ОХ, НЕЛЕГКА ДОЛЯ МОРЯЧКИ...
Университет окончен, надо начинать нормальную семейную жизнь. Прежде всего – съездить к родителям, забрать сына, которого не видела более восьми месяцев. Из Ленинграда вылетела 24-го июня рано утром, в Архангельске пришлось ночевать, так как прямых рейсов не было, самолеты летали небольшие, в основном ИЛ-14. Во время перелета от Архангельска до Нарьян-Мара произошла необычная встреча. Подошел ко мне после взлета один из пилотов, поздоровался: «Вы Гера? Вы меня не помните? А я вас сразу узнал! Судя по значку, вы Университет окончили уже?» У меня на груди действительно поблескивал университетский значок. Но я не могла вспомнить молодого человека. Мы разговорились, Алексей, как он представился, рассказал, что пять лет назад, тоже в июне мы с ним танцевали в Нарьян-Маре в Доме культуры, куда с подругами пошли вскоре после выпускного вечера. И я говорила ему, что еду поступать в Ленинград. А он тогда только начинал летать на самолетах. Как было приятно, что парень запомнил меня! А я даже имя его не вспомнила... Он пригласил меня пройти в кабину летчиков, и почти половину полета я пробыла там. Он показывал мне приборы, из окна так было интересно наблюдать за изменяющимися «картинами» Земли! Алексей пожелал мне хорошего пребывания в родном городе, посетовал, то я уже замужем и пожелал счастливой семейной жизни. Бывает же такое!
В аэропорту Нарьян-Мара меня встретил папа, тогда еще аэропорт находился напротив нашего поселка Малый Качгорт, через озеро. К дому переехали на лодке, на берегу уже нас ждали все родные - братья и сестры, а главное – мама с Костюшей на руках. Косте исполнилось год и три месяца, он, конечно, совсем не знал меня, не отходил от бабушки и звал ее мамой. Надо было заново знакомиться с сыном и постараться приучить его к себе до отъезда в Клайпеду. В эти дни я начала вести дневник нашего сына. Думалось, что буду делать записи много лет, наблюдая, как растет и развивается ребенок. Но, к сожалению, мы не всегда осуществляем свои благие намерения. Семейная жизнь складывалась нелегко, вечно не хватало времени, и я довольно быстро прекратила записывать свои наблюдения. Из тех записок, что сохранились, видно, как трудно малыш привыкал ко мне. Целую неделю я старалась проводить с ним все время, много гуляла на улице, играла, укладывала спать, и постепенно дела пошли на лад. Лишь спустя десять дней сын стал называть меня мамой.
Я пробыла в Нарьян-Маре около месяца. С тех пор мне больше уже не приходилось так подолгу гостить у родителей, все последующие приезды были кратковременными. Костюша окончательно привык ко мне. Пора было возвращаться в Клайпеду, встречать из рейса мужа и устраиваться на постоянную жизнь там. 20 июля мы с сыном улетели из Нарьян-Мара, а 21-го уже были в Клайпеде. Когда летели в самолете, Костика немного укачало, между Мезенью и Архангельском сильно трясло на воздушных ямах. Но в целом мы благополучно добрались до Клайпеды.
Первую неделю в доме свекрови, в непривычной для него обстановке, сын сильно скучал по всем, кого оставил в Нарьян-Маре, часто плакал, не отходил от меня ни на минутку, но постепенно стал осваиваться на новом месте. 25 июля побывали с ним в детской консультации. Костик весил 10 килограмм, рост был 74 см, врач нашла его здоровым и крепеньким. 27-го числа встретили с моря Павла. И опять Косте надо было привыкать к новому человеку, ведь он совсем не знал своего папу. Потребовалось больше недели, чтобы Костик понял, что это свой, родной человек.
Нашу семейную жизнь довольно подробно описал в своей книге Павел, и мне нет смысла повторяться. Поэтому, в дальнейшем повествовании я не буду придерживаться хронологической последовательности, а расскажу о том, как воспринимала нашу семейную жизнь я, а также о наиболее интересных, с моей точки зрения, периодах или эпизодах, которые не отражены у Павла Андреевича.
Я с большим трудом привыкала к жизни в Клайпеде, все здесь было чужим, не было близких друзей, моих родных. Первые три месяца были очень тяжелыми, в маленькой квартирке без удобств нас было семь человек, в том числе два маленьких ребенка - Саше было три года, Косте - полтора. Муж Фаины, Евгений, был в очередном рейсе. Отношения с новыми родственниками тоже складывались не просто. Их образ жизни не соответствовал моим представлениям о нормальной семье.
Свекор, работавший каменщиком на стройке, редкий день возвращался с работы трезвым, да и свекровь любила пропустить рюмочку. В будние дни она с утра покупала себе пару бутылок пива и пила его с сырыми яйцами,которые разбивала прямо в стакан с пивом. Я до этого даже не знала, что возможен такой «коктейль». Обед она готовила только ко времени возвращения с работы мужа, большую часть дня проводила на улице в беседах со своими соседками. Внуку Саше она давала в руку кусок колбасы и ломоть хлеба, или холодной картошки со сметаной, отпускала его на улицу играть около дома. Фаина работала тогда на сетевязальной фабрике, приходила усталая, часто вечерами уходила куда-то к подругам.
По выходным дням в дом приходили многочисленные родственники Марии Ивановны и Андрея Андреевича, устраивались долгие и шумные застолья, пили вино, водку, громко пели. К тому же, новые родственники требовали, чтоб я непременно участвовала в этих застольях и пила вместе с ними. Мне говорили: «Ты нас не уважаешь, раз не пьешь с нами!». Фаина могла им сказать довольно резко: «Отстаньте, что прицепились!», и уходила из дома. А мне деться и уйти было некуда. Я часто плакала. Приходилось удивляться, как же немолодые уже люди не понимали, что незачем молодой женщине с ребенком на руках привыкать к систематическим выпивкам. Особенно трудно стало, когда я начала работать в школе. Мне необходимо было много заниматься, читать, готовиться к урокам, но не было совершенно никакой возможности сосредоточиться.
Очень хотелось снять хотя бы небольшую комнату, отделиться от родителей и почувствовать свою самостоятельность. Сначала, когда Павел пришел с моря, искали жилье вместе, а потом уже я одна, после работы вместе с сыном ходила по частным домам, которых в ту пору было достаточно в районе рыбного порта. Но никак не находилось свободного угла, а ещё с маленьким ребенком хозяева не хотели брать квартирантов. В ноябре, благодаря совету коллег по работе в школе, я обратилась к семье Узюмских, Владиславе Карловне и Григорию Ивановичу, младшая дочь которых училась в моем пятом классе. У них был недавно построенный большой дом с мансардой. Вот в мансарде и сдали они нам комнату с небольшой кладовкой, которую я приспособила под «кухню» - там стоял керогаз, ведро с водой и нехитрый набор посуды.
Дом был без всяких удобств, с печным отоплением. В мансарде печь была одна на две комнаты (вторую занимала старшая дочь хозяев, десятиклассница Дануся.). Зимой в комнате было холодно, топили мы два раза в день, но все равно больше +15 градусов в морозные дни воздух не прогревался. Григорий Иванович помог мне купить дров, через своих знакомых выписал отходы с дерево-обрабатывающего комбината. Это были в основном не очень сухие рейки и горбыли, я их сама рубила топором, горели они плохо и тепла мало давали. Спасибо хозяевам, они вечером приглашали нас посидеть внизу, у телевизора, или просто поговорить, чаю попить. На первом этаже было всегда тепло. Владислава Карловна частенько выручала меня, когда надо было присмотреть за Костиком. Она была замечательной хозяйкой, и у неё я многому научилась. Мы прожили в их доме около девяти месяцев, а подружились на всю жизнь. Они всегда приглашали на все семейные праздники, юбилеи, на свадьбы дочерей. А когда младшая дочь, Лариса, родила сына Руслана, Павел стал его крёстным отцом.
Давно, около 20 лет назад умер Григорий Иванович, десять лет как ушла из жизни Владислава Карловна. Мы храним светлую память о них. Каждый свой приезд в Клайпеду я навещаю их могилы вместе с Ларисой и Данусей – их дочками, с которыми мы стали, как родные. Именно по совету Владиславы Карловны я стала регулярно записываться и ходить на приём к руководству базы Океанрыбфлот, добиваясь выделения жилплощади, как молодым специалистам. И к июлю 1963 года «выходила», добилась – нам выделили комнату в коммунальной квартире! Какое это было счастье! Как все-таки было хорошо, что в советское время молодые семьи могли получить хотя бы комнату и надеяться со временем переехать в квартиру.
Быть женой моряка, да к тому же моряка рыболовецкого судна, оказалось очень нелегко. Частые и продолжительные разлуки влияют на весь семейный уклад. Каждый раз, когда муж возвращался с рейса, я уговаривала его сменить работу, устроиться на берегу, он говорил : « Потерпи, вот еще рейсик сделаю, потом попробую поработать на суше». Но море затягивало, любил он его, надо было смириться и ждать. Как у большинства морячек, большая часть домашних дел доставалась мне. Когда мы получили свою первую комнату с общей кухней, на улице Миниос, 137, соседями оказалась тоже морская семья. И мы с Фаиной Максимовной к приходу мужей с моря «надраивали» квартиру, делали ремонт: белили потолки, красили стены, полы, окна – не нанимали никаких мастеров. Считали, что мужья, придя с моря, должны отдыхать. Они и были, как редкие гости. Так потом и повелось. Павел, практически до переезда в Городок в Белоруссии, не занимался никакими домашними делами.
Починить утюг, выключатель или розетку, вбить гвоздь, просверлить дырки в бетонной стене и укрепить карниз для штор, что-то отпилить, привинтить, переставить мебель, не говоря уже о более мелких житейских делах - все ложилось на женские руки. Кое-что я умела с детства, спасибо моим родителям и школе, но многому пришлось научиться. Службы быта были слабо развиты, да не побежишь из-за всякой мелочи к мастеру, проще самой сделать.
За время жизни в Клайпеде мы пять раз меняли жилье, и только один раз переезд с одной квартиры на другую (с ул. Кауно на ул. Дебрецена), происходил, когда Павел был дома, на берегу, и ему пришлось принимать участие в ремонте. Муж мой был очень неприхотлив в быту, его не волновало, какая мебель у нас стоит, есть ли ковры, хрусталь в серванте и тому подобное. Главное, чтоб было, где спать, что поесть, чтоб было чисто, и все были здоровы.
Сейчас период с середины 60-х и до смерти Л.И. Брежнева принято называть «временем застоя», именно на это время и пришлась большая часть нашей с Павлом семейной жизни. Возможно, благодаря тому, что жили мы не в России, а в Литве, или тому, что муж ходил в море, мы никакого застоя не ощущали. Все эти годы в Клайпеде не было продовольственного дефицита, вплоть до 1991 года, когда тоже ввели талоны на некоторые продукты. Но их всегда отоваривали, так что дома даже собиралось большое количество неиспользованных круп, мыла, стиральных средств.
Литва всегда славилась своими мясными и молочными продуктами, фруктами и овощами. А какой вкусный хлеб пекли в Клайпеде, особенно нам нравился с тмином. Очень мне нравилась и литовская кухня, я научилась готовить цепелины и драники, холодный литовский борщ, этими блюдами и сейчас иногда балую своих сыновей и внуков. При том изобилии фруктов, какое есть в Литве, грех было не научиться консервировать. Я быстро научилась и варенье варить ( на севере мы этого ведь не делали), и компоты закатывать, и яблоки мочить, и огурцы с помидорами мариновать. В окрестных лесах у Клайпеды бывает много грибов, особенно на Куршской косе, мы ездили за грибами, солили и мариновали их. Когда у нас бывали в гостях мои школьные и университетские подруги, они восхищались Клайпедой, говорили, что мы живем как в раю по сравнению с Россией.
Начинали мы с Пашей жить буквально с нуля, с иголки – нитки. Я после университета привезла с собой большую коробку книг, электропроигрыватель с парой пластинок, доставшиеся в «наследство» от 48 комнаты общежития, когда мы разъезжались, да одеяло с комплектом белья. Помощи материальной нам никто не оказывал. Но год за годом как бы поднимались по ступенькам вверх, к благополучию. И спустя два года после моего приезда в Литву уже начали понемногу помогать деньгами своим родителям.
По мере того, как росли заработки, улучшалась и наша жизнь, мне хотелось, чтоб у нас было «не хуже, чем у других». В среде рыбаков, а точнее, их жен, было стремление перещеголять друг друга в убранстве квартир, в одежде. У кого-то мужья находились в море почти без перерыва, бывая дома всего две-три недели между рейсами, зато жены покупали дорогие шубы, золото, хрусталь и прочие атрибуты тогдашней роскоши. У меня же тяги к эти предметам никогда не было, а вот создать уют в квартире хотелось. Если надо было купить что-то из мебели, то я старалась купить все сама, пока Павел был в море, потому что с ним это сделать было сложнее. Он старался отговорить меня, мол, зачем, у нас и так хорошо, ему не хотелось лишних хлопот.
Когда потребовалось для Кости купить пианино – сын окончил первый класс музыкальной школы по классу скрипки, и для второго класса необходим был этот инструмент, мне пришлось долго уговаривать мужа. В конечном счете, я купила фортепьяно в кредит, поставив Павла перед свершившимся фактом. А потом он очень радовался, что у нас есть такой прекрасный музыкальный инструмент, особенно, когда на нем стал неплохо играть Володя.
Хотя в нашей жизни было немало всякого рода неудач, несчастий, все-таки к 90-м годам, к моменту развала СССР, мы жили, на мой взгляд, очень хорошо, может, по теперешним меркам и не богато, но очень прилично. У нас была прекрасная квартира, новая автомашина, металлический гараж, и строился второй, кирпичный, в кооперативе. У Кости с семьей тоже была квартира и машина, строили квартиру для Володи в Ленинграде. И всего этого мы добились с Павлом своим трудом.
Вообще-то наша жизнь, как впрочем, наверное, у многих людей, была чередованием светлых и темных полос. Я шутила по этому поводу, что регистрироваться во Дворец бракосочетания шла в юбочке в горизонтальную полоску – белую с темно синей, вот и жизнь получилась вся полосатая, то радость и успех, то всякого рода неприятности. Даже наши с Павлом взаимоотношения были «полосатыми». Сейчас, когда я уже много лет вдовствую, многое переосмысливается, видится иначе. В некоторых ситуациях я вела бы себя теперь по-другому, и не было бы многих ненужных размолвок.
У моего мужа была масса достоинств, он был добрым, отзывчивым человеком, очень ответственно относился к работе, всегда откликался на просьбы друзей и знакомых помочь в чем бы то ни было. Но пагубное пристрастие к частым выпивкам доставляло мне так много обид и горя, что порой хотелось бросить все, забрать детей и уехать, куда глаза глядят. Я любила мужа, с нетерпением ждала его возвращения с рейсов. Каждая весточка с моря – письмо, радиограмма – приносили большую радость, позднее появилась возможность изредка разговаривать по радиотелефону, хоть в течение 1-2 минут услышать родной голос. Сколько бессонных ночей я провела! Особенно тягостными были последние недели, а потом и дни перед возвращением с рейса. Павел обычно сообщал мне радиограммой заранее время прихода в порт. Но так хотелось, чтоб это произошло поскорее, думалось, вдруг придут раньше! Я по несколько раз звонила (как и другие жены) в диспетчерскую Базы, чтоб уточнить час и минуты, когда судно подойдет к причалу. Представляю, как мы надоедали дежурным!
Корабль еще подходил к контрольно-пропускному пункту (КПП), на Куршской косе, по ту сторону залива, а мы с детьми (если это была не ночь), с букетами цветов уже «атаковали» проходную рыбного порта, ожидая, когда нас пропустят на причал. В начале 80-х годов в рыбном порту, перед проходной, оборудовали специальное помещение для встречи моряков, там можно было спокойно посидеть, даже телевизор был и игрушки для детей. А до этого бывало, что мы часами простаивали на улице, ( конечно, делать это нас никто не заставлял). Помню, однажды, в 1965 или 1966 году, я и еще некоторые женщины, всю ночь простояли на причале, а пароход все почему-то держали на КПП, он никак не шел в порт. Дело было поздней осенью, холод, ветер, даже дождик моросил, а мы до боли в глазах всматривались – не покажутся ли огни «родного» судна, и все-таки дождались!.
Зато сколько радости, счастья приносили встречи! Когда дети подросли, мы ходили встречать все вместе. Вот, наконец, судно ошвартовалось у причала, и мы все осторожно поднимаемся по трапу на борт, ребятишки виснут на отце. Идем в каюту, папа раскладывает перед сыновьями заморские гостинцы, ведет на капитанский мостик, показывает все, что интересует мальчиков. Если оказывалось, что Павел должен стоять вахту до утра, мы все оставались с ним на судне, мальчиков это особенно радовало, можно было все досконально осмотреть и поспать на папиной койке в каюте! Потом вместе едем на такси домой, где все приготовлено к встрече дорогого «гостя». Часто сразу же приходили родственники - родители Павла и его сестра с детьми. Конечно, хотелось, чтоб после долгой разлуки муж принадлежал только мне и детям.
Затем начинались трудные «отчетные» дни – муж должен отчитаться за рейс, на судно приходили всякого рода проверяющие, и всех надо было «угостить», со всеми выпить, такой был обычай тогда. Уходил из дома рано, возвращался поздно ночью, конечно, в хорошем подпитии. А потом - бесконечные встречи с друзьями, родственниками, походы в рестораны. Я не возражала, чтоб гости собрались у нас дома, дом наш всегда был открыт для родных и друзей. Но зачастую такие вечеринки переходили в заурядную пьянку далеко за полночь, с шумом, гамом, а это мешало детям, и я уставала. Мне хотелось вместе пойти в кино, в театр или на концерт, просто погулять с детьми в парке или в лесу. При всякой возможности я старалась заранее купить билеты куда-нибудь. Но случалось, Павел забывал о намеченном мероприятии, возвращался домой после полуночи, а то и под утро, пьяным. Конечно, мы ссорились, иногда очень сильно.
Это отражалось и на детях. Как-то, еще в 1964 году, я прочитала в книге Александра Андреева «Рассудите нас, люди» такую фразу (и выписала ее себе в тетрадь): «…Никогда не приходи домой пьяным, даже подвыпившим. Большего горя для жены нет. И не кричи на нее. Если жена боится мужа, трепещет от одного его взгляда, то считай, что женщины в доме нет, - значит, и жизни нет. А в семье главное действующее лицо – женщина!». Конечно, я показывала мужу эту запись, да и вообще, много говорила с ним о своем отношении к пьянству, главному разрушителю многих семей. Но, как говорится, у русских мужиков, «пока жареный петух в темя не клюнет», мужик не опомнится.
Вообще, наверное, процентов 90 наших ссор с Павлом происходило из-за его частых выпивок. Счастье, что мы оба были отходчивы, долго не могли сердиться друг на друга, как правило, к вечеру мирились. И еще у нас с первых дней сложилась традиция – утром, уходя на работу, обязательно попрощаться, поцеловать друг друга, а тому, кто остается дома, еще и помахать в окошко рукой. Даже если перед этим мы не до конца помирились и на душе «скребли кошки». Так было всю жизнь. С годами, особенно, когда мы переехали в Ленинград, Павел осознал, как много плохого, негативного внесло в нашу жизнь его пристрастие к спиртному, но ушедшего не вернуть, прошлого не исправить. Ведь не только здоровью наносился огромный вред, и его собственному, и моему, да и здоровью детей тоже.
Сильно страдал от чрезмерных трат на спиртное и наш семейный бюджет. Как-то, в порыве откровенности, Павел сказал мне, на досуге подсчитав, что за свою жизнь он потратил на сигареты столько денег, сколько стоил автомобиль «Волга». А еще две «Волги», если не больше, ушли на спиртное! Душа у мужа была добрая, если он шел в ресторан с приятелями, то первым доставал из кармана свои деньги (кошельков он не признавал и деньги носил в кармане), рассчитывался за всех сам. Так что за вечер мог потратить там мою двухмесячную зарплату. Я, когда работала в школе, а потом в ЦПКТБ, да, пожалуй, до 80-х годов, получала чуть больше 100 рублей в месяц. И старалась экономить на всем. Сама шила большую часть одежды себе и сыновьям, вязала кофточки, свитера, носки. Да и питались мы, особенно первые годы жизни, весьма скромно, хотя продукты в Литве были тогда дешевы, особенно овощи и фрукты на рынке.
Павел, уходя в рейс, оставлял мне аттестат на 80 или 100 рублей. С учетом моей небольшой зарплаты, сумма была невелика, ведь нас было 4 человека (Маша, дети и я). С этой суммы я как-то старалась делать не очень крупные покупки, например, ткань на постельное белье (наволочки, пододеяльники шила сама), посуду, что-то из обуви. Если же хотелось купить что-то из мебели, по тем временам самые дорогостоящие вещи, приходилось пускаться на хитрость. Когда мы жили на улице Миниос, в соседнем доме, напротив – окна в окна, жила семья Хомовых, с которыми мы дружили. Валя и Самуил были гораздо старше нас, у них тоже было два сына, Олег и Юра. Самуил Хомов, ходил с Павлом в море в должности второго помощника, а Павел был тогда уже старпомом (у Самуила образование не позволяло подняться выше 2 помощника).
Валя, конечно, была опытнее меня в семейной жизни. Вот она мне и посоветовала – когда наши мужья получают расчет за рейс – зарплату за несколько месяцев, то есть приносят домой приличную сумму, особенно, если рейс был удачным и план выполнен, сразу делать как можно больше крупных покупок. Сейчас это может показаться смешным, но мы вступали как бы в своеобразное соревнование – кто быстрее сумеет потратить деньги, так чтоб на выпивки и банкеты не оставалось совсем, или очень мало. Если муж по дороге домой от кассы не заходил в ресторан или кафе (несколько раз случалось и такое), приносил и отдавал мне всю сумму, я на следующий день, пока он был на работе, мчалась в магазины и покупала давно присмотренную вещь.
Так было перед новым, 1965 годом, незадолго до рождения Володи. Муж приходит с работы, а я сижу на полу и собираю только что купленную мебель. Магазины тогда все были близко, с доставкой проблем не было, а купленная мной секция состояла из множества мелких деталей, которые надлежало соединить в полки. Я была на седьмом месяце беременности, и пришлось Павлу присоединяться ко мне и вместе заканчивать начатую работу. А через несколько дней мне удалось уговорить мужа купить первый в нашей жизни черно-белый телевизор. Новый год мы встречали перед новым телевизором!
Конечно, с годами, взрослея, Павел стал понимать, что для создания уюта в доме нужны не только мои усилия, и мне уже проще стало уговорить его на приобретение той или иной крупной вещи. Когда Павел начал ходить в рейсы с заходом в иностранные порты, и морякам стали выплачивать небольшие суммы в валюте, он покупал кое-что за границей, старался сделать подарки всем: и мне, и детям, и Маше, и сестре Фаине. Но суммы, которые они получали, были очень маленькими, на что-то хорошее их попросту не хватало. Лишь в последние, 80-е годы, положение изменилось, моряки могли получить в иностранном порту большую часть причитающейся иностранной валюты и потратить ее по своему усмотрению. Паша тогда привез с рейса нам и для семьи Кости ковры, много тканей на платья и на оконные шторы.
Потом, после захода в окнце рейса судна в Данию, в доме появился цветной телевизор и видеомагнитофон «Philips», они служат мне до сих пор. А летом 1990 года Павел привез с рейса даже подержанный автомобиль «Ауди», о чем он писал в своей книге. Этот автомобиль, точнее, деньги от его продажи, помогли нам купить вскоре дом в Белоруссии. Хватило денег и на переезд, и на большой ремонт купленного дома.
Если бы не «революция» 90-х и распад СССР, мы прекрасно прожили бы остаток жизни в Литве. Но время и события повернуть вспять невозможно. О жизни в «лихие» девяностые годы Павел подробно рассказал в своей книге, а том, как мне пришлось жить без него, может расскажу позднее, если успею.