А теперь – давайте посмотрим, КАК действовали «без чекисто-особистов» тогдашние господа офицеры, при подавлении солдатского неповиновения.
Вот пара примеров:
22 декабря 1916 г. солдаты 17-го Сибирского стрелкового полка 12-й армии, начавшей наступление на Митавском направлении, отказались подчиняться приказам командования. После доклада командира полка, полковника Бороздина, начальник 5-й Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Е.А. Милоданович приказал привести восставших солдат в порядок, прибегнув, если потребуется, к силе.
24 декабря 1-й батальон полка, солдатам коего был обещан перевод в тыл на работы, согласился сдать оружие. Незамедлительно командир 1-й бригады 5-й Сибирской стрелковой дивизии генерал Хильченко потребовал от нижних чинов выдачи зачинщиков мятежа, пригрозив расстрелом каждого пятого. Эти угрозы не возымели действия и – первоначально не были реализованы, батальон развели по землянкам.
Последующие смертные приговоры восставшим солдатам были санкционированы постановлениями военно-полевого суда. В 55-м же Сибирском полку по приказанию начальника 14-й Сибирской дивизии генерал-лейтенанта К.Р. Довбор-Мусницкого без суда было расстреляно 13 нижних чинов.
На его рапорте имеется резолюция императора Николая II: «Правильный пример».
Обратите внимание на обещание генерала Хильченко расстрелять каждого ПЯТОГО из взбунтовавшегося батальона. И древние римляне, и «кровавый Троцкий» прибегали в таких случаях лишь к децимации», т.е. казни каждого ДЕСЯТОГО.
Как видим, и Николай Второй собственноручно одобрил крутые меры (бессудный расстрел) в отношении бунтовщиков.
Но даже расстрелы уже не помогали, разлагавшейся после его неожиданного отречения и «демократизации армии» либеральным Временным правительством, «самой демократической армии мира». Для усмирения восставших 625-го и 627-го пехотных полков командующим Юго-Западным фронтом генерал-лейтенантом А.Е. Гутором и командармом И.Г. Эрдели вкупе с армейскими комиссарами Чекотило и Кириленко было санкционировано применение артиллерии и бронеавтомобилей (!!!).
Подробности другого случая применения артиллерии, по своим бунтующим войскам, описывал непосредственный исполнитель этой экзекуции, командир батареи Э.Н. Гиацинтов в своей книге «Записки белого офицера».
Приведём этот рассказ с некоторыми сокращениями:
««Большой неожиданностью для всех нас было известие об открытии нового фронта в нашем тылу.
Отказавшаяся исполнять приказания 46-я пехотная дивизия, расположенная в трех деревнях, ни на какие уговоры и увещевания не поддавалась.
Остроленский полк, из которого офицерам удалось уйти, избрал новый командный состав и выставил самые разнообразные требования, вплоть до заключения мира.
Начальство решило принять все зависящие меры для их укрощения и перестало доставлять им провиант. После уничтожения всех запасов они начали грабить население и организовали целые отряды, которые захватывали проходящие мимо обозы чужих частей...
Пришлось все обозы соединять вместе и отправлять под охраной кавалерии. Такое положение нарушало правильное питание фронта всем необходимым и отрывало от фронта целую дивизию кавалерии...
Приехавшие в тот же день обозные рассказали, что 46-я пехотная дивизия окружена кавалерией и утром по Остроленскому полку, расположившемуся в роще, стреляла гаубичная батарея. После нескольких выстрелов, произведенных на высоких разрывах, батарея отказалась продолжать огонь. На бунтовщиков эта стрельба не произвела никакого впечатления, и грабежи и бесчинства продолжались по-старому. По-прежнему обозы сопровождались кавалерией и позицийные части или получали все не вовремя, или оставались долгое время без хлеба. Такое положение сильно озлобляло солдат против мятежников...
Наконец, все шесть орудий были собраны. Старшим из офицеров оказался я. Адъютант доложил обо мне, и через минуту я стоял перед командиром бригады. Генерал был сильно взволнован. Прежде всего он меня предупредил, что задача, исполнение которой выпало на меня, необычайно трудная и щекотливая. Дело в том, что терпеть у себя в тылу взбунтовавшуюся дивизию совершенно невозможно, и поэтому решено ликвидировать мятеж вооруженной силой. Ни на какие уговоры и угрозы бунтовщики не поддаются. Стрельба гаубичной батареи благодаря тому что велась неэнергично и на высоких разрывах не произвела никакого впечатления. Поэтому вызвана легкая батарея от нашей бригады, которая должна поступить в распоряжение командующего карательным отрядом полковника Топилина. (Генерал Топилин был зарублен большевиками в Крыму в 1920 году).
Выйдя из избы, я рассказал офицерам все, что узнал сам, а затем, собрав людей, сказал им, что идем в карательным отряд и поэтому я их предупреждаю, что не только неисполнение приказания, но даже всякая заминка будет мною караться беспощадно.
Карательный отряд состоял из двух конных казачьих донских полков и Сандомирского конно-пограничного полка. Дисциплина во всем отряде была образцовая. Озлобление против бунтовщиков было большое. Кавалерии приходилось нести оцепление всего района и, кроме того, охранять обозы. И люди, и лошади были страшно измотаны...
План ликвидации мятежа был таков: конница к рассвету должна закончить окружение тесным кольцом Остроленского полка, расположенного в небольшой роще. Батарея с рассветом открывает огонь по роще и ведет его до тех пор, пока мятежники не выйдут оттуда без оружия. Остроленский полк был избран как наиболее отличившийся за эти дни бесчинствами....
Было 5 часов 20 минут, когда полковник Топилин приказал мне открыть огонь.
Подавая команды, я наблюдал за солдатами. Они работали, как на учении, только лица у всех крайне напряженные. Я скомандовал правому орудию огонь...
Не давая времени опомниться ни своим солдатам, ни мятежникам, я дал очередь (каждое орудие стреляет по одному разу одно за другим, начиная с какого-нибудь фланга). Разрывы пришлись по палаткам. В один миг вся роща ожила. Суматоха поднялась невероятная; кто хватался за винтовку, кто просто под влиянием панического ужаса метался от одного дерева к другому без всякого толку. После первых выстрелов я уже не сомневался, что батарея будет стрелять до тех пор, пока я этого захочу. За первой очередью я начал обстреливать всю рощу, причем три орудия стреляли гранатами, а три - шрапнелями. Из рощи начали доноситься ружейные выстрелы. В одном месте затарахтел пулемет. Над нами засвистели пули. Я усилил огонь, начав стрелять беглым огнем (все орудия стреляют вместе). Огонь моментально стих. Из рощи стали выбегать отдельные группы, но так как они были с винтовками, их загонял обратно пулеметный огонь спешенной кавалерии. Номера у орудий до того увлеклись стрельбой, что, как видно, совершенно позабыли, по кому они стреляют. В человеческих фигурах, бегающих между деревьями, они видели только мишень для стрельбы...
Минут через пять после открытия огня полковник Топилин приказал мне прекратить стрельбу. Он решил дать десятиминутную передышку. Если же в течение этих 10 минут не будет выкинут белый флаг или мятежники не выйдут из рощи без оружия, то обстрел возобновится. В случае открытия второго обстрела решено было продолжать его без перерыва до сдачи...
До десяти минут оставалось только две. Я скомандовал - "номера к орудиям". Со стороны рощи этот подход к орудиям был встречен гулом голосов. Раздалось несколько ружейных выстрелов. Три первых орудия я навел по правому митингу, а три левых - по левому. Все орудия на этот раз были заряжены гранатами. Из рощи не могли не видеть этих грозных приготовлений, однако они все еще не хотели сдаваться, хотя уже знали, что на этот раз их не пугают и не уговаривают. Десять минут, данных на размышление, истекли. Шесть орудийных выстрелов слились в один, и район митингов окутался дымом и пылью. Мгновенно люди разбежались и стали прятаться за деревьями. Как уже было условлено раньше, батарея обстреливала рощу непрерывным беглым огнем. Только после седьмой очереди перед рощей появились первые выбежавшие без оружия. Я моментально скомандовал батарее - "стой".
Через минуту все поле было усеяно бегущими без оружия бунтовщиками. Со всех сторон на них галопом шла кавалерия и стала собирать их и строить в колонну...
Я приказал сосчитать количество выпущенных снарядов. Оказалось, что мы выпустили восемьдесят четыре снаряда...
Я командовал батареей для приведения к повиновению Остроленского пехотного полка... Огнем моей батареи было убито 80 человек и около ста человек - было ранено».
Некоторые моменты необходимо прокомментировать. Э.Н Гиацинтов пишет о своём участии в карательном отряде, как о вполне будничном явлении. Подогнали к бунтующему полку батарею (шесть 3дм орудий), целую кавалерийскую дивизию (!!!) поставили ещё и пулемёты, и стреляли по ним, пока бунтовщики не сдались. Никаких эмоций, посыпания пеплом головы и т.п.
«На войне, как на войне».
Происходило это все именно в том Остроленском полку, о котором командир 25-го армейского корпуса генерал Болотов ещё 14 июня 1917 г. докладывал «наверх»:
"полк в отличном состоянии. Своим бодрым, молодецким видом полк произвел отличное впечатление... Любо было смотреть на доблестных остроленцев" (ЦГВИА СССР. Ф. 2375. Оп. 2. Д. 194. Л. 32 об; Ф. 2228. Оп. 1. Д. 307. Л. 165).
Видите, как коротка оказалась дорожка от «молодецкого вида», так понравившегося очковтирателю-генералу, до вооружённого бунта в дивизии и его подавления артиллерийским и пулемётным огнём своих КАРАТЕЛЬНЫХ войск...
Многим людям, насмотревшимся дерьмовых киноподелок типа пресловутого «Штрафбата», не нравится сам термин «заградительный отряд». Однако мы видим, что в царской армии вполне официально формировались и существовали КАРАТЕЛЬНЫЕ отряды, нередко действовавшие крайне жестоко. Это почему-то не вызывает никакого отторжения у любителей самодержавной мифологии.
Надо бы сказать несколько слов об этих самых заградотрядах, существовавших в РККА с лета 1941 по 29 октября 1944 года.
В знаменитом приказе НКО 227 от 27 июля 1942 года, предписывалось создание заградительных отрядов.
Сталин потребовал:
«...б) сформировать в пределах армии 3 - 5 хорошо вооруженных заградительных отряда (до 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной;»
Вопреки «перестроечным» легендам, заградотряды использовались не как пулемётчики, стрелявшие в спину своим, чтобы принудить их сидеть в окопах, или бежать в атаку, а в первую очередь для задержания, проверки и приведения в порядок отступавших бойцов, выявления дезертиров, и «самовольщиков» пресечения паники и мародёрства. Главной задачей была служба заграждения в тылу Действующей армии, что и следовало из их названия.
Существует официальный отчет о деятельности заградотрядов в 1942 году.
«Заградительными отрядами с начала их сформирования (с 1 августа по 15 октября 1942 г.) было задержано 140755 военнослужащих, ушедших, или сбежавших с передовой линии фронта.
Из числа задержанных: арестовано 3980 человек, расстреляно 1189 человек, направлено в штрафные роты 2776 человек, штрафные батальоны 185 человек, возвращено в свои части и на пересыльные пункты 131094 человека.
Наибольшее число задержаний и арестов произведено заградительными отрядами Донского и Сталинградского фронтов.
По Донскому фронту задержано 36109 человек, арестовано 736 человек, расстреляно 433 человека, направлено в штрафные роты 1056 человек, штрафные батальоны 33 человека, возвращено в свои части и на пересыльные пункты 32933 человека.
По Сталинградскому фронту задержано 15649 человек, арестовано 244 человека, расстреляно 278 человек, направлено в штрафные роты 218 человек, в штрафные батальоны 42, возвращено в свои части и на пересыльные пункты 14833 человека».
Много это, или мало – не мне судить. Вот статистика:
Из 140755 задержанных военнослужащих арестовано только 3980 человек, расстреляно 1189 человек, направлено в штрафные роты 2776 человек (т.е. солдат и сержантов), штрафные батальоны 185 человек (т.е. офицеров), возвращено в свои части и на пересыльные пункты 131094 человека. Не самое суровое отношение к бежавшим с фронта. И уж тем более, по «бегункам» не применялась артиллерия.
Всего так или иначе было репрессировано 9.5 тыс. из 141 тысячи тех, кто был достоин самых суровых мер.
Аналогичные подразделения имели и другие воюющие армии.
Например, вермахт, с начала войны имел в своей структуре полевую жандармерию (Feldgendarmerie), которая, имея профессионально обученных офицеров и солдат, занималась вылавливанием беглецов, выявлением симулянтов и самострелов, наведением порядка в тылу, очищением тыловых подразделений от излишествующих солдат.
Подразделения военной полиции и комендантской службы, имевшие схожие задачи, были и во всех других армиях Второй мировой войны.
Возвращаясь к рассказу Э.Н. Гиацинтова о расстреле артиллерией СВОИХ, не желавших воевать, солдат, подчеркнем следующее.
Русская 3дм пушка имела немало недостатков (слабую гранату, «отскок» при выстреле) и т.д.
Но: если из неё стреляли, на низких разрывах, по открыто расположенным войскам противника, шрапнелью, то своё прозвище «коса смерти» она оправдывала полностью.
Именно так и был обстрелян спящий (!!!) Остроленский полк...
Надо пояснить, почему для участия в карательном отряде были выбраны именно кавалеристы и артиллеристы. В ходе сражений первых 3-х лет мировой войны, русская пехота понесла страшные потери. Кадровых солдат и унтер-офицеров практически не осталось, кадровых офицеров было порой 1-2 на батальон. Соответственно, дисциплина и боеспособность такой пехоты уже к началу 1917 года была минимальной, а после «демократизации» Февраля 1917 – почти нулевой. В кавалерии и артиллерии потери были ЗНАЧИТЕЛЬНО ниже и они, как правило, сохраняли некоторые остатки дисциплины и боеспособности.
Уже зимой 1917 года не желавшая воевать пехота нередко ОБСТРЕЛИВАЛА СВОИХ ЖЕ артиллеристов, чтобы те не стреляли по немцам, и не вызывали их ответный огонь.
Тот же Э.Н. Гиацинтов вспоминал:
«Началось "братание". То есть выбегали наши солдаты пехотные из своих окопов, им навстречу - немецкие солдаты, которые их снабжали сигаретами, спиртными напитками и вообще всякими съестными припасами.
Мы немедленно открывали по "братающимся" огонь и таким образом разгоняли их опять по своим местам.
...когда мы ходили на наблюдательный пункт на дежурства, то стреляли в нас не спереди, то есть не немцы, а наши же солдаты пехотные сзади! Это было довольно неприятно, но мы, артиллеристы, выделялись тем, что у нас были другого цвета брюки. Так что они били без промаха, а они знали, что мы им не позволим "брататься" с немцами и заключать какой-то дурацкий сепаратный мир».
Об аналогичных случаях обстрела артиллеристов своей же пехотой, ещё зимой 1917 года, пишет и прапорщик 5-й батареи 12-й Сибирской стрелково-артиллерийской бригады Ф.А.Степун, в своей книге «Записке прапорщика-артиллериста».
15 января 1917 года Ф.А. Степун писал с фронта жене: «А война становится все ожесточеннее и все ужаснее. Удушливые газы, огнеметатели, горны, минные галереи, бесчисленные аэропланы — всего этого в 15-м году мы не знали, а теперь у нас прямо-таки французский фронт. Что же мы всему этому противопоставим? Техника и организация нам никогда не давались, и те некоторые усовершенствования, которых мы на третьем году войны с грехом пополам добились, решительно ничего не значат по сравнению с тем. что за это время сделали немцы. Каратаевский дух «серых героев» и беззаветную храбрость «суворовских орлов»? Но ведь это фраза — факты же говорят о другом.
У нас в бригаде недавно получен приказ стрелять по своим, если стрелки будут отступать без приказания. В N-ой дивизии ОПЯТЬ беспорядки и ОПЯТЬ расстрелы. Отношения между артиллерией и пехотой с каждым днем ухудшаются: недавно пехотинцы забросали ручными гранатами наш наблюдательный пункт, а разведчика 5-й батареи нашли мертвым в пехотных окопах со штыковой раной (немецкой атаки в это время не было). Сама же пехота сейчас никуда не годится; необученная, неспаянная и трусливая, она все меньше и меньше выдерживает натиск первоклассных немецких ударных батальонов. Как-никак, все это свидетельствует о такой степени падения пресловутого духа русской армии, при которой продолжение войны становится почти что невозможным…
Не знаю, может быть, я не прав, но иной раз, внутренне созерцая Россию и всю накопившуюся в ней ложь, я решительно не представляю себе, как мы доведем войну не до победного, конечно, но хотя бы до не стыдного, приличного мира.
Да и кому ее вести?»
Это было написано боевым офицером, в ЯНВАРЕ 1917 года, ещё ДО ОТРЕЧЕНИЯ Николая, «демократизации армии» и всего последовавшего за этим неописуемого бардака…
Обратите внимание, что УЖЕ ТОГДА пехотинцы забрасывали гранатами наблюдательный пункт со СВОИМИ же артиллеристами и закололи штыками СВОЕГО же артиллериста-разведчика… Мотив понятен: это было сделано, чтобы артиллерия не вела огонь по немцам и не провоцировала ответной стрельбы по нашим позициям.
К лету 1917 года такое поведение нашей пехоты, увы, станет нередкой практикой на передовой.
На фото: "сыновья полков" Первой мировой
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/11/16/500