Я позвонил.
Ничто не отозвалось, я позвонил ещё – пусть открывает, сюрприз! За дверью гулко стукнуло, шаги…
- Кто там? – жена говорила негромко, словно с опаской.
- Я!
- Ты?!
Послышалась возня, какой-то шепот…
- Ну, где ты там? Ключ потеряла? – я полез за своим. Открыл…
Он судорожно дёргал, но змейка стопорилась – ширинка зияла белыми, в обтяжку, трусами.
- Здорово, - мой друг задёрнул, наконец, змейку, поправил рубашку. – Мы тут… - он глянул на неё. – В общем, всем надо успокоиться. Потом поговорим, – он схватил свою куртку и выбежал вон.
Я закрыл дверь, поставил чемодан:
- Здравствуй, милая…
Она запахнула халатик:
- Я… я всё объясню.
Водка обожгла, я налил себе снова.
- Ты всегда в командировках, - она вытерла слёзы. – Тебя всё время нет! А он…
Я выпил:
- Что – он?..
- Он меня любит… - отвернулась. Я сжал кулаки:
- А ты?
Она ушла, в спальню…
Бутылка быстро кончилась, а боль осталась – я достал вторую.
Он явился из бутылки: поднялся пламенем, заклубился дымом, обернулся плотью – старик. В чёрном. Глаза печальны, сел напротив, крест нагрудный теребит. Как у батюшки, только – перевёрнутый.
- Будешь? – подвинул я к нему стакан.
- Будет повод, так и буду, – глянул на меня старик.
- Повод есть, - я влил ему в стакан.
- Тяжко? – он провёл рукою над стаканом: водка вспенилась, воспарила мириадой капель и повисла изумрудным облачком.
- Какого чёрта добро переводишь?!
Старик усмехнулся, дунул: облачко опало дождиком, на стол. Лужица взбурлила, восстала фигурками хрустально-водянистой пантомимы: кровать, жена, мой друг… А вот и я – кидаюсь, бью, ещё, ещё!.. Друг закраснел, растёкся алым – в кровь…
- Что тебе надо? – глотнул я из бутылки.
- Унять твою боль, - он взялся за стакан: красноватой струйкой, «пантомима» наполнила его снова, старик выпил.
- Душою не торгую.
- Так она-то и болит, - он вытер губы рукавом. – А нет души – и болеть нечему… Что хочешь, тебе дам. Хочешь, жена глаз с тебя не сведёт? Или друга изведу. А то – убей обоих, и ничего тебе не будет. Но лучше денег попроси. С ними, что ни пожелаешь, всё – твоё.
Я отхлебнул ещё:
- Зачем мне всё, и – без души?
* * *
Я позвонил.
Ничто не отозвалось… Звонить ещё? Надо было, наверное, предупредить. Предупредить?.. Господи, да неужели же?..
Щелчок – дверь медленно открылась. В халатике, она прислонилась к косяку:
- Сюрприз? – грустно улыбнулась.
Он натягивал куртку. Запахнулся – через порог, задел меня плечом:
- Прости, дружище… – лифта ждать не стал, по лестнице, через ступеньку...
Я поставил чемодан:
- Не надо ничего объяснять.
Водка обожгла – я перевёл дух. Господи, нет… это не со мной.
Она вытерла слёзы:
- Ты всё время в командировках, а я….
Я сжал кулаки:
- А ты?!
Отвернулась:
- Я люблю его, понимаешь?
Она вышла, я остался на кухне.
Первая не забрала, я достал вторую… Откуда снова взялся? – он смотрел печальным взглядом:
- Нальёшь?
Я отвернулся.
Он взял бутылку, мой стакан. Я потянул обратно:
- Какого чёрта?!
Бутылка упала, водка растеклась по столу, но тут же взвилась воздухом: алмазной моросью, она повисла сердцем. Старик его коснулся перевернутым крестом – сердце зарделось, капнуло кровью.
В груди сдавило спазмом.
- Скажи «нет» – я оставлю тебе твою боль, - старик смотрел мне в самую душу.
Дыханье сбилось. Я расстегнул пуговку, потёр, где бешено стучало за грудиной.
Старик подвинул стакан – капля сердца брызнула о донышко. Закапало чаще, алой струйкой, сердце наполнило стакан до краёв. Он выпил – «нет» я так и не сказал.
Моя душа пропала в его чреве.
- Теперь желай – сбудется… - старик растаял.
В груди отпустило.
Я взял стакан – грязный, в пурпурных разводах моей сгинувшей души. Ополоснул.
Вода всё смыла.
* * *
Я позвонил.
Она открыла. Плотнее запахнула халат:
- Здравствуй! – поцеловала… - проходи.
Он одел майку:
- Здорово, дружище! – крепко пожал мне руку.
- А вы… Как вы тут?
- Нормально, - они переглянулись.
Я протянул ей цветы:
- Вот, – повернулся уходить. Он – следом:
- Ты чего хотел-то? Какой-то ты…
- У тебя потрясающая жена. Береги её.
Ноги привели меня сами: хрущёвка, холостяцкая квартирка. Вот, значит, как я теперь живу…
Водку отставил: моя бездушная сердечная мышца сокращалась ровно. Ни боли, ни отчаянья – пусто.
Старый альбом: вот я, а вот – они, свадьба. Я был у них дружком, ну надо же…
На кухне стукнуло, я вышел – старик готовил яичницу:
- Выпьем? – он поставил сковородку на стол. Достал мою бутылку, стаканы, разлил.
- Чего тебе ещё?
Он выпил:
- Зря с тобою связался, - закусил. – Нет бы тебе, чего правильного пожелать. – Старик придвинул мой нетронутый стакан. Коснулся водки, та вспыхнула, он положил свой перевёртыш сверху.
Крест быстро раскалился.
- Без толку мне твоя душа, - старик сжал перевёртыш в ладони, та задымила ожогом. Дым поднялся сероватым облачком. – У меня двое о неё обожглись. Давай обратно: дым вдохнёшь – всё тебе вернётся, и душа, и жена.
- С ним она счастлива.
Старик вздохнул:
- Дело твоё. Давай без жены, - он взбил облачко руками. – Только лучше б тебе с женой…
Я вдохнул свою бессмертную – успела пропитаться серой, я закашлялся. Кашель оборвал внутри – сердце. Оно взорвалось болью.
Квартирка смерклась, я устремился ввысь.
- Говорил же… - старик летел рядом, - всё у тебя не по-людски.
Мы летели мглою. Впереди показался свет. Он креп, становился сиянием.
Меня влекло к нему неудержимо.
- Дальше мне нельзя, - отвернулся от света старик. Он растворился во тьме. Я же стремился дальше. Всей нерастраченной любовью, всей непорочностью души – туда!..
Где Свет.