Прошла неделя с того момента, как в доме Дориана Ховарда был граф Левски, угрожающий ему и Сильвио. И вот теперь адвокаты знати пытались друг другу, чуть ли не глотки перегрызть из-за того, что один доказывал одно, другой – другое. И все было бы ничего, но граф Левски стоял на своем, настаивая на том, чтобы «мальчишка, его собственность, а значит, должен быть с ним, и ни с кем другим». А Дориан уже сделал всё, что мог: и предложение огромной суммы в виде компенсации, включая «подарок» в виде огромного замка неподалеку, и оплата большей части долгов Левски. Но, увы, это не помогало, а наоборот, усугубляло положение вещей. Граф Левски стоял на своем и был упрям в своем решении, хотя его адвокат сам не знал почему. Ведь зачем ему нужен этот парень, когда он запросто может купить сотни таких за те деньги, которые ему предлагают, а тут…. Адвокат терялся в своих догадках. Граф Уэльский уже хотел было подкупить это самого адвокатишку, но последний был до невозможности упрям, также как и его «хозяин».
Но, несмотря на все эти попытки однажды….
- Кого я вижу, - усмехнулся Дориан, поднимаясь с кресла.
Все это время он находился в своем кабинете вместе с Сильвио, который как всегда занимался правописанием, кстати, с каждым разом у него выходило все лучше и лучше, а сам граф просматривал корреспонденцию, раскладывая документы, письма и многое другое по разным стопкам.
Дориан, увидев графа Левски, сжал несколько листков письма в руке, но в ту же секунду успокоился и, погладив напрягшегося паренька, добавил:
- Опять врываетесь в мой замок, как к себе домой, граф! И кто же из нас двоих здесь воспитанный человек?
Мужчина лишь поморщился от таких нареканий и без всяких церемоний уселся в ближайшее кресло, высказываясь при этом грубо и омерзительно, как показалось Дориану.
- Вам еще не надоела моя подстилка, граф?
- Да, как вы…! – хотел возмутиться молодой мужчина, а граф Левски лишь мерзко рассмеялся, поглядывая на Сильвио, который вжался в кресло, глядя на него испуганными глазами, - убирайтесь с глаз моих долой! Да, как вы вообще можете такое говорить? – кричал громко Дориан.
- Я? – рассмеялся мужчина, - очень просто! Он! – граф Левски ткнул пальцем в сторону Сильвио, - мой! Я сказал! И никому не позволю использовать мои вещи!
- Заткнитесь! – крикнул еще громче граф Уэльский, - не смейте говорить о Сильвио в таком тоне!
На это заявление Левски рассмеялся вновь, омерзительно и низко, вызывая у Дориана мороз по коже. Этот человек был невозможен. Унижал Сильвио все то время, что он у него был в подчинении, а теперь обзывает и унижает вновь и вновь. Это недопустимо. И стоило только графу немного отвлечься, как Дориан, не выдержав такого отношения мужчины к Сильвио, оказался рядом с Левски и со всего маху дал ему кулаком по скуле. Последний явно этого не ожидал и, поэтому не сразу сообразил, что произошло. Но стоило это понять, как он тут же бросился на графа Уэльского.
Растерянный и напуганный появлением своего прежнего хозяина Сильвио переводил с одного мужчины на другого. Парень понимал, что нужно вмешаться, что нужно помочь тому, кто спас его и выходил от тех травм, физических и моральных, но его просто окутывал страх от одного вида графа Левски. Перед глазами тут же возникли те ужасные вещи, что он вытворял с ним, отчего головокружение не заставило себя долго ждать, а к горлу подступала тошнота. На глаза навернулись слезы от своей никчемности и, тут он услышал:
- Никогда! Слышишь, Левски, никогда я не отдам тебе этого мальчика! И будь, ты проклят! Я буду добиваться всеми средствами, что у меня есть, но никогда больше ты не увидишь Сильвио! Пошел вон!
И лишь сейчас Сильвио увидел, как на полу лежал с окровавленным лицом граф Левски. Парня еще сильнее пробрало до мурашек, но в тоже время стало где-то внутри спокойно и тихо, а также было какое-то умиротворение и осознание того, что теперь его точно не оставят одного на растерзание этого не человека. Так его окрестил про себя Сильвио. Для него граф Левски был именно таким – мерзким, отвратным типом с извращенными фантазиями.
Мужчина все также мерзко улыбался окровавленными губами – это было отвратительное зрелище, поэтому Сильвио закрыл глаза, пытаясь забыть. Вновь забыть, а прошлое, гадкое прошлое возвращалось вновь и вновь. Его трясло. Он боялся. Он по-настоящему боялся этого нелюдя.
- Посмотрим, что из этого всего выйдет! – смеялся граф Левски, а парнишки открыл глаза, глядя на него все также испуганно, - ты уже пытался сделать все возможное, но у тебя ничего не вышло! Так что не волнуйся, у тебя и теперь ничего, абсолютно ничего не получится! Я тебе обещаю! А свои обещания я держу!
Он поднялся с пола и вытер от крови свой подбородок. Левски посмотрел на Сильвио и усмехнулся. Эта усмешка не обещала ничего хорошего. Парень даже не сразу понял, что на его плечи опустились руки Дориана, который в ту же секунду оказался рядом, оберегая его. Мужчина успокаивающе поглаживал Сильвио, стараясь успокоить и себя, и своего подопечного.
Граф Уэльский ничего не ответил на тираду этого мерзопакостного типа и лишь вздохнул с облегчением вместе с Сильвио, когда тот наконец-то покинул этот дом. Мужчина сел на корточки и взял парня за руки. Он поглаживал холодные пальцы юноши, отдавая свое тепло.
- Не волнуйся. Он не знает, но у меня есть на него кое-что, - улыбнулся Дориан, - я просто не хотел говорить, но думаю, что мы не только сможем тебя избавить от этой мерзости в виде графа Левски, но еще можно будет сразу же стать твоим опекуном.
Сильвио смотрел на Дориана, и хотелось броситься ему на шею и просто-напросто разрыдаться. Этот Левски разбередил ему всю душу, всё то, что он так тщательно пытался забыть вблизи этого человека, спасшим его от таких мучений. Мужчина, будто прочитал мысли юноши, поэтому ничего не говоря, притянул к себе, шепча всякие успокаивающие глупости о том, что все будет хорошо. Дориан верил в это, значит, и ему, Сильвио нужно поверить вновь, закрывая свою память о том дне, когда он попал в дом графа Левски. Но каждый раз, даже вспоминая о нем, становилось дурно и, попросту говоря, не хотелось просыпаться. А рядом с Дорианом было спокойно, мирно, тепло и хорошо – это всё давало какую-то надежду на то, что все-таки он найдет свое место в этом мире, когда думал, что этого никогда не произойдет. Ведь в руках у графа Левски он был всего лишь какой-то куклой для его больных извращений, а в руках Дориана – он был хрусталем, который боялись разбить или же просто взглянуть на него. С такими мыслями паренек заснул, забываясь. В тепле добрых и нежных рук спалось гораздо легче и свободнее.