У нее в кармане – тюбик синей краски.
Можно было бы понять, если бы у нее в кармане было помада. Но – тюбик масляной краски такого яркого, густого синего цвета… зачем?
И это кольцо на пальце, кольцо с несимметрично ограненным камнем, меняющим цвет и рассыпающим по руке миниатюрную галактику пронзительно-холодных звезд…
И совершенно чужие, холодные, глядящие сквозь меня глаза…
- Ты меня не помнишь? – спросил я.
Она смотрела на меня…
- Нет, - ответила она тихо и ровно. – Я не помню.
- А чего ты хотел? - Насмешливо спросил голос в моей голове. – Вы встретились не там, не тогда, не так… могли вообще не встретиться.
- Я провожу тебя?
Она отрицательно покачала головой и повернувшись, пошла прочь – строгая, сдержанная, как ледяная статуя. Как смертельно раненный человек, поставивший себе целью доползти до какой-нибудь щели, где можно было бы умереть без соглядатаев.
- А что ты хотел? – продолжал издеваться мой личный дьявол. – У нее давно уже семья, дети, она должна была как-то выжить. Она забыла.
Я догнал ее. Я схватил ее за локоть и рванул и прижал к себе – холодную, одинокую, напряженную, гордую - ничью.
Нет у нее никого. Нет, и не было. Были попутчики и проходимцы. Я, только я существовал для нее, а она была создана для меня. Навсегда. Во веки веков. Все остальное – адреса и телефоны, визитные карточки и визы чужих стран, фотографии на стенах и фотографии в сети, разбухший от планов ежедневник и перечеркнутый календарь – ничто не касается нас, ничто не имеет значения.
В машине было душно и бормотание диспетчера рвало наш молчаливый диалог в клочья.
- Я тебя ненавижу, - молчала она, поправляя манжет. – Нет тебя. И никогда не было. Никогда! Ни веры безоглядной, ни надежды твердой, ни любви всепрощающей – не было в моей жизни. Все это: просыпаться от того, что болит у спящего рядом, смех и возня по утрам, и поцелуй прямо на пороге вечером, и среди зимы – жаркие острова, жить и умереть в один день, в богатстве и бедности, и смерти нет и никогда не будет в нашем мире на двоих… вот этого всего – нет и не было.
Ледяные дрожащие пальцы вырывались из моей ладони, как из капкана. Сам разрушил, сам прострою заново. Отогрею. Отмолю. Заплачу по всем счетам. Ну, ударь меня, если тебе станет легче. Ну убей меня, если тебе станет легче… Только не плачь.
Узнавать… узнавать ее тело заново. Каждую складочку. Каждую родинку. Каждый локон волос. Отделять… отделять боль от прощения, страх от ненависти, сарказм от надежды. Стирать… След от ремешка часов, след от цепочки на шее, след от кольца на пальце – все эти шрамы внешнего мира стирать с ее кожи бесследно. Искать… тонкий трепет ее пальцев, еле слышное дыхание, едва заметный стук сердца…
Находить… обретать… обладать…
У нее в кармане был тюбик ярко синей краски.
Абсолютно такого же цвета было небо в моем окне. Словно, встав на рассвете, она сварила кофе со специями, покормила воробьев и заодно покрасила небо. И на моих пальцах осталась синяя краска, когда я распахнул окно.
Вот она стоит спиной ко мне в проеме балконной двери – четкий силуэт на фоне свежеокрашенного неба. Пьет кофе и любуется своей работой.
- Ну, что? – спрашивает меня мой личный демон – Снова наступишь на те же грабли? Давай, вылезай из своей брони. Давай, вспоминай, что это – зависеть от кого-то. Словно голым стоять на холодном ветру. Подстраиваться под чьи-то планы, учитывать чьи-то желания, угадывать чьи-то мысли.
Она оборачивается и смотрит на меня. Свет за ее спиной и я не вижу ее лица, только чувствую взгляд. Так смотрят кошки – равнодушно и всепонимающе. Так смотрит на тебя собственное отражение в зеркале.
Она наклоняется и ставит чашку на пол. Маленькую кофейную чашку, похожую на распустившийся бутон.
Тогда, там, в прошлой жизни, я подарил тебе чашку, на которой был нарисован маленький город – разноцветные домики с черепичными крышами и нежное, прозрачное, утреннее небо над ними. Мне приятно было, что каждое утро, когда ты пила кофе, ты грела этот город в своих ладонях, рассматривала его окошки и балкончики и оставляла розовый отпечаток своих губ в его голубом нарисованном небе, уходя на работу.
Медленно начинает одеваться. Трусики, чулки, платье прячут от меня ее тело подобно броне. И я не слышу ни одной ее мысли, не чувствую ни одного ее чувства, не угадываю ни одного ее жеста – откроет ли она сейчас пудреницу или даст мне пощечину.
- Не надо, - говорю я. Голос чужой, хриплый, словно кто-то держит меня за горло. – Не уходи. Я…
Что мне сказать тебе, моя половинка? Душа души моей? Я преодолел океаны времени, чтобы быть с тобой. Я воскрес, чтобы быть с тобой. Я построил мир, в котором я смогу быть с тобой… Я…
Я не боюсь этих слов. Я говорил их тебе.
Я люблю тебя.