28.
Сашенька обхватил ногу мужчины на всякий случай и, осмелев, выкрикнул: «Фу! Иди отсюда!». Джульбарс встал, а потом развернулся и побежал к скамейке, на которой сидела Софья Андреевна. Она неуклюже стала поднимать сухонькие ноги. Но правнук уже бежал спасать ее: «Фу! Фу! – кричал он, - иди отсюда», - он поднял было ручонку, но Санька, глядевший на них, напомнил издалека: «Руками не маши!» - и ребенок прижал руку к себе. Собака убежала в поисках других развлечений. Мужчине показалось, что он где-то видел уже лицо ребенка. Но где, не мог вспомнить.
Он поглядел на часы, надо возвращаться в гостиницу, пока Полкан не объявил розыск. Они решили сделать Игорю сюрприз, прийти прямо в ЗАГС. «Павел Егорович, черт, - подумал Санька, - как длинно по имени и отчеству называть человека, Полканом здесь неудобно, может, Егорычем? Интересно, а сколько ему лет? Егорыч провел разведку, и знал, в каком ЗАГСе расписываются молодые».
Полкан и вправду начал волноваться, куда пропал боец. Не натворил бы чего под горячую руку. А им, вернувшимся из Афганистана, многое покажется несправедливым. Война отметает шелуху обыденности и оставляет в них то, что действительно важно и дорого человеку. Павел это понимал, но в мирных людях, куда больше полутонов уживается, а не только черный, да белый. Но, увидев парня, промолчал. Привыкшие к постоянной опасности, они никак не могли расслабиться. Дождавшись, когда распаренный и побрившийся Санька выйдет из душа, он по привычке скомандует: «Одевайсь!» В гражданских костюмах, стройные и неимоверно загоревшие, они поглядят друг на друга и отчего-то застесняются. Но Полкан избавит их обоих от неловкости:
- Женихи, едрена мать!
- А Вы женаты? – спросит Санька.
- Санек, давай без свидетелей на ты, хорошо? Я ведь и старше тебя ненамного. А после Москвы и в званиях ты чуток только отставать будешь, - выдал Полкан тайну.
- Только я тебя Егорычем все-таки буду звать, так сподручней.
- Егорычем, так Егорычем. Пошли невест искать, а то бобылями останемся. У нас полчаса в запасе. Можно и пешком, но мы с шиком, если такси свободное поймаем.
Аленка с августа месяца устроилась на работу, Сашенька в садик ходит, мать с Софочкой нарасхват готовы с ребенком посидеть, если заболеет, а ей вроде бы и занять себя нечем. Работа ей нравилась, учить ребятню азам рисования, когда у них фантазия в изобилии, интересно. Шумновато правда у нее на уроках, но дети, когда увидят в школьных коридорах, бегут к ней, спрашивают, когда следующий урок будет. Это радовало Аленку, вернее, Елену Михайловну. Вот только из садика Сашеньку бабушка Лида забирает, а ей приходится к ним каждый день заезжать. Аленка лукавила, заезжая за сыном, она ужинала у матери, та только после этого отпускала их домой. Да и Аленке было спокойнее, когда повидается со всеми. Софочке пошел девяносто второй, и она потихоньку сдает, хотя и хорохорится: «Вот, твоего жениха встречу, тогда подумаю о покое» - она не произносила слово смерть.
Аленка не хотела расставаться с бабушкой, а поскольку Санька был почти мифической фигурой, то Софочке ничего не грозит – успокаивала она сама себя.
Но сегодня, укладывая сына спать, она пережила нечто вроде шока. Розовый после купания Сашенька, взявший в постель маленький бронетранспортер, вдруг заявил ей, что видел отца:
- Он меня научил Джульбарса не бояться. Мам, я говорю собаке – фу, иди отсюда и она уходит. Но Аленка пропустила эти слова мимо ушей:
- А почему ты думаешь, что это был отец? – Задала она с волненьем в сердце вопрос.
- А потому, что он похож на вот этот портрет, только он настоящий и с усами, и в военной форме.
Аленка, думая, что сын ошибочно принял человека в военном кителе, за своего отца, пошутила, - а, что же ты ему не сказал, что ты его сын?
- Я побежал Софочку от Джульбарса спасать. Эх, что же я наделал, - расплакался Сашенька. Видя, что дело принимает серьезный оборот, Аленка стала успокаивать ребенка:
- Ты обознался, мой хороший, наверное, это был чужой дядя.
- Нет, это был папа, я правду говорю, - обиженно проговорил сын и отвернулся к стенке, - выключи свет.