Я, наверно, нестандартный человек. В этом, конечно, моя беда. Я даже родился не в радость папе. Я ему сразу не понравился. С этого и началось. Не помню, чтобы я вообще кому-нибудь нравился. Про ясли я не помню. А вот детсад немножечко в памяти засел. Помню, бродил я по кухне с двумя оглоедами. Мы искали ну хоть что-нибудь съестное! Не нашли, конечно.
На кухне давно уже и мыши не плодились. Сегодня у меня есть подозрение, что их поголовье сократилось из-за стахановского движения кошек. Как-то мама принесла мне передачу - конечно, что-то сладкое. Конфеты, которые сегодня я бы не стал даже пробовать. Тогда и не попробовал я!
Оглоеды выловили из моего шкафа. Я - наивный, думал, что шкаф мой, значит, лежит надёжно.
Они так не думали. Что интересно - такие милые малыши, а воровские наклонности уже в самом расцвете были. Для меня это стало примером, но моя трусость не позволила мне воспользоваться случаем повторить их подвиг.
Так что вором я не стал.
Из детсада я вышел закоренелым правдолюбцем. Видно, даже вредная среда на меня не действовала.
В школе я сразу не понравился учительнице. С первых шести дней! За шесть дней я, конечно, много нового не воспринял. Но почти сразу стал в рядах неблагонадёжных в политическом отношении.
Сослан был на следующий год в другую школу. Там, к моему счастью, учительница была в очень дружеских отношениях с моей мамой. Это спасло меня от следующей смены школы.
Учился я старательно. Каждый день возвращался домой мокрый с ног до головы. Мне нравилось ходить на голове. Мама вздыхала, сушила одежду, ставила заплату на заплате.
Так что вид мой был довольно неказистый. За что же меня такого любить?
Тройки за ответы мною приветствовались, потому что я, в таком случае, отличался скромностью, которая тоже приветствовалась Партией и Правительством.
Ведь не секрет, что Правительство и Партия отличались той же скромностью, что и я!
Среди Партийных работников высшее образование встречалось так же редко, как я редко получал выше тройки отметку.
Отношение ко мне слегка потеплело на государственных экзаменах. Меня так старательно пожалели, что мой аттестат за десятилетний курс обучения блеснул пятёркой по физкультуре.
А больше блестеть было нечем. Знания надо было увеличивать за пределами школы.
Заводская жизнь с её удивительными гонорарами два раза в месяц сделали меня незаменимым винтиком в заводском механизме.
Но скоро резьба на мне поистёрлась. Один год такой жизни ввёл меня в ступор.
Захотелось быть таким же независимым членом общества, как мастер участка, который я славил своим чудовищным трудом. Ведь невозможно сравнить ничтожный блок того огромного компьютера с тем блоком, который находится сегодня у правого моего плеча. Но этот огромный системный блок у правого моего плеча есть полный компьютер.
А я таскал блок такого же размера, который едва ли равнялся сотой доле того "совкового" мастодонта.
Желания продолжать таскать эту пудовую тяжесть не стало к призыву в армию. Правда, в армию я не попал. Я не виноват, что врач в больнице не узрел на моём скелете того количества мышц, необходимых для таскания автомата, сапог, гимнастёрки и всего остального военного обмундирования. В общем, комиссии я жутко не понравился.
Я не обиделся ввиду своей пожизненной скромности. Неудачно поступил в институт. Во-первых, не в тот, во-вторых, там не было гонораров достаточно высоких, как в заводе.
Пришлось пять лет отказывать себе во всём. Мама была дремуче неграмотной, поэтому не понимала, что профессия учителя больших дивидендов не обещает. Она терпеливо ждала, когда я буду грести деньги лопатой.
Должен признаться, что я был не так наивен, как моя мама. Лопатой деньги я не грёб только один год. Требовалось хоть как-то отработать государственные затраты на это удивительно качественное обучение.
Дальше пошла серия глупостей. Деньги посыпались, но на праздники и нелепые затраты на бензин, на запчасти, на ремонт. Сегодня таких дураков - вся огромная Россия!
Никто не догадывается, что лучшим применением деньгам является проездной билет на автобус, трамвай и троллейбус. Комфорта, конечно, меньше, но деньги зарабатывать сверх своих способностей не обязательно, жить в своё удовольствие намного легче.
Самой же большой глупостью моей была женитьба. Здесь я превзошёл себя сверх всякой меры. Я женился на такой зверюге, что и врагу не пожелаю!
Не стало ни денег, ни спокойной жизни. У жены оказалось множество весёлой родни, которая не могла спокойно видеть сорок градусов тепла. Они постоянно мёрзли!
Эта бурная жизнь как неожиданно началась, так же неожиданно и кончилась. Но только теоретически.
Физически я постоянно был жене должен и из долгов так и не в состоянии до сих пор выкарабкаться. Потому что она восемь лет меня обстирывала. Правда, оставшиеся тридцать восемь лет я обстирываю себя сам. Но цена моей работы на этом поприще не стоит и ломаного гроша, а труд моей дорогой, любимой всеми жены покрыт золотой плёнкой с алмазными вкраплениями!
Когда-нибудь я перестану быть должен несносной старухе. Думаю, это произойдёт на кладбище.
Могилы наши будут недалеко друг от друга. Её могила будет беднее моей, потому что мне уже обещают поставить из мраморной крошки. Ей, скорее, достанутся пустые бутылки из-под водки и слёзы многочисленной родни.
Но это уже нас не будет никак беспокоить.
Ижевск