на фотографии озеро Иссык-Куль ночью.
Приемная
Мы сидели в приемной Каракеева не меньше часа.
Ненавижу сидеть в приёмных. А приходилось. Сидишь иногда час, иногда два, злишься где-то там внутри себя, – но сидишь.
– Ну почему, думаешь, – не могли тебе назначить точное время, чтобы ты не ждал, не терял своего времени? Почему твоё время не ценят? Почему считают, что тебя можно томить в приемной? Некоторые руководители, правда, иногда выходили извиняться, но другие – считали длительное ожидание – естественным проявлением своего превосходства.
– Я выше тебя по рангу, – ну и сиди, жди. Моё время драгоценно, а ты можешь и посидеть.
А что творилось в очередях в «присутственных местах». К любому чиновнику – очередь. Занимай с ночи, а то ещё и отмечайся регулярно. Ушел, твоя очередь пропала. А к врачам? Тоже сидели часами в коридоре.
Но вот сейчас на приём к врачу в карточке, которую мне дают, записано, например, 3:15. Пришёл, отметился, – через 5 минут сестра уже позвала. Говорите, что такого нет? Нет есть. Там, где я живу сейчас, в пригороде Сакраменто в штате Калифорния. А в крупных государственных учреждениях завели номерки. Пришёл – взял номерок. А на табло видишь, какой номер пошел. Можешь рассчитать и уйти на время. Так сделано, например, в департаменте транспортных средств (Vehicle Department), когда сдаешь на права или получаешь номера на автомобиль. А там за день проходит несколько сотен человек.
Но я отвлёкся. Все-таки начал говорить о начальниках и их приёмных. Со временем я перестал сидеть в приёмных. Приходил, справлялся, и если меня не могли принять сразу, – уходил. И всем своим сотрудникам говорил: «Сидеть в приёмных – последнее дело». Даже в приёмной министра не ждал, а просил секретаршу позвать меня, когда министр сумеет меня принять.
Когда я стал Председателем ОКП в Сибирском отделении АН, а потом заместителем директора в Институте прикладной физики, каждый мог свободно зайти в мой кабинет без стука.
Зайдёт, посмотрит и сам решит, когда зайти. Или, если нужно срочно, покажет мне это глазами или жестами, и я сам скажу, когда придти или сколько минут ждать.
президентский домик на озере
Президент киргизской академии Курман Каракеевич Каракеев не вышел и не извинился, хотя секретарша сразу доложила ему о приезде Чусовитина и Качана из Сибирского отделения АН.
– Видимо, считает нас мелкой сошкой, – подумал я. Сразу скажу, что я ошибся. Наоборот, он хотел поговорить с нами без помех в другое время.
Потом мы на пять минут зашли к нему, представились, но он не стал с нами ни о чем разговаривать, а просто сказал, что нас ждет автомобиль внизу, чтобы ехать на озеро Иссык-Куль. Сам он приедет попозже, у него дела.
– Вы заночуете в президентском доме на Иссык-Куле.
– Значит, мы хоть и мелкие сошки, но ночевать в президентском доме всё же сподобились, – подумал я.
Мы с Чусовитиным были голодны, но решили не заходить ни в столовую, ни в магазин, рассчитывая, что нас покормят на Иссык-Куле.
Ехали мы в самую жару. Никогда бы не подумал, что в самом начале мая солнце может так жарить. Все эти «средние» температуры, о которых нам говорили про Иссык-Куль, не имели никакого отношения к тому, что было на самом деле. Прямое высокогорное солнце - это что-то! Но жара жарой, а красота Боомского ущелья не оставила равнодушным ни Чусовитина, который видел это впервые, ни меня, проезжавшего здесь раньше. Сейчас я подмечал новые детали, не замеченные тогда, и на лице у меня блуждала глупая улыбка, замеченная даже моим спутником:
– Чему ты, не переставая, улыбаешься? - спросил он меня. Голос его, как всегда был хрипловатым.
Он звал меня на ты и «Миша», я его – на Вы и по имени-отчеству.
– Наверное, я буду радоваться этой красоте каждый раз, сколько бы раз ни проезжал здесь...
Приехали к президентскому домику к вечеру. Он стоял на самом берегу озера, недалеко от села Долинка. Нас встретила пожилая женщина, проводила в комнату, где стояли две кровати. Мы были потные и уставшие. Не сговариваясь, мы надели плавки и вышли на берег, благо дом стоял в 20 метрах от воды.
Хотя солнце уже клонилось к горизонту, но было по-прежнему жарко. Ни ветерка, ни малейшего дуновения воздуха. Пляжа здесь не было, вода озера была голубой и прозрачной. Она так манила нас своей прохладой, что мы с разбега прыгнули в эту голубизну, предвкушая ласковые объятия и предстоящее наслаждение от них.
Но все было совсем не так! Попав в воду, мы немедленно выскочили из нее, как ошпаренные. Вода оказалась очень холодной. Я не знал, что в мае озеро еще не успевает прогреться, и контраст между температурой воздуха и воды столь значителен. Никто температуру тогда не измерял, да и термометра у нас не было, но думаю, что температура воды была не выше 12оС.
Мы все же зашли в воду, надо было обмыть свое потное и запыленное тело, но теперь мы стоя по-щиколотку в воде, зачерпывали воду ладонями. Зайти глубже было невозможно, – сводило ноги от холода. Все же я пару раз присел в воде.
Войдя в дом, мы увидели, что никаких приготовлений к тому, чтобы нас накормить, не было и в помине. Женщина, которая нас встречала, ушла куда-то. На кухне во всех шкафах, которые мы исследовали, было «шаром покати». А есть очень хотелось, – мы все-таки не завтракали и не обедали.
Вышли во двор, но вблизи не было видно ни одного дома. Было пустынно. Росли какие-то кустики и невысокие деревья. В наступившей темноте не было видно ни одного огонька. Небо было усыпано мириадами ярких звёзд. Стояла такая тишина, что, если бы не голод, можно было бы почувствовать полную отстранённость от мира.
Мы снова зашли в дом, обсуждая сложившуюся ситуацию. В наших головах не укладывалось, что Каракеев не подумал о том, чтобы нас не накормить. Наверное, всё же у киргизов другие законы гостеприимства, – решили мы, хотя слышали, что у всех народов гостю всегда оказывается почет. Его всегда встречают радушно, и стол ломится от угощений.
– Ну, не повезло нам, – решили мы, но делать было нечего. Ожидая Каракеева, мы даже вздремнули.
Каракеев приехал ближе к полуночи. Мы увидели на столе в столовой несколько вареных картофелин в кожуре, две луковицы и буханку ржаного хлеба. Рядом стояли две бутылки Московской водки.
Мы с Чусовитиным переглянулись. Или у Каракеева было вообще такое представление об угощении, или он считал, что это самое лучшее угощение для сибиряков, но, так или иначе, другого не было, а мы готовы были есть, что угодно, лишь бы наполнить желудок.
За едой и выпивкой выяснилось, что Каракеев собирается приехать к нам, – ему надо было поговорить с академиком Лаврентьевым. Зачем, – он не сказал, а я не счёл удобным об этом спрашивать. Он пытался выяснить у нас какие-то подробности в расписании дел Лаврентьева, о которых мы и понятия не имели.
Прикончив всё до последней крошки и выпив всё, что было, мы ушли спать, вполне удовлетворённые и прошедшим днём, и президентом Каракеевым, и собой. 300 граммов водки, которые достались каждому из нас, сняли напряжение, в котором мы были весь день и вечер, и мы заснули глубоким сном.
Утром, когда мы проснулись, Каракеева уже не было.
– За Вами придёт автомобиль из Дома отдыха, – сказала нам хозяйка президентского домика.
На дворе уже было жарко. Солнце припекало. Мы умылись на озере. А вскоре пришла и машина с директором дома отдыха. Через полчаса мы уже завтракали в столовой.
Продолжение следует