1. Полина и Чертик

Виталий Новоселов
    Дамы и господа! Привет вам от сочинителя из северного русского городка, о трогательной истории в котором пел менестрель двадцатого века. Помните: «В доме, где резной палисад?..»
Многие ли из нас имели время и желание вникать в эзотерику – премудрости для посвященных! А в средние века платили жизнью за интерес к таинственному и непознанному. Литературный дар Витаса Новоселова удачно наложился на его специальную подготовленность.
Автор несколько лет работал на старом Арбате. Кто только не раскрывал ему там свои ладони! Прочитайте первые главы, и книга увлечет вас. А в заключение повествования произойдет духовное преображение главного героя, внешне, может быть, неожиданное, но по сути выстраданное.
Подарите книгу любимой или любимому. Будет сюрприз со вкусом.


    Он полагает печать на руку каждого человека, чтобы все люди знали дело Его (Иов, 37:7).


    Париж и Монмартр, конечно, стоят мессы. Но старый Арбат мне дороже!
Мои незабвенные друзья – уличные музыканты, баянист и певица. Когда Полина Акимовна, почтенная дама гренадерского роста и классической полноты, выводила свою коронную руладу «Парня молодого полюбила я...», прохожие столбенели от избытка чувств. Смеяться неудобно. Не смеяться невозможно. Однако в картонную коробку сыпались мелкие купюры. Тетя Поля – психолог!
    Основную партию вел ее муж, маленький, горбатенький, сухонький. Веня пропил все, в том числе память. Его поводырем по улицам родного города была жена. Он забыл ноты, но как истинный музыкант сохранил гармонию звуков в своем сердце. Играл на уровне сильного студента консерватории, вышибленного с последнего курса за какой-нибудь подвиг. Мог объяснить происхождение любого попурри, которые исполняли неподалеку его конкуренты – скрипачи, флейтисты, аккордеонисты, – и виртуозно их переиначивал, за что и получил кличку Чертик.
    Общительную Полину Акимовну знали там все: от владельцев кафе до патрульных милиционеров. Она рассказала и мне, как бездетная вдова приехала лимитчицей из Сибири и ее познакомили с москвичом, который вел образ жизни пещерный. Она увидела незабываемое зрелище. В квартире на первом этаже, унаследованной от родителей, сохранился единственный предмет домашнего обихода – изгрызенный крысами деревянный сундук. На этом ложе и кемарил баянист без баяна.
    Немало сил отдала тетя Поля, чтобы отмыть, откормить Веню, а его непрерывный запой перевести в периодические. Отучила и от рукоприкладства, по старинной народной методе – клин клином вышибают. Правда, однажды перестаралась, чуть не отправила своего возлюбленного раньше времени на вечное поселение. Бедняга рухнул навзничь, захрипел, посинел. Но отдышался, отлежался, отпился куриным бульоном – и превратился из дикого в ручного. А свою благоверную стал нежно называть: «Бандитка!» Наконец настал день, когда сибирячка вручила воскрешенному москвичу баян, на его лысину надела белый картуз, для имиджа.
    Приготовления к грядущей зиме – животрепещущая тема в разговорах с Полиной Акимовной. Она сумела купить мешок муки, и относительно недорого. Еще бы мешок сахару надо, да успеть по сегодняшней цене, тогда им с мужем зима не страшна. Как-то она угостила меня пирожком с яблочной начинкой, после чего не осталось сомнений в ее кулинарном искусстве.
    Позднее жизнестойкая женщина поделилась со мной самым сокровенным:
    – Мой-то начитанный и все законы знает. Двадцать лет отсидел! Он у меня настоящий интеллигент, пока не напьется и не описается… Да только пенсия у нас одна.
    – А Венина? – спросил я невольно.
    – Какая может быть пенсия у черта?! – гневно воскликнула Полина Акимовна.
    Но глаза! Они у тети Поли смеялись.
    Она продолжила:
    – Никого не обидела, а женщины нашего района меня побаиваются. Зайду в парилку – загалдят, разбегутся, будто бешеная пришла. Люблю пар по-сибирски! Так поддам, что их обжигает, а мне одно удовольствие. Больная во всех местах, сердце слабое, не посплю днем – вечером мне плохо, а без хорошего пара банька не банька… Не видали эти бабы настоящих-то хулиганчиков, как у нас в Сургуте!»
    Помню одну сценку: молодой мужчина, почти юноша, вручил певице букетик цветов. Она растаяла от счастья. А Веня вскочил и выплеснул импровизацию на тему русских народных песен, от которой у слушателей появляется холодок под сердцем. Обедня по-арбатски! Он еще и добавил: «Фраера хохмят, что у меня память западает, а я и без нее играю лучше их!»
    Я предложил своим добрым знакомым бесплатные услуги хироманта. Полина Акимовна отказалась: грех. Веня испуганно забормотал про какой-то гипноз. Но со временем подошел ко мне, не снимая с плеч ремней музыкального инструмента, поправил белый картуз и жалобно спросил:
    – Кореш! Ну, почему я такой?! Как ты думаешь, кем бы я стал, если б не менты?
    Я изучил его ладони.
    – Почему вы такой, Веня, знает только Господь Бог. А кем могли стать, написано на ваших руках. Вас ожидала карьера крупного музыканта!
Думаю, я был недалек от истины. Потому что линия Аполлона, творческой одаренности, выделялась своими характеристиками. Но на линии Судьбы вышли знаки Закрытого пространства. Иногда их называют решетками. Еще обратили на себя внимание типичные метки, которые мудрено именуют саморазрушительными тенденциями. Похоже, что Веня сильно поскользнулся на чем-то и встать уже не сумел: человек слаб, а «тенденции» ой как сильны.
    Баянист продолжил свою исповедь:
    – Я окончил консерваторию. После выпускного вечера сделал первую ходку. Их было пять и все по хулиганке. Я отстаивал свои права. Меня сажали и сажали. Родись я в другое время, стал бы пламенным революционером. Обо мне бы книжку написали. А тут – звание присвоили. Не лорд, не гранд и не маркиз – особо опасный рецидивист, – подмигнул мне Чертик. После чего лихо заломил белый картуз и отправился продолжать концерт.
    Однажды среди праздничного шума шансонье и прочих артистов крепко подгулявший молодец, возможно, вспомнив своих родителей, в благородном порыве отвалил моим друзьям пачку стодолларовых банкнот… Полина Акимовна и Веня опешили, потом возликовали и, торопливо собравшись, направились домой, никого вокруг не замечая. Тут ко мне подлетела мороженщица Света, на ходу поправляя круглые очки.
    – Ардальон Филиппович, беда! Тетя Поля и Веня получили большие деньги, доллары. За ними пошли. Им не выпутаться!
На дворе поздний вечер. Маршрут стариков я знал: бывал в гостях. Быстро сложив в сумку вещи, поспешил к станции метро. На Киевской я не увидел своих друзей и перешел на кольцо. Направился к Проспекту Мира, там у них еще пересадка. Электропоезд снова с надрывным воем набрал скорость, ритмично застучали колеса.
    Где-то впереди меня едут Полина Акимовна и Веня, окунувшиеся мысленно в счастливую жизнь. Больше они не пойдут на Арбат в жару и холод, чтобы играть и петь до изнеможения, изображая озорного дедушку и строгую бабушку, а станут сидеть дома, у телевизора. Тетя Поля рачительно поведет хозяйство, будет варить уху из консервированной кильки, печь пирожки с капустой. Веня, несмотря на плохую память, не забудет с утра пропускать рюмашку водки.
    Напротив них, на скамейке полупустого вагона, наверное, сидят парни с безразличными физиономиями. Но, если бы Полина Акимовна или Веня посмотрели на них внимательно, они отвели бы глаза.
    На станции Проспект Мира моих друзей не было. Тревожно екнуло сердце. «Богатеи мои милые, почему вы так спешите?.. Откуда такая прыть?..» Поехал до Рижской. Должен догнать хотя бы на выходе из метро! Дальше им не миновать большого подземного перехода.
    Внезапно остановился эскалатор – явление редкое. Стоявший выше здоровенный детина обернулся ко мне и зарычал: «Зачем ты это сделал?!» Параноик?.. Сейчас он ударит меня, и я уж точно не успею. Но движение возобновилось, парень отвернулся.
    Вот и подземный переход. Он безлюден. Я быстро спустился, сжимая в руке газовый баллончик, прошел метров пятьдесят, повернул и застыл в ужасе… Что я увидел, передавать не стану: слишком тяжело. Видимо, старики не отдавали денег и сгоряча подняли шум. Венина испитая душа отлетела тут же. У Полины Акимовны пульсировали сонные артерии. Придя в себя, я вызвал скорую. Организм женщины еще боролся за жизнь в реанимации, но тщетно.
    Иногда представляю своих друзей, усталой походкой бредущих вечером к станции метро. Баян в футляре несет певица, жалеет мужа. Состоялась и черная месса: Арбат не отпустил их. Мороженщица Света заплакала, узнав о гибели наших артистов. Теперь грустно улыбается, когда вспоминаем их концерты.