Мандариновый путь 6
© Антон Санченко
© перевод Виктора Лукинова.
Полонина
Гей! Лине біля річки
Пісня чоловіча.
А дівчина - молодиця
Миється у річці.
Полонина, полонина,
Полонина, а-а!
Гей! Хлопець притомився,
їхав довгим шляхом
де конем, а де бродом
Та пісню співає
Полонина, полонина,
Полонина, а-а!
Грузинские сёла не похожи на украинские. По крайней мере, на те сёла, какие мы видим в произведениях Шевченко. Чтоб Днепр широкий, и поля, и кручи. И садок вишнёвый. Или чтоб степь бескрайняя и высокий курган со скифскими бабами. И страусы по той степи, вместо тарпанов, носятся. В Грузии всё не так.
Если наши сёла жмутся к какой-нибудь речке, пусть даже по весне она может разлиться и натворить беды, грузинские сёла упрямо карабкаются в гору, подальше от воды. На холмы, склоны и скалы. Будто играют в царя горы. И до речки с подворья спускаться минут двадцать. Но это ничего: грузинские женщины куда послушней наших, и наносят воды кувшинами. Зато каждый на своей вершине действительно царь. А как же.
Если наши хаты и дворы теснятся вокруг сельсовета, и имеется хоть какая-то возможность проследить систему улиц, углов, площадей, огородов и прочих единиц, которые можно нанести на план и обозначить их адрес, в грузинском селе улиц, в нашем понимании, нет вообще, как нет и соседей. Каждый хозяин хозяйствует себе на отдельном холме, и плантации чая на склонах, виноградники или мандариновые сады спускаются вниз прямо от дома, и улицей те стёжки и дорожки между отдельными усадьбами может назвать их лишь тот, кто смотрит на них из космоса. До сельсовета крестьянам добираться так долго, что они могут потом просидеть возле него весь день, общаясь с односельчанами и ожидая попутную машину. Вот так.
Есть ещё одна характерная деталь, взглянув на которую сразу понимаешь, что мы не на Украине. По улочкам тех сёл свободно разгуливают свиньи. Худые и жилистые. На самовыпасе. Лишь некоторым из них хозяева делают специальные ошейники из палочек, чтоб не рылись. Наш Бурячок, увидев такое халатное отношение к содержанию хрюшек с поросятами, прямо оторопел.
- Сашка, дай мне мешок какой-нибудь! Да остановите же машину! Ух, ты мой маленький!
И выдал целую поучительную новеллу о том, как жулики в наших сёлах выманивают свиноматок и подсвинков с хозяйского подворья, что бы потом умыкнуть, накинув им мешок на голову, как в сказке про лису и петушка. Всё очень просто, из свиньи сначала делают алкоголика, подпаивая её брагой, а потом, на похмелье, хрюшка сама подроет какой хочешь забор, и сбежит со двора, стоит ей учуять запах спиртного. Всё как у людей. А тут свиньи прямо по улице и без охраны бродят. Во, дают!
Мы же носились по этому селу уже добрых полдня. Втроём, не считая Отара, – водителя видавшего виды «жигуля», подрядившегося возить нас по сёлам всего за двадцать долларов. Бурячок, Сашка-Второй и я. Стучали в калитки, здоровались, заходили во двор, объясняли, кто мы и откуда, договаривались, пробовали мандарины, кривились, торговались, оставляли задаток, жали руки и обещали приехать завтра и забрать ящики с мандаринами «камазом». Мы закупали мандарины непосредственно с колючих деревьев. Такие вот дела.
Как мы дошли до такой жизни – отдельна история. Но благодаря ей, я впервые увидел грузинское село и разгадал некоторые загадки, мучившие меня последние пять лет. А именно, что это блестит в горах, как прожектор, когда подходишь к Грузии с моря в ясный день. Те солнечные зайчики сверкают как юпитеры в киностудии, пробивая дымку, которой окутаны горы. Где-то вдали, над той пеленой виднеются снежные вершины Малого Кавказа. Ниже её искрятся голубые волны моря. А таинственные прожекторы пронзают лучами облака между морем и вершинами, и приязненно подмигивают тебе за десятки миль от берега, хотя на карте они и не обозначены как навигационные знаки. Я давно догадывался, что банальные оцинкованные крыши не могут так сверкать на солнце, и в этот раз таки убедился. Однако – обо всём по порядку.
Как мы дошли до такой жизни.
А очень просто дошли. Ногами. По грязи. Чвяк-чвяк. Мы встали рано, можно сказать ещё и не ложились, так как в результате сложных манипуляций с часовыми поясами и зимним временем, на которое Грузия не переходила, а мы перешли, разница между судовым и местным временем составила целых четыре часа.
«Вадичку» и вправду уже ждали в Поти. Фрахтовый боксёр не зря летел впереди нас самолётом. Нас быстро завели в порт. Быстро поставили к причалу. Почему-то в военную гавань. И на этом быстрота закончилась. Начались какие-то нестыковки и заморочки с таможенниками, карантинным контролем и прочими портовыми инстанциями, о которых наши фрахтователи как-то забыли или вообще не имели представления, надеясь на своих грузинских компаньонов. Говорю же – каждый набивает свои собственные шишки на этом мандариновом пути. Как хорошо, что всё это было уже не моя печаль и не мои шишки.
Однако печали, как выяснилось, хватило и на нашу долю. Мы попили на дорожку чайку, заваренного заботливым Юрчиком, и отправились на рынок пораньше, до его открытия. За бортом было темно, хоть глаз выколи, лишь лаяли на звёзды и чужаков собаки во дворах. По судовому времени был второй час ночи.
- А может мы не в ту сторону часы перевели? – забеспокоился Бурячок.
- Всё правильно, - отмахнулся от него второй помощник Санька, отвечавший, согласно должности, в том числе и за судовое время. То есть заводивший все судовые часы и сверявший хронометр на мостике по сигналам точного времени, которые я ему транслировал из радиорубки.
- Они и при Советах не по Москве жили.
Но не четыре же часа разницы у нас с ними было! – волновался Бурячок.
Из военного порта на базар в Поти мы никогда не ходили, тем более ночью, и в этот раз долго блуждали не находя моста через речку. Риони – очень быстрая и бурная река. Когда-то, пока её не упрятали в бетонное русло, она каждый год разливалась и превращала Поти в Венецию. Напоминание о тех временах осталось в архитектуре аборигенов. Все частные домики были двухэтажными, с галереею на столбах вокруг второго этажа. Когда-то к тем столбам привязывали лодки, на которых передвигались по городу, во время наводнений. Выходили из лодок прямо на второй этаж. О том, какой было Колхида, до того как осушили её мангровые плавни и болота, можно прочитать у Паустовского, сбежавшего когда-то в Поти из голодной послевоенной Одессы.
Дождик капал за воротник. Мы петляли ночными улочками в поисках моста, всё время упираясь в берег речки не там. Спросить бы у кого. Но одинокого прохожего мы видели лишь один раз. Да и тот сбежал. Наверное, со стороны, мы были ещё те трое. Толстый как Пантагрюэль, длинный как Паганель, и шустрый как Спаниель. Носатый, усатый и бородатый. Бушлат, ватник и кожанка. Штиблеты, гриндерсы и рыбацкие сапоги. Фуражка, кепка и шапочка петушком в динамовских цветах. Обратите внимание, что фаном «Динамо» был как раз не я.
- Ты бы ещё спартаковский шарфик напялил, - ругался Сашка.
- Спокойно, может это – «Динамо» Тбилиси, - оправдывался Бурячок.
- Вы не скажете, как пройти на стадион? В два часа ночи! – передразнивал персонажей «Операции Ы» Санька.
- По Гринвичу, - невозмутимо отвечал Бурячок.
И тут мы увидели Царя. Медного Всадника. Громадная конная статуя заслонила небо перед нами. Тёмная, неосвещённая, вооруженная мечом. Хотелось приглушить голос до шепота и пройти мимо этого батоно кавалериста на цыпочках. Солидный был мужчина, да и конь тоже ничего себе. Без скульптора Церетели тут явно не обошлось. Никто из нас этого парня не припоминал, по предыдущим посещениям Поти, значит, его поставили сторожить переправу через Риони уже в независимые времена. Во время войн и смут. Мост оказался рядом.
- Чем хуже дела в стране, тем больше памятники требуется устанавливать, - резюмировал Сашка.
- А ты памятник Петру Первому в Москве видел? – тут же спросил Бурячок.
-Тот Пётр, если б захотел, спокойно переступил бы Москву-реку.
А я вспомнил нашего бронзового Паниковского, на углу Крещатика и Прорезной, и по обратному принципу решил, что дела в Украине не так уж и плохи.
Такие дела
Любим мы себя жалеть. Сколько раз выпивал в те времена с членами Союза Писателей (было и такое), столько и слышал такое вот:
- Ой, умирает Украина! Погибает Нэнька! Последние времена настают!
Говорилось это под чарку украинской горилки с перцем, бутерброд с салом и нежинский огурчик. А мне хотелось напомнить им первую строчку нашего гимна. Мне было с чем сравнивать.
- Украина – прекрасная страна с великим будущим. Как-нибудь переболеет и выздоровеет.
Самого страшного, к счастью, не произошло.
- Как не произошло? Всё пропадает, культура гибнет, книг никто не покупает, нас нигде не печатают, - вели свою арию писатели.
- Это ваш взнос в нашу плату за независимость, - пытался я их урезонить.
Всем плохо, а писатели должны шиковать?
- Безработица, купоны, бандитизм… ЗАВОДЫ СТОЯТ! Полный крах, - будто я выпивал с токарями какими-то, а не мастерами пера.
- Эх, не видали вы, уважаемые, настоящего краха, уже мысленно ответил я им, чтоб не распространяться зря. Их всех следовало вывезти на экскурсию в Грузию.
Наши в Грузии
Я не случайно вспомнил Паустовского, сбежавшего в Поти в 1921 году. Он был корреспондентом газеты «Моряк» на первом послевоенном круговом рейсе парохода из Одессы в Батуми. И грузинский таможенный инспектор разрешил ему сойти на берег лишь в том, в чём стоит перед ним, чтоб даже в каюту не заходил. Боялся, что корреспондент не вернётся на пароход, а останется в Грузии.
Правильно опасался. Паустовский махнул рукой на свой чемодан и даже на рукописи, и на судно уже не вернулся. Потому как сытая и спокойная Грузия с её демократическим правительством была островком стабильности посреди ураганов революции и гражданской войны, проносившихся через Украину нескончаемыми валами: красные, белые, зелёные, немцы, поляки, интервенты, Центральная Рада, гетман, Директория, снова красные, снова белые – Киев переходил из рук в руки 19 раз. Голод, тиф, разруха, война, террор, зима, ВЧК… А в Грузии светило солнце, дозревали мандарины, работали театры музкомедии, выходили газеты и продавались булки довоенного образца. Паустовский почти не удивился, встретив в Батуми Бабеля, который тоже сбежал из Одессы в это мирное счастье.
В 90-е годы двадцатого столетия, при других конвульсиях империи, Грузия и Украина словно поменялись ролями.
Что такое настоящие кранты
В Грузии сначала была гражданская война. У нас был один рейс, когда за время перехода из Херсона в Поти власть в стране менялась дважды. Потийцы, из чувства землячества, всегда поддерживали Звиада Гамсахурдия (он родом из Зугдиди), и при каждой его попытке вернуться, мгновенно устраивали революцию, стрельбу из автоматов на площадях, минирование мостов через Риони и гонки на бронетранспортёрах по улицам.
- Ты слышал, что Звиад сделал! Он снова захватил телевидение! Молодец! – чуть в пляс не шёл наш очередной фрахтователь, как вы уже догадываетесь – родом из Поти. Но пока мы добирались до Грузии, власть в Тбилиси вновь менялась.
- Ну, ничего, на этот раз не вышло, - не расстраивался фрахтователь-оптимист. И мы бодро выгружали сахар в мешках, под аккомпанемент автоматных очередей арьергардного боя на мостах перед портом.
В тот рейс Поти поразил меня трубами буржуек, торчащими из окон панельных домов и платой, за которую грузинские докеры согласны были выгружать судно. Ни наш докер, ни тем более член экипажа за те копейки даже не почесался бы. Наверное, потому что плохо жил и загибался. А когда-то нас, украинских морячков, нанимали подработать грузчиками на местом рыбокомбинате за бешенные, на наш взгляд, 20 рублей за ночь.
- Мои обойдутся мне вдвое дороже, - объяснял нам тогда начальник цеха.
Вообще, поражал именно контраст с довоенной Грузией, где наименьшей разменной монетой был сразу рубль, никто и не думал давать сдачу копейками, но и никто, кроме нас, эту мелочь с продавцов и не требовал. Если Грузия и была колонией, то очень специфичной, научившейся жить гораздо лучше метрополии. И ощущалось это во всём. Даже в том, что на рынке можно было свободно продавать вино и чачу.
И вдруг такой контраст. После того рейса мы старались выполнять погрузку и выгрузку силами экипажа лишь в украинских портах. Пускай грузины у себя дома сами зарабатывают. Им нужнее. А в рейсе на «Вадичке» мы остались и без этого заработка. Сейчас закончу рассказывать вам про кранты, и наеду на Бурячка.
О меркантильных типах
Потом начались этнические конфликты в Южной Осетии и Абхазии, путь по суше в Грузию был отрезан окончательно, и наши кораблики остались для грузин единственной ниточкой, связывавшей их с остальным миром. Мандариновым путём. Это мгновенно подняло ставки фрахта до таких высот, что в мирное время за эти же деньги предприимчивый грузин смог бы доставить свою тонну чая или лаврового листа до Индии. Однако кому в Индии тот чай был нужен? Грузин интересовали рынки России и Украины. И – поесть. Назад они везли сахар, муку, сыр, картофель, крупы, конфеты. Даже коньячный спирт в бочках. Дожились! В Грузию со своим коньяком и сулугуни.
У базарных бизнесменов был свой образ мышления. Воюют дураки. Умные делают деньги. Ведь во время войны всё дорожает, по меньшей мере, втрое. Но эти вот меркантильные торгаши фактически спасли своих соотечественников от голодной смерти. Потому как правительства в стране долгое время просто не было, или их было сразу несколько, и нельзя было разобраться которое из них обязано накормить голодный народ.
Это как раз совпало с крахом нашего рыбного хозяйства, цены на рыбу ещё не установились в приемлимых для отрасли границах, рыба всё ещё стоила копейки, а топливо – уже миллионы, и большая часть нашего «тюлькиного» флота, в конце концов, втянулась в эти мандариновые перевозки. Не из альтруизма и не из любви к приключениям на свою задницу, и не из желания спасти Грузию. Нами тоже двигали корыстные, низменные мотивы: нашим семьям тоже хотелось есть, а за эти рейсы мы имели, как нам тогда казалось, хорошие деньги. Однако, если меня кто-нибудь спросит, есть ли мне чем гордиться в этой жизни, я может и промолчу, но обязательно мысленно вспомню, что пять лет ходил в рейсы на Грузию в наитяжелейшее для неё время.
Ещё со школы мне не давала покоя история испанской осады Нидерландов. Разрушенные дамбы, затопленные города, и корабли, плывущие прямо по улицам. Корабли те принадлежали морским гёзам, бывшим морским разбойникам, которые одни только оказались способными прорвать испанскую блокаду и накормить осажденные города. Была в учебнике истории такая картинка. Был в кинопанораме такой фильм о Тиле Уленшпигеле. И лишь в зрелом возрасте у меня, наконец, возник вопрос не для учебника:
- Подождите! А с каким наваром гёзы это делали? Хотя бы тройной подъём у них получался? – выходит, мы с ними были коллегами.
Все в круг
Собственно, в те годы на Грузию ходили не только мы. И россияне, и турки, и, само собой, грузины, забывшие, как пахнет хамса и шпрот. Рыбу никто больше не ловил. Все были заняты перевозкой харчей и беженцев – неизбежных признаков каждой войны. Если кто и выиграл от этих войн, то это черноморская хамса.
Однако беженцы были кавказскими. Каждый бежал от войны на своем автомобиле. Я до этого никогда не представлял, что на сейнер можно запихнуть целых 11 легковых авто. Две последние машины уже свисали колёсами за борт. Беженцы всю дорогу сидели в своих легковушках или на палубе. Старики, женщины, дети – все зелёные от морской болезни. В ожидании лютого иммиграционного контроля в Новороссийске или Геленджике. В неуверенности и неизвестности как их встретит чужбина. Это вам не третья эмиграция в город Нью-Йорк.
Наверное, так когда-то бежали наши первые эмигранты с последними пароходами на Стамбул. С таким перегрузом судов ещё никто никогда не работал. Зимой, особенно если судно начинало обмерзать, у него практически не оставалось запаса плавучести. Грузинские сейнеры, обычно отличавшиеся особым невниманием к таблицам остойчивости судна, зимой часто переворачивались и тонули из-за перегруза.
А ещё нас угощали артиллерия и вертолёты в районе Сухуми. Перегруженные грузинские сейнеры подсознательно прижимались к берегу, и ночью их часто обстреливали, спутав с военными кораблями или катерами какой-либо из воюющих сторон. Мы же, обычно, старались обходить Сухуми далеко в море, не ближе 50-ти миль от берега, однако тоже, на всякий случай, гасили ходовые огни и вообще любой свет на судне, а на встречу нам двигались такие же тёмные привидения. Встречные пароходы шарахались друг от друга, словно полуночные прохожие в бандитском предместье. А горизонт нам подсвечивали залпы «градов» и «ураганов» вокруг осажденного Сухуми. И отвоевавшие грузины объясняли нам, из какого именно гвардейского миномёта лупят сейчас по наступающим абхазцам и чеченцам. Дело было ещё до российского десанта и конфискации тяжелого вооружения.
Всё вернулось на круги своя. Эмигранты, бои на околицах, бандиты, грабившие наши суда в грузинских портах, как бабелевский Беня Крик. И никакой блатной романтики в этом не было. У каждого грузинского мужчины в те времена имелся собственный автомат. И когда сыновья-двоечники крали у отцов калаши, и шли с ними в школу разбираться с учителем, поставившим двойку, это уже был полный … абзац, господа писатели.
Господи, святый крепкий, святый бессмертный, спасибо тебе, что на этот раз ты таки помиловал Украину.
Ну да хватит об этом. Где ж тот Бурячок? Буду ругаться с ним за его гешефт, как и обещал.
Хитрый гешефт
Дело было так. Братки-фрахтователи в Херсоне договаривались, что муку с «камазов» на судно будет перегружать экипаж, но Бурячок тут же передоговорился с какими-то работягами за меньшую цену, а разницу положил бы в карман, если б Арташезович вовремя не кашлянул. Бурячку пришлось поделить свой «заработок» на всех членов экипажа. Вышло по десять долларов на брата. Это было честно, но глупо.
- Моё дело – гипс. Права голоса я в этом деле не имею, но вы хоть понимаете, что из-за этой сделки вы отказались поднять с земли добрую сотню долларов на каждого? За ночь! – капал я на мозги Бурячку и второму помощнику, пока мы переходили мост через Риони и определялись с маршрутом в сторону базара.
Они больше всех в Херсоне митинговали, что не дело для моряка – мешки на горбу таскать.
- Грузовые работы – единственный момент в мандариновом судоходстве, когда деньги экипажу выплачивают немедленно и авансом. Нет денег – нет груза. Закон стульев в действии. За один рейс выходит две погрузки и две выгрузки. Итак, круто вы парни отказались от четырёхсот долларов на каждого. Теперь наши фрахтователи с экипажем договариваться не станут, а будут сразу искать докеров на стороне. И не только в Поти, но и когда вернёмся в Херсон. А сколько ты на этом бизнесе заработал, Бурячок? Десять долларов?
Мои спутники лишь сопели и уклонялись от дискуссии, но я был ещё тот зануда, и продолжал.
- О таких как вы существует анекдот, который в Украине евреи когда-то рассказывали про нас, а в Южной Африке буры рассказывали про негров банту. Приезжает, значит, еврейский коммерсант в селение банту… или бур в наше селение? А, неважно. Важно то, что и украинские поселяне и негры банту – все как один неграмотные, записывать не умеют, да и не на чем. Вот хитрый бурский еврей и говорит. «Буду покупать у вас муку в мешках по рублю за мешок. А раз вы такие неграмотные, дам вам сначала за каждый мешок по гривеннику. Потом, когда всё погрузим, рассчитаемся. За каждый гривенник отдам вам по рублю». А гривенники все такие новые, блестящие. И когда настаёт время расчета, банту-украинец «обманывает» бурского еврея и прячет часть гривенников в карман, чтобы не отдавать их коммивояжеру.
- За десять дармовых долларов вы украли у себя 390 долларов заработка, - продолжал я их допекать. Но, похоже, что сам анекдот заинтересовал моих спутников гораздо больше, чем его мораль.
- Стой, - чуть не одновременно догадались и Бурячок и Санька.
- А если у меня были гривенники до того, их тоже на рубли можно обменять?
Это был старый анекдот. Не про современных украинцев. Надеюсь.
- Ерунда, - сказал Санька. – Сейчас всё компенсируем на мандаринах, - и начал загибать пальцы.
- За таможню не плотим – раз. За перевозку не плотим – два. Новый год на носу – три. Вкладываешь триста, вытягиваешь девятьсот. Тройной подъём гарантировано…
- В Батуми всё же лучше. Там грузовики с мандаринами прямо под борт подгоняют. Плати и грузи, - вздохнул Бурячок
- А тут ищи этот базар ночью.
- Не скули уже пришли, - указал Санька на ворота рынка.
Хинкальная
А потом мы тупо зашли в ближайшую хинкальную, заказали по стакану красного вина, выпили и только потом спросили друг у друга:
- Что делать? – Чернышевские да и только.
Мандарин на рынке в Поти НЕ БЫЛО. Ни единого.
Грузинские хинкальные, вообще-то, всегда были колоритными забегаловками. Во-первых, за стойкой в них всегда стояли одни только мужчины. Впрочем, как и продавцы в магазинах, и торговцы на рынках. Такие уж тут местные традиции. Во-вторых, сами хинкали – это мега-вареники или гипер-пельмени с таким количеством специй, что не запивать их пивом или вином просто вредно для здоровья. Даже в лютые времена борьбы с пьянством в хинкальных всегда наливали, разве что до двух часов – в конспиративные чайные кружки, а после двух – в нормальные бокалы. В-третьих, в них всегда можно было курить. С курением в Грузии настолько не боролись, что мужчины курили даже на задних площадках автобусов. Представить себе такое в нашей пельменной было невозможно.
- Какого чёрта эти братки-бандюки припёрлись в Поти?- грустил Бурячок.
- Батуми, родное Батуми сейчас завалено теми мандаринами, как Эльбрус снегом.
- То-то ж и оно, сказал я, чтоб поддержать разговор.
- Это точно, - подтвердил Санька.
И произнесли мы именно эти слова, лишь только потому, что некоторый автор когда-то неосмотрительно пообещал не материться в своих рассказах.
И мы заказали ещё по стакану красного.
- Генацвали, куда подевались все мандарины? – поинтересовался у хозяина заведения Сашка.
- А сколько вам нужно? - спросил хинкальщик, и достал из под прилавка штук пять.
Мы посмотрели на Бурячка. Деньги всего экипажа и список были у него. Тот развернул бумажку и сказал.
- Да тонн пять-шесть. Не больше.
- Ну, это вам в горы нужно ехать договариваться. В Шрому. Наши с аджарцами поцапались, блок-постов на границе наставили, вот никто к нам и не везёт их теперь.
Итак, всё было гораздо хуже, чем нам казалось. И мы заказали ещё по стакану красного. И тут Сашку, наконец, пробило на дельную мысль:
- Послушайте, уважаемый. Как Вас зовут? А не могли бы вы нас в ту Шрому отвезти? Мы заплатим.
- Резо, - отрекомендовался хинкальщик.
- Отвезти не могу, хинкальную не на кого оставить. Погодите, сыну позвоню. Он сможет.
Вообще-то, наиболее полное представление о любой стране дают такие вот самые дешевые учреждения общественного питания. Судя по хинкальным, Грузия – наигостеприимнейшая страна мира.
Продолжение следует.