Вот и ёщё месяц пролетел!Как быстро всё же бежит время!
На работе – подготовка к майским праздникам: бесконечные репетиции кружков художественной самодеятельности, подготовка к торжественной линейке и сбору пионерской дружины. Дома – контрольные, зачёты, подготовка к летней экзаменационной сессии да обычные дела по «хозяйству».
Короткие, но такие необходимые, встречи с Андреем на школьных переменках и ежедневные пешие прогулки после школы к Шуриному дому.
Два дня отдыха! Два дня праздника! Эти дни они с Андреем всё время будут вместе. В эти дни они договорились даже не говорить об учёбе.
Последний день апреля. Обычно, этот месяц весны заканчивается вместе с последним снегом и весёлыми мутными ручьями вдоль дорог и улиц. А в этом году снег растаял так быстро, так быстро подсохли улицы, так рано зацвели вишнёвые сады, так дружно загустились зеленью деревья, так плотно сомкнулась на газонах в густой ковёр нежно-зелёная трава, как это обычно бывает только к середине мая.
Завтра у Паши день рождения. Клавдия Даниловна ещё с полмесяца назад объявила, что по случаю юбилея сына закатит «пир горой», а Паша вместе со своими немногочисленными друзьями официально пригласил Шуру и Андрея на своё пятнадцатилетие, подписав им пригласительные открытки.
Шура лежала в кровати с закрытыми глазами и никак не могла заснуть. Сейчас она почему-то заново проживала не только первомайский праздник, но и всё лето десятилетней давности.
…
Вот он – первый день мая! Для всей планеты это – праздник Весны и Труда! А для Павлика вообще исключительный день – День его рождения. Правда, взрослые за своими предпраздничными хлопотами всё время про него забывают, но Павлуша за свою недолгую жизнь усвоил твердо: в этот день ему положены подарки...
В этом году Павлуше исполняется пять.
Сегодня он встал очень рано. Спать почему-то ни капельки не хотелось, и Павел, удивляя всех домашних своей самостоятельностью, в этот час, правда, в одних трусах, но был уже на “своих двоих” пухленьких крепеньких ножках. Малыш ходил из комнаты в комнату и, подходя по очереди то к маме, то к бабушке, то к сестре, молча останавливался перед ними, вопросительно заглядывая в глаза. Взрослые так же молча, как надоедливого котенка, отодвигали его в сторону и продолжали заниматься своими делами.
– А подарки-и-и? – первой предъявил, наконец, мальчишка свои претензии сидевшей за кухонным столом бабушке, со всем усердием пытавшейся “запечатать” в маленькие лепешки для пирожков как можно больше начинки из лука и яиц.
– Какие еще подарки? – вяло, не глядя на внука, отреагировала бабушка, старательно соединяя вместе упорно расползающиеся края пирожка.
– Ты что, забыла?! У меня сегодня день рождения! – четко выговаривая каждое слово и разводя чуть в стороны свои ручонки ладошками кверху, не на шутку рассердился внук.
– Бабушка так и замерла с перепачканными тестом руками, а потом всё так же молча обошла застывшего, как изваяние, посреди кухни Павлика и скользнула в мамину комнату. Некоторое время оттуда доносилось приглушенное шушуканье, а потом мальчик услышал, как мама, весело рассмеявшись, уже громче сказала:
– Вот давай ему их и подарим...
Дверь комнаты широко открылась, и оттуда бок о бок, пытаясь миновать дверной проем одновременно, перед Павликом предстали две довольно улыбающиеся женщины.
– С днём рождения тебя, Павлуша! – прозвучало слаженным дуэтом.
– А ну-ка, пойдем, посмотришь, какой подарок мы с бабушкой тебе вчера приготовили... – и мама, взяв сынишку за руку, повела его вслед за бабушкой на террасу, где на столе стояла большая плетёная корзина, покрытая тёплым бабушкиным платком.
– Смотри!.. – сказала бабушка, осторожно снимая корзину на пол и медленно стягивая с неё большущий тёмный платок.
Поток утреннего майского света окунулся в глубокое чрево корзины, и оттуда дружно заявили о своем праве на жизнь с десяток желтеньких вытянутых клювиков:
– Пив! Пив! Пив!.. – вразнобой голосили забавные желтые пушистенькие комочки, путешествуя по спинам друг друга на красных широких перепончатых лапках, изо всех сил стараясь донести свои требования до трех пар человеческих ушей.
–
– Гу-гу-гусята!.. – заикаясь от восторга, выдохнул Павлик. И без того крупные глаза малыша расширились и округлились. Белые круглые щечки залились ярким горячим румянцем и стали похожи на наливные спелые яблоки, розовая детская ручка тянулась к мельтешащим на тонких длинных шеях маленьким беззащитным головкам с единственным намерением погладить каждую из них.
– Уф!.. – только и смогли дождаться взрослые от рассудительного и разговорчивого Павлуши, на сей раз напрочь потерявшего свой удивительный дар речи.
– Что? Нравятся? – спросила мама.
– Угу! – кивнул головой сынишка.
– Так они твои! Это тебе ко дню рождения! – подвинула бабушка огромную корзину вплотную к Павлушиному лицу.
– Все? – засомневался мальчик в щедрости взрослых.
– Все, все! Все десять, – радостно подтвердила мама. – Смотри, оди-и-н, два-а, три-и, четы-ы-ре... – брала она в руки по одному птенцу и каждого переставляла в другой конец корзины. – Пя-я-ть, пя-я-ть, пя-я-ть... – пыталась мама поставить на ноги маленького желтого гусёнка с сереньким пятнышком на лбу, но лапки бедолаги разъезжались в стороны и, гусёнок на каждый счёт “пя-я-ть” плюхался на живот, при этом, не переставая скороговоркой возмущаться: “Пив, пив, пив!..”.
– Почему он не стоит? – забеспокоился новый гусиный хозяин, – Ему лапки больно, да?
– Помрёт, наверно, слабенький, – не долго думая, поставила птенцу свой убийственный диагноз бабушка.
– Помрёт?..Совсем?.. – губы малыша задрожали, он сгреб птенца обеими ручками и осторожно, словно боясь расплескать воду из полной пригоршни, поднес гусенка к своей груди, прижал его к себе и нежно, одним пальцем, погладил крохотное серое пятнышко на желтом лбу.
– Нет!.. Не помрёт!.. Не дам!.. – категорично заявил он и всем корпусом отвернулся от бабушки, протянувшей было руку, чтобы посадить птенца снова в корзину.
…
Первую пару недель “дохлятик”, как звали приговоренного птенца мама и бабушка, был на особом режиме. Пока остальные гусята с аппетитом поглощали вареное пшено за фанерным барьером, Павлик, держа в руках своего серолобого любимчика, щедро поил его молоком прямо из своего рта и ласково уговаривал “покушать” яичко или манную кашку.
Птенец уже прекрасно держался на своих красных окрепших лапках и охотно ел все, что дают в компании своих братьев. Но стоило ему услышать голос Павлика: “Где там мой малыш?”, как гусёнок вмиг оставлял любой самый лакомый кусочек, неспешно подходил к бортику и терпеливо ждал, когда мягкая ручка хозяина хоть раз проскользит от серого пятнышка на его лбу к спине по тонкой длинной шее.
Даже спать мальчик теперь ложился лишь после того, как погладил своего Малыша и пожелал ему спокойной ночи.
Все лето Палуша вставал вместе со своими “подарками”. Птенцы быстро подрастали. Теперь хозяину надо было всего лишь открывать по утрам калитку в огороде, выпуская своё побелевшее и повзрослевшее гогочущее стадо на мелкую – взрослым гусям по колено, мутную речушку Волшник, всенародно прозванную Смуглянкой, а вечером открывать ворота во двор по первому требованию дружных окрепших гусиных голосов.
Маленькие беспокойные жёлтые комочки в количестве девяти штук к осени превратились в больших и важных белых гусаков, а слабенький “расползающийся” заморыш с серой отметинкой на лбу стал грациозной белоснежной гусыней с тёмными пёрышками на гордо поставленной голове.