутую в тексте письма.
Ну, а если вообще фамилий не было, а описывалась лишь какая-то ситуация, то такие письма попадали в… “братскую могилу” – обзор писем на определенную тему.
Я пришел в редакцию из авиационного полка. Там тоже не было особого чинодральства: все носили летные или технические куртки, и неясно было ,кто скрывается под этой одежкой – генерал или лейтенант. В редакции же звания как таковые вообще существовали только номинально. Друг друга называли по именам-отчествам. Лейтенант Гара, например, сражаясь в шахматы с фроновиком полковником Юрием Леонидовичем Яхниным, мог запросто обхватить последнего за поясницу и приподнять над землей. Мол, проиграли Вы, товарищ полковник!
Причина такого равноправия была банально-проста: не звания и должности определяли КТО ЕСТЬ ХУ в журналистике, а то, КАК ты умел писать…
Не зря говорят, что журналиста, как и волка, – ноги кормят. За шесть лет, проведенных в редакции газеты “Суворовский натиск”, исколесил почти весь Дальний Восток – от Амурской области, до Приморья. Не удалось, правда, побывать на Камчатке и на Сахалине (хотя и там, и там – были авиационные части.
Дело в том, что в редакции был лимит определенный – на командировочные деньги. Нет, редактор Александр Михайлович Ермаков не возражал против дальних поездок. Но, во-первых, на Острове и на Полуострове “сидели” наши постоянные корреспонденты, которым можэно было по военному проводу запросто дать задание, во-вторых, можно было полететь туда и военным “бортом”.
Во втором случае можно было и лопухнуться: договорился в штабе ВВС, тебя внесли в открытый лист – и лети на здоровьичко. ТУДА. А обратно?..
Могла банально застигнуть непогода, которая нередко господствовала на краю земли нашенской. То тайфун обрушится,то снегопад подкрадется… И тогда командировка могла затянуться на неопределенное время.
Так что обычно предпочитали надежный вид транспорта – паровоз.
Вечером сядешь в поезд – к утру уже на месте. Хоть на запад от Хабаровска направляешься, хоть наюго- восток.
Опишу одну из командировок. В населенный пункт Унаши. Или Золотая Долина – кому как нравится.
Тут маленькое отступление. Наш отдел был, так сказать, совмещенным – ВВС и ПВО. Поэтому и отправились в командировку вдвоем с начальником отдела, подполковником Владиславом Петровичем Измайловым. Он запланировал себе работу в авиационном полку, а мне “приказал” осваивать радиолокационное дело.
Приехали к месту командировки почти, без приключений. Ну, если не считать того, что УАЗик приехал за нами на одну станцию, а мы сошли на другой. Разминулись, словом. И километров шесть нам пришлось топать пешком. Естественно, к ужину в летно-технической столовой опоздали. Так что довольствовались твердыми – гвозди можно забивать – пряниками в буфете Дома офицеров, запивая их лимонадом.
Наутро я представился командиру радиотехнического батальона майору Бочкареву и сказал, что хотел бы побывать на позиции радиолокаторщиков, написать о том, как они несут боевое дежурство.
Бочкарев осмотрел меня с ног до головы (а был месяц май – теплый, как правило, в Приморье, и на мне была форменная рубашка). Потом хмыкнул и предложил мне… теплую военную куртку.
Зачем это было сделано, выяснилось позже.
…Добирались мы до позиции локаторщиков на… тракторе, с прицепом. На последнем лежали мешки с крупой, консервы, масло – словом, запас продуктов, рассчитанный на две недели. И хотя расстояние от подножья сопки “Черный куст” до вершины, где, спрятанные в радиопрозрачные купола, вертелись антенны локаторов, было всего шесть километров, путь занял около трех часов – по серпантину.
Когда же мы, наконец, добрались до места, выяснилось, что с северной стороны казармы еще лежат огромные сугробы снега! Вот где и пригодилась теплая куртка!
Не буду живописать ход командировки. Скажу только одно – прошла она на славу! Дело в том, что локаторщики, особенно те из них, кто не был в настоящее время задействован на дежурстве, оказались словоохотливыми и активно вступали в беседы с корреспондентом.
Через пару дней я засобирался назад. На мой вопрос, будет ли попутный транспорт, майор Бочкарев ответил отрицательно. Тогда я решил пойти пешком.
Надо отметить, что природа была просто замечательная! Чем ниже, тем буйнее расцвет. Попутно пришлось спасать семейку бурундучков, которые оказались на небольшом островке, отрезанными от Большой земли внезапно слившимися ручейками. Пришлось перекинуть с островка на “материк” сухую лесинку, пог которой зверьки быстро перебрались и скрылись в зарослях.
Самое же удивительное было, когда в штабе батальона, увидев меня, спросили, как я добрался до “базы”.
Я ответил: мол, на своих двоих.
“Чудак-человек, в тамошних краях, по сопкам, тигры ходят! Вон, давеча, у столовой видели следы – приходили лакомиться остатками тушенки.”
Я ответил шуткой:” Если бурундучки – это маааленькие тигры, то я их тоже видел!”
Через шесть лет заменился я в Венгрию, в газету Южной группы войск. И целую пятилетку прожил с семьей в самом цнентре Будапешта.
Была в Вооруженных Силах СССР такая нехитрая забава. Называлась она – заочные соревнования «Офицерские старты».
Суть – коротко. Офицеры строевых частей состязались в пятиборье – стреляли, бегали, плавали, занимались на гимнастических снарядах… Результаты обобщались и докладывались «наверх», в Москву. Потом победителей награждали – кубки, грамоты…
И надо такому было случиться, что доблестные летчики и техники одного из полков, что базировался в Южной группе войск, показали НАСТОЛЬКО высокие результаты по физподготовке, что вошли в десятку сильнейших частей ВС СССР!
Принцип простой – результатам доверяй, но проверяй! И если при инспекции офицерский состав подтвердит показанные ранее результаты на уровне не ниже 75% от зафиксированных на бумаге – честь и хвала таким воинам-спортсменам! Оплошают – результаты будут аннулированы. Со всеми вытекающими…
И вот в славную Венгрию отрядили проверяющих – сорокадвухлетнего полковника, мастера спорта по тяжелой атлетике, и тридцатипятилетнего «карьериста» в звании лейтенанта. Мастера спорта по лыжам.
Тут вызывает меня редактор газеты полковник Жданов и говорит, мол, надо в часть срочно выехать, дать репортаж о проверке по физо. На мой робко прозвучавший протест, что, дескать, есть у нас отдел информации, чей прямой «хлеб» - ОСВЕЩЕНИЕ ВОПРОСОВ СПОРТА (а спорт – он и в Африке спорт – будь то мотострелецкая часть, десантники или танкисты). Шеф:
-Ну, тут дело такое – проверяют-то АВИАЦИОННУЮ часть. Вам, как начальнику отдела ВВС, - и карты в руки. Дадите расширенную информашку. А, может, повезет – на что-либо более интересное наткнетесь…
На что я «наткнулся» - об этом ниже.
Прибыл я в часть. А полчок этот был, как говорится,»придворным», т.е. базировался при штабе авиадивизии.
Как положено, представился я начпо дивизии. И был… приглашен к обеду в летно-техническую столовую
За столом сидели – кроме проверяющих, о которых я упоминал выше, командир дивизии, начальник политотдела, два начальника по физподготовке и спорту – дивизионный и армейский, кто-то еще из начальства. Ну, и автор этих строк.
За обедом уточнили и программу завтрашней проверки. Полковник Седов, как наседка цыплят, стал защищать летчиков. Дескать, надо заменить кросс плаванием. А то пилотам в ночь летать надо. А перед летной сменой отдыхать положено. Техники пусть кросс бегут. А летчики – плавание сдают.
-Ну, плавание так плавание, - согласился проверяющий.
Когда с трапезой было покончено, комдив полковник Седов предложил:
-А нет ли желания в баньке попариться?
И вопросительно так посмотрел на московских гостей.
- Почему бы не смыть дорожную пыль? – принял «пас» полковник-проверяющий.- Как-никак, более суток в поезде тряслись.
-Хорошо, я распоряжусь, - сказал Седов. -Правда, придется на машинах проехать в другой гарнизон. Тут недалеко…
За время службы мне приходилось бывать в разных армейских баньках. Где-то приглашали однокашники, которые дослужились до командира батальона аэродромно-технического обеспечения, где-то не хотелось огорчать принимающих журналиста политработников… Были баньки разные – с бассейнами, в которых через сложную систему трубок бурлили пузырьки кислорода, были с каменками из высоковольтных керамических изоляторов, с вениками из можжевельника и дуба, с ледяным квасом и чем покрепче…
Тут баня была как баня – без особых прикрас. Предбанник, душ, парилка… Выдали нам по простыне, вооружили солдатскими пилотками чтобы уши не обгорели, вручили по венику вкупе с армейскими трехпалыми рукавицами – и… извольте мыться!
Парилка, правда, была справная! Вмещала восемь человек. Пока двое хлестали себя до изнеможения вениками, остальные нежились на полке пониже. Потом парильщиков меняли другие любители острых ощущений.
Когда же парная была позади, и мы вышли в предбанник, я своим глазам не поверил! Там стоял ТАКОЙ богато накрытый стол, что и на свадьбе он смотрелся бы нехило! Буженинка, копченая курочка, балычок, отбивные… Бутылки с коньяком, вином, водкой – только что из холодильничка… Фрукты – персики, яблоки, виноград…
Сели за стол. Начальник физподготовки и спорта дивизии взял на себя роль тамады. Ловко откупорил бутылки, стал разливать. Когда же очередь дошла до проверяющих, то лейтенант, ничтоже сумняшеся, позволил налить себе половину стакана водки. А вот полковник – наоборот – отодвинул от себя стакан и демонстративно прикрыл его ладонью, когда тамада потянулся к нему с бутылкой армянского коньяка.
-Нет, нет и нет! – Полковник был непреклонен. – И не потому, что завтра я буду вас проверять. Отнюдь! Просто я вообще не пью. Понимаете, это мой образ жизни. И менять его я не собираюсь…
Надо было видеть глаза начальника по физподготовке.. В них (а родом он был из Винницы) отразилась ВСЯ боль великого украинского народа. Как, ТАКОЙ коньяк – и не выпить!
Ну, вольному воля. Остальные присутствующие на банкете не стали церемониться и стали активно выпивать-закусывать. И тут, примерно после третьего тоста, какой-то черт дернул меня за язык:
-Товарищ полковник, обратился я к московскому гостю, - мне сдается, что все спортсмены, как бы это помягче сказать, особо не блещут умственными способностями.
Тут я почувствовал, как кто-то под столом отчаянно дергает меня за край простыни. Я поднял глаза и встретился с готовым испепелить меня взглядом начфиза! Дескать, идиот, что ты дразнишь тигра! Завтра проверка – а тут ты со своими глупыми размышлениями…
-Полковник, не отрываясь от еды, в свою очередь спросил:
-А какие основания у вас для таких обобщений?
-Я служил в Хабаровске. И мы в редакции традиционно устраивали что-то типа пресс-конференций. Приглашали игроков сборной округа по хоккею, футболу – в начале и конце сезона. Так с ними вообще не о чем поговорить! Их ничего, кажется, в жизни не интересует – кроме того, кто, на какой минуте и с какой ноги забил гол…
-Ну, тут многое зависит от тренера,- парировал полковник. – Если тренер – личность, значит, и подопечные растут не только физически, но и духовно. Вот, к примеру, Юрий Власов…
-Да,- не обращая на отчаянные попытки начфиза заткнуть мне рот, продолжил я, - вот мы говорим, что спорт в нашей стране носит МАССОВЫЙ характер, а вы мне в ответ – Юрий Власов… А других-то имен и не припомните, небось…
-Ладно, замнем для ясности, - тут же вмешался начфиз и поднял стакан с коньяком. Выпили – за успехи нашего, советского спорта. И за тренеров- личностей!
Полковник оказался нормальным, не обидчивым мужиком! И наш спор в бане не поставил в строку! Проверку летчики и техники сдали успешно
Еще одна командировка – уже здесь, в прибалтике.
Поехал я в славный город Даугавпилс. С целью убить двух зайцев сразу. Побывать в тамошним военном авиационном училище и в боевом полку, что дислоцировался на окраине города. В училище – потому что редакционные отделы поочередно готовили газетные полосы, посвященные учебе и жизни курсантов – будущих офицеров.
С училищной частью командировки было попроще. Там был штатный фотограф, у которого можно было без труда выудить интересующие фотографии. Имелись на заметке и авторы, которые периодически писали в окружную газету. Разыскать их и озадачить текущим моментом – было нетрудно.
Поэтому львиная доля времени. отведенного на командировку, оставалась на боевой полк.
Прибыв в расположение части и выполнив необходимые формальности, я узнал, что назавтра запланированы полеты с боевым применением. Другими словами. летчики будут выполнять реальное бомбометание на полигоне.
Грех тут не напроситься на полигон, сделать смачный репортаж с вышки руководителя полетов на полигоне, своими глазами увидеть боевую работу авиаторов.
“Добро” было получено, и назавтра я уже трясся в “вертушке”, взявшей курс на полигон.
Время было весеннее – начало апреля. Внизу проплывали поселки, перелески, поля, укрытые снегом, тут и там тронутым огромными проплешинами.
Минут через сорок прибываем на место. По крутой лесенке поднимаемся в “скворечник”, с которого и ведется руководство боевой работой пилотов. Обзор – великолепный!
Начальник полигонной команды докладывает руководителю, что его подчиненные к работе готовы. Это значит, что наблюдатели уже заняли свои позиции на вышках, с которых бойцы будут засекать разрывы авиабомб и сообщать координаты на центральный пункт кправления. Собственно говоря, от внимания и глазомера этих наблюдателей и зависела оценка летчикам за точность бомбометания или стрельбы из пушек.
Не стану утомлять читателя подробным описанием того, как летчики справились в тот день со своими задачами. Скажу только, что это было великолепное зрелище! Вот где-то на горизонте, сбоку от нас, появляется чуть заметная точка. С каждой секундой она увеличивается в размерах.Руководитель полетов дает “добро” на работу. Мгновение-другое спустя следует доклад летчика:”На боевом курсе!”
Истребитель идет в пологое пике. Момент сброса бомб мы не видим. Зато через несколько секунд от взрыва легонько позвякивают стекла на вышке.
Полеты завершились к вечеру. По правилам лететь домой в сумерках на вертолете нельзя. Так что придется ночевать на полигоне.
Впрочем, этот вариант был предусмотрен заранее. Рядом с полигоном, на берегу лесного озера, был в свое время построен охотничий домик. Для командующего ВВС округа и его приближенных. Добротное здание из силикатного кирпича. С каминным залом. Стены увешаны охотничьими трофеями.
А что тут такого? Земля-то отчуждена от пользования гражданскими лицами: почитай. запретная зона. Охоться в свое удовольствие – не хочу!
Одно интересовало: как выживали тут дикие звери, коль на полигоне, считай, ни на один день не прекращалась боевая работа.
Начальник полигонной команды распорядился, чтобы нам привезли солдатские матрацы, показал, где под навесом лежат дрова. А потом принес целове ведро холоднющего березового сока!
Стали располагаться на ночлег. Но все попытки разжечь камин так и не увенчались успехом. Нет, огонь-то мы развели. Только весь дым, как проклятый, шел в помещение. То ли птицы нгаглухо закупорили трубу ветками, то ли просто застоявшийся воздух (домик целую зиму не отапливался!) не давал тяги. Пришлось приоткрывать дверь И вместо наслаждения теплом от камина пришлось, как говорится, выносить дым мешками наружу.Получилась своего рода баня по-черному.
Кое-как передремали до утра. А вскоре прибыл и вертолет.
В Даугавпилс вернулись закопченные, пропахшие дымом. И, если я умылся-побрился в служебной гостинице, то выветрить из одежды запах дыма так и не удалось. Поэтому, наверное, пассажиры в поезде и шарахались от офицера, пропахшего дымом. Эх, им и невдомек было, что этот самый офицер едет домой, можно сказать, с “войны”. А в блокноте у него -факты, наблюдения, фамилии, которые чуть позже стали основой “фффкуссного” репортажа
О ЦЕНЗУРЕ
Кто был самым главным в газете? Редактор? Начальство, которое было выше редактора? Да. Отчасти это так. Но только отчасти. Потому что важнее и значимее этих должностных лиц был, пожалуй, цензор. Его задача – не пропустить в печать всякую крамолу. В смысле. Чтобы эти журналисты не раскрыли военную тайну.
Была специальная инструкция, своего рода кондуит, в котором было подробно расписано, что льзя, а что нельзя. В частности, на год каждому отделу «спускался» перечень должностных лиц, которых можно «открыть». До сих пор помню, что, например, журналистам отдела ВВС можно было назвать по фамилии с указанием должности всего одного командира эскадрильи (соответственно, его замов (замполита, инженера эскадрильи0. Ну, и 45 летчиков .
Под табу попадали командиры полков. Собственно говоря, слово ПОЛК вообще не упоминалось. Вместо него – стыдливое «часть, в которой служит офицер(коммунист) Иванов. Имеющий глаза читатель должен был понимать. Что речь идет о полку, которым командует как раз этот иванов.
Вспоминается такой эпизодик. Ребята придумали хохму. Дескать. Наш цензор полковник Петр Семенович Кулеш запретил одно произведение. А именно. «Слово о полку Игореве».
Рассказали эту хохму зам редактора Никанорову. Тот от души посмеялся. Потом звонит по телефону в штаб округа и просит позвать к телефону цензора. Тот берет трубку. Никаноров:»Петр Семенович, я тут слышал, что вы запретили к публикации «Слово о полку Игореве»?
Кулеш, не совсем вьехал в разговор и чисто механически отвечает. На полном серьезе:»Знаешь, Андрей Алексеевич, я не помню навскидку. Возможно, что-то и запретил.»
Никаноров и все, кто слышал этот ответ цензора, просто попадали от смеха. Потом кто-то тихо сказал:» А ведь надо было, наверное, просто написать:»Слово о части, в которой служит коммунист Игорь».
Занавес.
Что оставалось делать, если лимит на должностных лиц был исчерпан, а учебный год (он в войсках начинался 1 декабря) еще не закончился? Приходилось идти на переговоры с цензором. Сообща искали вариант, как написать, чтобы и читателю все было понятно, и инструкцию не нарушить. А проще всего – обращаться к фамилиям тех офицеров. Которые были уже раскрыты на страницах газеты.
Под табу цензора попадало множество тем. Так, у нас в армии не было «дедовщины», никто не совершал уголовных преступлений, типа дезертирства, изнасилований и т.д.
Помню. Попался мне фактический материал о солдате-сектанте, которого так и не удалось перековать в атеиста. Хотя и замполит подразделения. И пропагандист полка перелопатили кучу книг по религии и провели с верующим бойцом немало бесед.
Я все это описал. А закончил тем, что рядовой Александр Плюшко увидел свет в конце тоннеля. Т.е. дал понять. Что еще немножко, и солдат проснется убежденным атеистом.