Глава 3. Беда приближается.
Минуло не меньше месяца. Франсуа Дюфрен уже передвигался из комнаты в комнату, опираясь на самодельный костыль. Мари не покидала отцовский дом, да и Жозефина старалась пореже выходить из дома. В окрестностях было неспокойно. До небольшого поселения каготов то и дело доходили тревожные новости. В стране начались волнения. Простой люд поднялся против знатного сословия. На дорогах стало очень опасно, и люди предпочитали отсиживаться по домам. Каготы затаились. Они знали, в любые смутные времена их убивали первыми, не разбирая, виновны они в чём-либо, или нет. Сейчас Франсуа уже жалел, что не уехал. Он боялся, что если волнения начнутся в их провинции, его семья может пострадать. Оставшиеся в поселении семьи каждый вечер собирались вместе и гадали, как поступить. Более осторожные мадам Важу и её брат Фредерик предлагали укрыться в Вальберском лесу, как уже делали прежде их предки. Более смелые Аньес и Серж Лорье предлагали покинуть дома и двинуться в Дувр, а оттуда отплыть в Америку. Франсуа колебался. Они с Жозефиной стали часто ссориться. Жена хотела покинуть страну, сам же Дюфрен склонялся к тому, чтобы спрятаться в лесу.
- Ты думаешь, этот лес непроходим? – кричала Жозефина. – Да стоит сотне человек и своре собак войти в него, как они в пару дней разыщут нас.
- Но к чему им нас искать? – возражал ей Франсуа. – Ведь мы не враги, чтобы нас так разыскивать.
- Ты уверен? На нас будут охотиться не те, так другие. Ведь междоусобицы всегда дают лишний повод выместить на нас вековую ненависть. Так было всегда. Лучше уж уехать туда, где о нас никто не знает.
- Уехать? Ты хочешь ехать в страну, где постоянно воюют. Куда уж безопаснее!!!
Такие разговоры случались всё чаще, но дело не сдвигалось с мёртвой точки. Мари не участвовала в этих спорах, но была полностью на стороне отца. Ей было страшно даже подумать, что они смогут уехать из Франции, из Бретани. Несмотря на горькие разочарования, что ей уже пришлось пережить, она не мыслила себя где-либо в ином месте, нежели Сент-Мари-Жоффруа.
Дни шли, а семейство Дюфрен так ни на что и не решилось. Единственной переменой в их существовании стала лишь ещё большая их отчуждённость. Всякие посещения деревни, церкви и любых близлежащих окрестностей полностью прекратились. Перемещения семьи ограничилось их собственным домом и домами соседей. Франсуа Дюфрен, здоровье которого почти полностью восстановилось, ещё выезжал на отдалённые пастбища, где пасся его скот – основной источник дохода семьи, но женщинам было категорически запрещено покидать дом, и Мари вместе с матерью проводили дни за домашними хлопотами. Им приходилось всё делать самим, так как их служанку Нинель вызвали к родным в соседний округ.
Мари сидела у окна, когда во двор въехала двуколка отца. Девушка сразу заметила, что отец чем-то сильно взволнован. Она поспешила в гостиную их дома, где находилась её мать, и услышала, как Франсуа Дюфрен торопливо говорит:
- Ужасные события, Жозефина. Жители деревни совершенно потеряли рассудок. Неделю назад в Сент-Мари-Жоффруа появились какие-то подозрительные люди, они принялись подстрекать жителей к нападению на шато Берсье.
- На шато Берсье? – с ужасом вскричала Жозефина. В этот момент Мари вошла в комнату и увидела, что отец её в изнеможении расположился в кресле, а мать стоит перед ним с испуганным видом. Она взглянула на дочь и вскричала: - Ты слышала, Мари? Напасть а шато Берсье, резиденцию маркиза Неверо!
Шато Берсье был единственным замком в их местности, и владениями грозного маркиза Неверо, отличавшегося гордым нравом и тяжёлым характером. Жители деревни, которую маркиз почитал своей собственностью, часто страдали от его выходок, но не смели роптать, так как слуги маркиза быстро расправлялись с недовольными. В шато был внушительный гарнизон отчаянных головорезов, и маркиз прощал своим людям любые выходки, и даже защищал их и покрывал. Не счесть было историй о том, как деревенские девицы подвергались домогательствам бравых вояк, и у многих деревенских мужчин был зуб на них за дочь, сестру или жену. К тому же, они часто громили единственный деревенский трактир Альбера Моро, «Золотая голубятня». Сам маркиз тоже не отличался целомудрием, и если ему нравилась какая-либо красотка, ей не удавалось избежать его постели. Правда, женщины быстро надоедали маркизу, и тогда он возвращал их обратно, зачастую со своим ублюдком во чреве. И кому об этом и было знать, если не Жозефине, ведь к ней часто обращались попавшие в беду девушки. В общем, жители Сент-Мари-Жоффруа боялись и ненавидели маркиза Неверо.
К счастью, каготы избегли внимания маркиза, настолько сильно было к ним его презрение, и, к их великой радости, почти никогда не бывал по эту сторону Вальберского леса.
- Если они нападут на шато, гневу маркиза не будет предела! – Жозефина прижала ладони к лицу.
- Верно, но селяне словно одержимы дьяволом, да и вся провинция тоже. Отовсюду доходят вести о бунтах, нападениях на замки и дворян. Говорят, что в Париже чернь осмеливается осаждать Лувр!
- Боже!
Мари с испугом переводила взгляд с отца на мать. Она впервые видела родителей такими растерянными.
- Мне кажется, Франсуа, нам нужно скрыться, ведь если то, что ты говоришь, правда, скоро здесь станет очень опасно, - Жозефина едва успела вымолвить последние слова, как дверь за её спиной распахнулась, и в комнату буквально ввалился Фредерик Важу, невысокий, щуплый мужчина лет пятидесяти.
- Эти безумцы на маркиза, и теперь он громит деревню! – выпалил он, едва переводя дух. – Я еле ноги унёс из Сент-Мари-Жоффруа!
- Вы были в деревне, Фредерик! – воскликнула мадам Дюфрен. – Какая нелёгкая понесла вас туда в это беспокойное время?
- Я… я… - замямлил Фредерик. - Сестра послала меня за кожами.
- Ваша сестра ещё более бестолкова, чем вы. Ведь люди маркиза могли заметить вас и пойти за вами следом – гневно вскричал Франсуа Дюфрен. – А ведь мы ближе всего к деревне и людям маркиза всё равно, кого грабить и убивать. Что нам теперь…
Его последние слова прервал ужасный шум и крики. Мадам Дюфрен метнулась к окну.
- Они уже здесь! Шарят в пристройке!
Франсуа быстро оттащил жену от окна и затравленно оглядел комнату. На стене висело ружьецо, с которым он иногда в Вальберском лесу охотился на рябчиков, и мужчина кинулся к нему.
- Нет! – его жена уцепилась за него. – Ты не сможешь противостоять им, Франсуа, мы должны спрятаться. Вставайте, Фредерик! – прикрикнула она на мужчину, который, едва услышал шум, начал сползать по стене на пол. – Мари, скорее! Их немного, мы можем ускользнуть!
Она потянула за собой мужа, кивнув дочери, и бросив свирепый взгляд на Фредерика Важу. В дальнем конце комнаты была ещё одна дверь, ведущая в узкий коридорчик, соединяющий комнату и кухню. В кухне Франсуа Дюфрен открыл люк в полу, и каготы спустились в погреб. Закрывая крышку люка, Франсуа услышал шаги в доме. Люди маркиза разбегались по комнатам, хватая всё, что им хотелось.
Хозяйка дома уже отодвигала ящики в дальнем углу погреба, за которыми находился ход, ведущий из погреба в лес. Муж поспешил помочь ей, открыв потайную дверь, он прихватил масляный фонарь, и когда в кухню ввалились опьянённые битвой и грабежом воины из шато Берсье, беглецы уже были на полпути между домом и лесом.
Подземный проход был низким и узким, но всё же он вёл каготов к их цели, и довольно скоро они смогли выбраться наружу в густом кустарнике у края леса.
- Я должен вернуться домой! – Фредерик Важу выглядел бледным и испуганным. – Сестра дома одна. Я должен увести её.
- Вы правы, - Жозефина взглянула на мужа, и тот согласно кивнул головой. Их перепуганный сосед поспешил скрыться в высоких зарослях лещины, а семейство Дюфрен направилось вглубь леса. Они шли уже минут двадцать, и проходили краем оврага, как вдруг Франсуа Дюфрен с силой толкнул Мари. Ноги девушки соскользнули с края оврага, и она кубарем покатилась вниз.
- Беги, дочка! – услышала она голос отца, а затем звуки выстрелов и истошный крик матери. Девушка с трудом поднялась и, взглянув наверх, увидела, как отец её, покачнувшись, оседает наземь. Раздался ещё один выстрел…
Мари поняла, что родители мертвы.
- Посмотри в овраге, Жак, - услышала она. – Их было трое.
Мари побежала. Сердце её разрывалось от боли, слёзы катились из глаз, тона почти не разбирала дороги, но всё же бежала и бежала. Овраг уже выводил её к небольшому лесному озерцу, как вдруг, позади раздались тяжёлые шаги. Девушка оглянулась, и у неё занялся дух. Огромный верзила, сжимая в рука окровавленный нож, нёсся следом за ней.
Она попыталась бежать быстрее, но мужчина быстро настигал её, и едва она достигла берегов озерца, как была сбита с ног, упала и ударилась головой о торчащий из земли камень. Сознание тут же померкло.
Глава 4. Пленницы.
Мари с трудом открыла глаза. Она лежала на земле, на боку. Голова гудела, как церковный колокол. Вокруг было темно, лишь в нескольких шагах от неё догорал костерок. У костерка сидели двое мужчин. Одного Мари тут же узнала. Это он гнался за ней. Огромный, с толстыми руками и мощными ногами, с низко растущими надо лбом волосами и выпирающими челюстями, он более походил на зверя, чем на человека. Второй, тощий, лысый, с одним глазом и шрамом, пересекающим всё лицо, казался не менее омерзительным. Заметив, что девушка смотрит на него, он осклабился, показав наполовину лишенный зубов рот, и просипел:
- Очнулась, киска?
Девушка дёрнулась и поняла, что она очень крепко и умело связана.
- Ах, не стоит рваться, киска, - ухмыльнулся мужчина, - я сейчас поем и займусь вами.
Сердце Мари подпрыгнуло и забилось где-то в горле.
- Лучше убить её! – пробасил верзила.
- Помолчи, Жак. Тебе лишь бы убивать. Экое ты животное, - тощий мелко рассмеялся. – Да разве можно убивать такую красотку? Посмотри на неё. Кожа нежная, шелковистая, волосы роскошные, а уж глазки… Никакого сравнения с этой шлюшкой Манон. Нет, я возьму её в замок, и долгими ночами она будет согревать мои кости. Если бы ты не пристрелил ту женщину, также как мужчину, то и у тебя была бы сейчас подружка. Ну, ну, Жак, не рычи. Будешь паинькой, и я поделюсь с тобой. Мы ведь друзья!
Мари зажмурила глаза. Не видеть! Не слышать! Значит, её родители и в самом деле мертвы! Она до последнего надеялась, что случится чудо, и мать с отцом окажутся живы, но нет, видно, она и вправду осталась одна на белом свете.
Горячие капли потекли по щекам, от рыданий тело содрогнулось.
- Смотри, Рене, она плачет, - пробасил Жак.
- Ну, не стоит, не стоит, киска, тебе будет со мной хорошо, вот увидишь. С теми, кто ко мне ласков, я сама доброта, верно, Жак.
В ответ раздалось лишь ворчание. Мари продолжала плакать, рыдания душили её. Она открыла глаза и увидела, что мужчины смотрят на неё с каким-то странным любопытством.
- Ты погляди, Жак, - тощий поднялся и подошёл к девушке, протянул руку и отбросил длинную прядь волос. – Она круглоухая!
- Тьфу! – сплюнул Жак.
- Нет, ты не прав. В постели каготки очень сладкие, - его дружок осклабился. Мари зарыдала громче. - Ну, вот что, девчонка, твоё нытьё мне надоело. Если не прекратишь, я изобью тебя. А рука у меня тяжёлая.
Мари с большим трудом подавила рвущиеся из груди рыдания и только следила за двумя мужчинами. Рене достал откуда-то четверть буайской булки и сыр, нарезал их и принялся уплетать, подсовывая отдельные куски Жаку. Его сотоварищ снял с пояса флягу, и мужчины попеременно отхлёбывали из неё. Ни одному из них не пришло в голову дать Мари питьё или пищу, и девушка, у которой с раннего утра во рту не было маковой росинки, почувствовала, что готова просто умереть от голода и жажды.
- Прошу вас… - обратилась она к своим захватчикам.
- Чего тебе, круглоухая? – грубо спросил Жак.
-- Ну что ты, Жак, не стоит так грубо разговаривать с дамой, - Рене поднялся и подошёл к лежащей на голой земле девушке. – Чего тебе хочется, милая?
Этот мужчина, несмотря на его ласковый тон, внушал девушке гораздо больший страх, чем его спутник, в котором Мари угадывала пусть грубое, но крайне примитивное существо. Она вся сжалась, но потребности тела заставили её всё же вымолвить.
- Прошу, можно мне воды и кусочек хлеба?
- Что ж, приятно слышать ласковые речи. Пожалуй, я уважу твою просьбу, - мужчина рывком поднял девушку так, что она смогла сидеть, принёс кусок булки и сыра, и принялся отщипывать маленькие кусочки. Мари пришлось лишь послушно открывать рот, хотя её и передёргивало от отвращения и страха.
- А знаешь, Жак, приятно, когда женщина есть с твоих рук, - захихикал Рене. Его дружок лишь промычал что-то невразумительное. Напоследок Рене поднёс к губам девушки фляжку и позволил ей сделать глоток довольно дрянного вина. После чего провёл своей шершавой ладонью по щеке девушки и произнёс:
- Как бы мне хотелось поразвлечься с тобой сейчас, красотка, но проявим терпение. Завтра мы будем в шато, и уж тогда-то ты сполна вознаградишь меня за мою доброту.
Мари не могла вымолвить ни слова, и лишь смотрела на него широко раскрытыми глазами.
Наутро, проведя ночь в лесу, Рене и Жак направились в шато Берсье. Они развязали своей пленнице ноги, прикрутили к её связанным рукам верёвку и тащили её за собой, словно скотину на бойню. Выбравшись из леса на дорогу, они прошли через Сент-Мари-Жоффруа. Мари с ужасом увидела, что добрая половина деревни сожжена дотла, а в остальных домах выбиты окна и двери. Тут и там вались трупы мужчин, женщин, детей. Она то и дело узнавала знакомые лица. В центре деревни, посреди главной площади рос высокий платан, и девушка различила на его ветвях несколько тел, повешенных. Она невольно вскрикнула, а ведущие её мужчины лишь грубо загоготали, и Рене проскрипел:
- Вот что бывает с теми глупцами, что поднимают руку на господина маркиза.
Миновав деревню, они вышли на дорогу, которая прихотливо вилась среди полей. Им пришлось идти довольно долго, и Мари совершенно выбилась из сил. Наконец, показались стены шато. Замок стоял у небольшой рощи, окружённый рвом, полным мутной затхлой воды. Подъёмный мост был опущен, и по нему сновали вооружённые люди. Их одежда, как и наряд её спутников, состояла из небольших стальных шишаков, кожаных курток и штанов и высоких сапог. У некоторых поверх курток были надеты кирасы или железные нагрудники. Они заметили приближающуюся троицу, и некоторые приветствовали Рене и Жака, и отпускали непристойные шутки. Мари, ошеломлённая, испуганная, не понимала, к счастью, и половины этих шуток. Она лишь плелась следом за Рене.
Едва они миновали ворота, расположенные в глубокой арке, и вступили на вымощенный булыжником двор, как спутников её окликнул богато и щегольски одетый молодой человек.
- Рене Буазо и Жак Дюран, где вы шлялись всю ночь?
Рене недовольно скривился, но всё же вытянулся и отрапортовал:
- Мы ловили в лесу мятежников, капитан.
- Что? Какие в лесу могут быть мятежники? – молодой человек презрительно окинул взглядом воинов, выглядевших довольно помятыми, и заметил за их спинами Мари. – А это кто у вас?
- Мятежница, капитан. Она одна уцелела после того, как мы с Жаком уничтожили вражеский отряд.
- И много человек было в этом отряде?
- Не меньше десятка, капитан, верно, Жак? – его товарищ усердно закивал головой.
- Что ж, если так, то вы прощены. Отведите эту девку туда, где заперты остальные пленницы, - молодой человек скользнул взглядом по запачканному лицу Мари и её разорванному платью и брезгливо поморщился. – Вечером господин маркиз решит, что с ней делать.
- Но капитан… - Рене попытался возражать, но капитан так сверкнул на него глазами, что мужчина предпочёл подчиниться, и спустя несколько минут втолкнул Мари в помещение, служившее, видимо, амбаром, в котором на полу сидели девушки и молодые женщины. Их было около десятка, и Мари узнала их всех. Здесь были и сёстры Вуази, и дочь мельника, миловидная Розина, и молоденькая мадам Руже, которая стала матерью пару месяцев назад. Знакомы были ей и остальные. Все они дружно уставились на вновь прибывшую.
- Мари? Мари Дюфрен? – воскликнула Жаклин Вуази. – Как ты очутилась здесь?
- Меня захватили в лесу, - Мари обессилено опустила на глиняный пол. Розина поднялась, приблизилась к ней и принялась распутывать верёвки, которые её пленители не потрудились развязать.
- Что ты делаешь? – закричала Жаклин, вскакивая на ноги. – Не прикасайся к ней, ведь она каготка!
- Хватит этих глупостей, Жаклин, - мадам Руже также подошла к Мари и стала помогать Розине. Вдвоём им наконец удалось это сделать.
- Твои родители, Мари? – негромко спросила мадам Руже.
- Они мертвы, - девушка всхлипнула.
- Бедное дитя, мадам Руже и Розина помогли девушке подняться и повели её туда, где сидели остальные.
- Мы все пострадали, - зло выпалила Жаклин, - все потеряли родных, а вы жалеете лишь эту круглоухую!
- Напомню тебе, Жаклин Вуази, что мы страдаем из-за собственной глупости, вернее, из-за глупости наших мужчин, которые наслушались каких-то мерзавцев и напали на замок маркиза. И, насколько мне известно, к ним присоединились и некоторые женщины. Каготы же ни на кого не нападали, и пострадали лишь потому, что жили рядом с нами.
- Если бы ты поменьше болтала, и побольше делала, может, нам не пришлось бы теперь здесь сидеть, - Жаклин подбоченилась, готовая скандалить до последнего.
- Ты считаешь, что если бы я, как и ты, отправилась криками подбадривать мужчин, которые кинулись на замок, не имея иного оружия, кроме вил и топоров, я смогла бы переменить ход сражения?
- По крайней мере, я делала всё, чтобы помочь им.
- Ну да, дикие вопли и размахивание нижней юбкой очень помогают.
- Ну, всё, довольно! Прекратите!- Франсуаза Моро, дочь трактирщика. – Наши мужчины мертвы, деревня сожжена, а вы пререкаетесь по пустякам! Мы все в равном положении, и неизвестно, что с нами сделают маркиз и его люди.
Слова её мигом потушили вспыхнувшие страсти, и пленницы снова погрузились В то состояние апатии, в котором они пребывали до прихода Мари Дюфрен. Мари уселась на охапку соломы возле стены, рядом устроилась мадам Руже, которую интересовало, что же произошло в поселении каготов. Мари с болью поведала ей об их попытке бегства и о гибели родителей. В ответ мадам Руже рассказала девушке, что произошло в деревне. По её словам, в Сент-Мари-Жофруа откуда-то прибыл проповедник с парой подручных, и они принялись подбивать деревенских жителей на бунт против их законного господина. Поначалу мужчины слушали проповедника вполуха, но постепенно ему удалось разжечь в них столь неистовый гнев, что, вооружившись кто чем, они осмелились напасть на шато Берсье. Конечно, слабо вооружённые и непривычные к ратным трудам крестьяне не смогли противостоять хорошо обученному гарнизону замка, и вскоре осада была снята, и сами осаждённые напали не только на своих противников, но и на деревню. Они не щадили никого, и лишь немногим жителям удалось уцелеть. К счастью, муж мадам Руже был в отъезде, но она очень беспокоилась о сынишке, который остался на попечении старухи матери. Саму мадам Руже схватили возле деревенской лавки, в которую она ходила за хлебом, её и ещё нескольких девушек и молодых женщин приволокли в замок, поместили в амбар, где они провели скверную ночь.
- Мы не знаем, что ждёт нас, но, зная маркиза, могу предположить, что ничего хорошего. Из отдельных слов наших тюремщиков мы поняли, что маркиз отложил расправу с нами на вечер.
- Но как можно мстить беззащитным женщинам? – мари с тревогой смотрела в лицо мадам Руже.
- Для маркиза мы не люди, а скот, - с горечью промолвила молодая женщина. – Он привык поступать с нами по своему желанию. Кому это знать, как не мне.
В голове Мари мелькнуло воспоминание о том, как Адель Руже приходила к её матери, ещё до замужества, чтобы избавиться от ребёнка, которым наградил её маркиз. Девушка приглянулась ему на сельском празднике, и он увёз её в свой замок. Ни родители Адель, ни её жених, Гастон Руже не посмели возразить. Подавленная, Мари прекратила расспросы и сидела, привалившись к стене, столь же безучастная, как и другие пленницы.
В полдень их стражи принести им по небольшой мисочке похлёбки и по ломтю хлеба. Мари, несмотря на пережитое, чувствовала сильнейший голод, и была рада и этому столь скудному обеду. Она старалась не думать о приближающемся вечере, и о погибших родителях. Она лишь молилась, чтобы остаться в живых.