Порой младенческие ответы на дурацкие вопросы взрослых подобны буддийским коанам, «хлопку одной ладони». Обожаю историю про то, как моя старшая сестра Ленка в двухлетнем возрасте «умыла» одну приставучую особу:
- Леночка, а ты маму любишь?
- ЛЮблю.
- А папу?
- Тозе лЮблю.
- А кого больше?
- А босе никого…
У моей сестры пытливый ум. Хлебом не корми – дай докопаться до истины. Однажды мама прищемила дверцей шкафа полоску яркой материи, и та призывно торчала. Крохотная Ленка устремилась за трофеем, и в этот момент состоялся диалог, прекрасно характеризующий обеих его участниц…
- Я хочу эту ленточку!
- Это не ленточка. Это платьице, – пробормотала мама, делавшая одновременно десять дел.
- А я со думала? – спросил ребенок.
- А ты думала, что это ленточка…
- А ти со думала? – очевидно, в тот миг моей сестре открылась субъективность восприятия реальности разными людьми, даже такими близкими.
- А я думала, что это платье, Лена, – ответила мама.
- А со папа думал? – в Ленкиных глазах светилась жажда познания мира.
- А ПАПА думал, что это ПЛАТЬЕ… – в подобных случаях наша пылкая мама вскипала значительно быстрее, чем чайник.
- А я со думала? – на всякий случай уточнила Ленка.
Мама начинала терять самообладание: этот ребенок просто измывается!
- А ты, ДОЧЕНЬКА, думала, что это ПЛАТЬИЦЕ!
- А со дядя Селёжа думал?
- Лена! Прекрати сейчас же! – взорвалась мама. – Дядя Сережа на работе.
- А со тетя Эла думала? – кротко спросил ребенок, взыскующий истины.
- Да не думала ничего тетя Эра! Прекрати талдычить это все по сто раз!
- Со думала тетя Эла?!! – взревела Ленка.
- Так. Если ты немедленно не перестанешь, то будет одно из трех!!!
- Мамочкааа! А со соседи дуумалиии?!!
Вопрос о том, «что думали соседи», был не таким уж праздным. Соседи частенько заходили к родителям маминого первого мужа. И не успевала мама дойти до кухни с горкой посуды в руках, как до ее ушей доносился шепоток: «Рина-то ваша такая хорошая, добрая, красивая. Правда, еврейка…» От таких слов мамино молодое сердце начинало биться в каком-то нездоровом ритме. Но делать было нечего: вышла замуж – терпи.
И вот однажды «случилось страшное». Семилетняя Ленка вдруг спросила: «А еврей лучше или хуже, чем цыган?» Мама вначале онемела от такой постановки вопроса, но затем мобилизовалась и учинила краткий ликбез. Так Ленка узнала, что бабушка и дедушка говорят между собой не по-немецки, как она легкомысленно полагала, а на идише. Что абстрактно великие Маркс, Ленин и Эйнштейн, а также такие близкие и любимые Райкин с Утесовым тоже евреи, «как и мы». Не говоря уже об Иисусе Христе. Мама рассказала Ленке про фашистов с их разделением людей на истинных арийцев и всех остальных. Ленкин мир перевернулся.
Этот разговор оказался важным не только для моей сестры. Вскоре мама сложила чемоданы и, покинув так и не ставший ей родным город Краматорск, с Ленкой под мышкой вернулась к дождям, сфинксам и еврейским родственникам. В Ленинград. Прививать ребенку «настоящую» культуру.
Тридцать пять лет спустя, когда Ленка увлеклась сочинениями Мартина Бубера, наши с ней околорелигиозные беседы по сути мало отличались от приведенного выше диалога («А ти со думала?» – «А я со думала?»). Ленка пробовала на зуб иудейские догмы, слегка покусывая меня за инакомыслие. Словно упорный крот, она прорывала свой тоннель в темных словах и понятиях. А где-то далеко, в самом конце пути, слабо светилась Истина.