Зарисовка
У моего деда в его бакенщицком домике на стене всегда висело два ружья: одностволка и двустволка. Помню, что уже чуть не с десяти лет любой из нас, дедовых внуков, мог взять любое ружьё с патронами и пойти на охоту, всё это было как-то само собой. Ходили не только осенью, но и летом (браконьерством такие походы мы не считали).
Пришёл однажды я на озеро (было мне тогда лет одиннадцать, может, двенадцать), кругом тишина, благоухание. Подкрался к берегу и увидел стаю серых уток. Слышу, как сердечко моё тревожно застучало. Я поднял ружьё и стал целиться. Утки, как назло, расплылись по всему водному пространству, некоторые, задрав кверху хвосты, выискивали что-то на дне. Кое-как я дождался, пока сплылись две утки, и выстрелил. Когда дым рассеялся, увидел, что на поверхности воды осталась только одна утка, а остальных как ветром сдуло. Я разделся, залез в воду и достал добычу.
Разглядывая утку, никак не мог найти место её ранения. Глаза у неё были открыты и странно блестели. Тогда на всякий случай я пальцами сдавил ей шею и немного подержал, затем положил утку на траву и, придавив сверху ружьём (какая предусмотрительность!), стал одеваться. Не успев одеть штанишки, я увидел, как моя утка рванула голову из-под ружья, и, пролетев метров пять, камнем упала в кусты. Я бросился туда и как хорошая ищейка облазил все эти кусты, перерыл всю траву, но утка как в воду канула. Так и не нашёл. Плакала лапшица...
Птиц и животных мне всегда было жалко, но в тот момент в пылу охотничьего азарта, положа руку на сердце, скажу, что мне было неприятно чувствовать себя облапошенным какой-то серой пичугой. Негодуя, я тогда сожалел, что на всякий случай не свернул ей шею.
Был ещё такой случай. Пошёл я поохотиться весной, когда уже начинался разлив реки. Пришёл на озерко, но дичи не оказалось. Ходил вокруг долго, в надежде, что вдруг прилетит какая-нибудь утка, и тут заметил, что среди прибрежных кочек, в траве, происходило какое-то странное шевеление воды. Мне стало не по себе, но любопытство брало верх, и я подошёл ближе. Долго всматривался в воду, пытаясь выяснить, что же это там за странные живые коряги? Это две огромные щуки тёрлись друг о друга. Я был ещё мал, чтобы понимать причины щучьих трений, снял с плеча ружьишко и пальнул в рыбин. Обе тут же всплыли животами вверх, но не оттого, что я в них попал, а оттого, что оглушил. Помню, еле дотащил тогда их волоком домой к вящей бабушкиной радости.
Однажды ружьё появилось и в нашем доме. Случилось это, когда нам с братом Лёвой стукнуло уже лет по четырнадцать-пятнадцать. Лев договорился с каким-то мужиком в селе и купил у того старое одноствольное ружьишко шестнадцатого калибра. Научился заряжать патроны и в осеннее время ездил на охоту. С этим ружьём, которое отличалось неплохими «боем», доводилось охотиться и мне. Но Лев, насколько я помню, был более удачливым охотником.
Как-то Лев увидел стаю собак (собачью «свадьбу»), пробегавшую мимо нашего сельского домика, и прямо из-за забора надумал бабахнуть по ней. Долго по селу эхом после выстрела разносился собачий визг.
И тут вдруг на пороге появился наш прилично рассерженный батяня. Он спокойно взял в руки бердан и со всего размаху шандарахнул прикладом по лежащему недалеко бревну. Приклад — в щепки. Затем такая же процедура была проделана со стволом, который после двух-трёх ударов приобрёл форму хулахупа. Ох, и сильно же горевал Лев! По большому счёту, и я страдал не меньше брата — очень уж дорогой была для нас эта раритетная вещичка.
Лёва оказался способным мастером: постепенно, после некоторой нехитрой рихтовки, ствол-хулахуп обрёл вид нормального ствола, появился и приклад, изготовленный из куска берёзы. Долго потом маячило в нашем доме это ружьишко с белым прикладом и восстановленными «боевыми» качествами.
Отцовский поступок видимо сыграл значительную роль в моём отношении к охоте - я к ней навсегда потерял интерес. Хотя пару раз за компанию бывал на природе с ружьём. Но не более того.
*****
(Фото из Интернета)