Женька Копылов хотел выпить кофе. Бежал с теплообменника, перепрыгивая, в нарушение всех норм по охране труда и технике безопасности, по две ступеньки, с отметки 73 метра, бежал и мечтал, как он сварит себе в офисе ароматный черный молотый кофе, положит в бумажный стаканчик пару белых сахарных кусочков, подождет, пока он чуть-чуть остынет, так, чтобы можно было взяться за край стаканчика и унести его в кабинет, а потом медленно так пойдет по коридору, сам тоже остывая вместе с кофе, от утренней беготни по промплощадке. А потом, уже в кабинете, сядет за большой светлого дерева письменный стол и станет смотреть почту на экране монитора, медленно выпивая крепкий напиток, глоток за глотком, обжигающим горло...
… Еще до того, как он залез на теплообменник, он бегал туда-сюда по решетчатым ступенькам на мельнице помола сырья, потому что сырье было не таким, какое нужно и забило напрочь всю мельницу. Даже забирался вместе с мужиками на отвод и колотил по нему палкой сам, чтобы оттуда, наконец, выпала прилепившаяся к стенкам мокрая железистая масса, колотил и думал, как он, наконец, нальет себе кофе….
…Утро вообще у Женьки не заладилось, в смысле с этим кофе. Совершенно пошло проспал, вскочил с постели, в которой уютно посапывала жена Галя, быстро натянул одежду, умылся, пригладил светлые волосы и побежал по ступенькам под настойчивую музыку телефонных звонков коллег, нетерпеливо ждущих его в старенькой «Ниве», уже отъезжающей на завод. Ладно, думал Женька, сбегая по лестнице, как приеду в офис, то сразу себе кофе сварю и проснусь тогда окончательно. А как приехал – тут и началось. Что называется, схватили Женьку и понесли. Сначала на сырьевую мельницу, потом на дозблок, потом снова на сырьевую мельницу, потом на теплоообменник, и вот теперь, кажется, всё, отпустили, и можно, наконец, вернуться и сварить кофе.
Вошел в офис, слегка оглохнув, как обычно, от шума печи, надел голубые бахилы, открыл дверь в холл, и сразу стало так тепло, спокойно, хорошо Женьке стало. И он понял, что да, вот именно теперь и настало время для кофе. Якобс. Среднего помола.
Поднялся на третий этаж. Дошел до комнатки с надписью на двух языках «Canteen» - «Столовая», открыл верхнюю дверцу новенького шкафчика, достал зеленый пакет с желтой надписью Jacobs, с наслаждением вдохнул аромат, как в рекламе, мол, аромагия истинного кофе, и – вперед за зеленым девушкиным шарфом. Шарфа и девушки не было, но корпоративный цвет компании действительно зеленый. Как и упаковка кофе Якобс. Насыпал в кофеварку несколько чайных ложек, налил воды в чисто вымытый чайничек, поставил все и стал ждать. Пока ждал – кофе варилось и пахло. Поболтал с коллегами в коридоре рядом с кофеваркой, не отходил от нее, она так уютно ворчала, пока варила ему, Женьке, кофе, что и отходить не хотелось. Потом раз – замолчала. Выговорилась. Сварила. Мечты сбываются. Женька открыл красную дверцу новенького шкафчика еще раз, достал бумажный серенький плотный одноразовый стаканчик, взял прозрачный чайничек со свежесваренной ароматной магической жидкостью и наполнил ею стаканчик до краев. И поставил на столе, чтобы он остыл немного, чтобы потом взять и исполнить вторую, самую главную, часть мечты. Сделать, так сказать, экшн. Выпить этот долгожданный утренний кофе. И начать свой день.
А сам пошел в кабинет напротив. По делу. Да и пока кофе стынет.
А в кабинете, через один от того, что напротив, моя немецкая подруга Нина засыпала от текстов договоров, которые ей пришлось с утра печатать. Договоры не заканчивались и разнообразием не радовали, глаза не открывались, потому что было все очень нудно, скучно и очень хотелось спать. Нинин день начался как обычно – с кофе и сливок и на работе продолжился чаем с мятой. Но чай с мятой не бодрил, а успокаивал, а сами по себе договоры Нину уже настолько успокоили, что пора было уже как-то и взбодриться. Нина встала со стула, потянулась всем своим красивым телом и пошла, мягко ступая сапогами Jimmy Choo, из кабинета в ту самую комнатку с волшебной двуязычной надписью «Canteen» - «Столовая». Чтобы себе что-нибудь налить. А тут на тебе. Чей-то стаканчик с кофе. Стоит себе тихо и остывает. Что кофе – это то, что надо, Нина поняла быстро. Только усомнилась в том, не плюнул ли туда кто-то, в этот аппетитный стаканчик. Потому что можно чего угодно ожидать, знаете ли. Вдруг, да и плюнул кто и специально для нее, Нины, поставил. Потом энергично тряхнула каштановыми блестящими волосами, что за чушь я несу! Решительно взяла стаканчик с кофе и - тихо-тихо - пошла в свой кабинет, чтобы не засекли, что она уходит из столовой не одна, а с чьим-то кофе.
Пришла в кабинет, только села в кресло – звонок. Ответила на телефон и пока разговаривала, стала машинально пить кофе. Потом закончила разговаривать, вернулась к договору, отпила еще глоток и осознала, что кофе не вкусный. Слишком крепкий. Поморщилась. Заглянула в стакан. Нет, еще больше половины осталось. Гадость вообще невозможная. Надо разбавить водой. Встала и снова отправилась на кухню, оставив стаканчик дымиться на столе.
Вошла в кухню, поняла, что надо было кофе с собой принести, чтобы разбавить, но возвращаться уже не стала, а открыла дверцу шкафа и достала еще один стаканчик, чтобы налить в него воды. Боковым зрением увидела в проеме двери фигуру и
- ну ….. твою маааааать!!!!!!
Или даже так:
- ну, …. Тттттвою маттттттьььь!!!!!
Что ззза лллюддди!!!!! Не успеешь оставить!!!! Я ж на пять минут отошел, на пяя-аааать!
Перед лицом Нины оказалась большая Женькина мужская ладонь с растопыренными для вящей убедительности пальцами, и весь Женькин большой корпус загородил проем в столовой так, что стало даже как-то сразу темнее, чем было. Как-то стало угрожающе. Померкло как-то всё. Нина отпрянула, сердечко заколотилось, Женькины пальцы качались перед глазами:
- А стакана уже нету!!!!! Нету, ты посмотри, а!!!!!!!!! – и Нинины испуганные глаза автоматически последовали за обличающим указательным Женькиным пальцем, которым он тыкал в то место, где еще недавно (уж Нине ли об этом не знать!) стоял и призывно дымился стаканчик с кофе. Тех секунд, которые тыкал палец с заусенцами в пропавший стакан, Нине хватило, чтобы придти в себя.
- И, правда, Женя! Ну что за люди! Не успеешь оставить – тут же унесут. Наглость какая! – включилась Нина, и начала тут же потихоньку продвигаться к выходу, - никакой совести у людей не осталось! А еще коллеги!!! – и, протиснувшись между обалдевшим от человеческой несправедливости Женькой и стеной кухни, пошла прочь, покачивая стройными бёдрами. Вошла в кабинет, быстро закрыла за собой дверь, перевела дух и с удовольствием отметила, что воду схватить все же успела. Предмет спора стоял на столе и уже не дымился.
- Остыл, млин, - подумала Нина, - бессмысленно уже туда воду добавлять. Все равно не вкусно.
И вылила остатки теплого кофе в горшок с мятой.
Потом поговорила по телефону, допечатала договор. Нет, спать все равно хочется. Надо же было так этому Женьке вмешаться, чтобы ее кофе остыл! Придется снова идти. Решительно встала и пошла на кухню.
…. На металлическом покрытии радом с раковиной стоял дымящийся стаканчик с кофе. Перед ним лежала голубая бумажка с грозной надписью «Не трогать», написанной торопливой мужской рукой. Остывает, поняла Нина. Вторая серия. И стала смеяться. Выглянула в коридор. В конце коридора маячила сердитая Женькина спина. То, что спина именно сердитая, Нине стало ясно сразу, как только она ее увидела. Со складками спина такая, слегка согнутая. Широкая. Угрожающая. Женькина. Нина вышла из кухни. Дошла до кабинета, цокая высокими каблучками Jimmy Chоо, взяла со стола желтый стикер, написала на нем синей ручкой «Больно надо», вернулась на кухню, и приклеила обе бумажки с стаканчику с кофе, голубую слева, а желтую справа. Красиво так получилось. И даже не обидно совсем, что Женька так по-хамски к коллегам обратился. В повелительном наклонении. И не надо, мол, мне, Нине, Ваших, Евгений, стаканов! Вот так!