Выпороть деревянного идола, и в который уже раз бросить в реку – противный, некрасиво-жестокий, но, главное, противный, и плюнуть вслед. Как он угнетал нас, как прост был и глуп этот болван из дубового бревна – «Правда?», и оглянуться, ища сочувственных взглядов, и не найти. «К тому же – равнодушие смердов» - добавить. И вздохнуть освобождённо, как бы: «Ну, наконец-то!.. ну, слава богу!.. дожили до времён истины!» И снова не встретить сочувственных душ в сопровождающих взглядах, разве что – интерес кое у кого из близких тебе по расположению на берегу той реки, куда сбрасывают идолов, по которой уплывают они вверх лицом, так же равнодушно и свирепо глядя в небо с огромным, как Гренландия, облаком. «Нужен новый идол, добрый» – подумать. Нужен хороший идол, из хорошего, тёплого дерева, потому что тревогою, неявно ползущею по червоточинам души, подскажет: вот-вот сверху по реке приплывёт тот же деревянный урод, так же глядящий в небо, и что потом – неизвестно. А, и правда, – ну не вылезет же он на берег сам. У него нет ног, и руки его не отделены от живота.
Но на берегу реки живут люди. И они умеют вытаскивать идолов из реки.