Смерть - мой самый прекрасный опыт
По поводу смерти и по поводу потустороннего мира существует много различных мнений, и многие из этих мнений могут быть лишь идеями или догадками. И тем большую ценность представляют собой прямые свидетельства людей с порога иного мира, побывавших в состоянии клинической смерти. Вот одно из таких свидетельств.
Стефан фон Янкович родился в Будапеште, однако в 1956 году со своей семьёй эмигрировал в Швейцарию. Там он зарекомендовал себя как успешный архитектор, градостроитель и предприниматель. В детстве он воспитывался в строгой католической среде, но в студенческие годы прекратил заниматься религией и стал реалистично мыслящим инженером и бизнесменом, полностью погружённым в материальные вопросы. До этого опыта клинической смерти он не был, как сам пишет, религиозно или эзотерически "запрограммированным".
В один из солнечных осенних дней в сентябре 1964 года он отправился со своим другом в Лугано на деловую встречу. Это был приятный, хороший день и пассажир Янкович беззаботно наблюдал окружающий ландшафт. До того момента, когда на узкой дороге недалеко от Белинзона им навстречу из-за поворота выехали два обгоняющих один другого грузовых автомобиля. Свернуть было некуда. Водитель отчаянно сигналил, мигал фарами и изо всех сил жал на тормоза, но не смог избежать столкновения. Последовало лобовое столкновение, Стефан фон Янкович вылетел через лобовое стекло - тогда ещё не было ремней безопасности - и остался лежать на дороге без признаков жизни.
К месту аварии сбежались прохожие, и присутствующий врач констатировал остановку сердца. Потому что у Стефана были помимо всего прочего сломаны рёбра, ему нельзя было делать массаж сердца. Врач сказал: "Я ничего не могу сделать, он мёртв". Однако для Стефана фон Янковича начались шесть самых захватывающих минут его жизни...
После пробуждения в больнице он попросил магнитофон и, невзирая на сильные боли, лихорадочно диктовал на него свои переживания. Так возникла книга, из которой мы приводим отрывок.
Этап первый: наблюдения в момент смерти
Переживание смерти началось при остановке сердца. Внезапно я снова был при сознании. Я ощутил себя освобождённым от всего страха, стеснения, ничего меня не сжимало, не ограничивало. Многие вернувшиеся к жизни люди вспоминали, что были словно протянуты через туннель к свободному пространству. С возвращением сознания я с облегчением констатировал: "Я выжил в этой аварии!" Однако при этом моё возвращение к сознанию выглядело иначе, чем обычно, потому что я вместе с тем ясно ощущал: "СЕЙЧАС Я УМЕР!"
Я увидел, что умирание вообще не ощущается как нечто неприятное. Я вообще не испытывал страха приближающейся смерти. Это было так естественно, так само собой разумеющимся, что умираю и, наконец, оставляю этот мир. В течение своей жизни я никогда не думал, что это так легко и прекрасно уходить из жизни и при этом мне вообще не нужно судорожно цепляться за жизнь. Незнание о том, чем является смерть - вот причина, почему люди так цепляются за жизнь. Наша христианская религия нам может рассказать лишь немного о смерти и о том, что будет после.
Во время аварии, к счастью, у меня не было никакой длительной предсмертной борьбы. При ударе моё сознательное я, астральное тело, душа и дух в одно мгновение отделились от материального тела. Я ощутил себя очень легко, состояние казалось мне прекрасным, естественным, космическим. Я ощутил себя словно освобождённым и при этом у меня было чувство "наконец-то я здесь". Без какого-либо страха я подумал: "Я счастлив, что теперь умер". Однако при этом я с каким-то любопытством ожидал, что будет дальше. Я был счастлив, полон ожидания и любопытства, как дитя перед Рождеством.
Я ощутил, что парю, и вместе с тем услышал прекраснейшие звуки. Одновременно с ними я воспринимал гармоничные формы, движения и цвета. Божественный мир и неведомая мне гармония заполнила всё моё сознание. Я был совершенно счастлив, никакая проблема меня не беспокоила. И ни одно существо не нарушало моего спокойствия - ни родители, ни жена, ни дети, ни друзья или враги.
Позднее я часто думал о том, приходили ли мне на ум какие-нибудь земные проблемы или лица, но ничего такого я не мог вспомнить.
Я был - как я уже сказал, всецело один, совершенно счастлив и находился в гармоничном состоянии, какого я никогда ещё не переживал. При этом у меня было одно чёткое ощущение, такое, как о том поётся в песне: "Ближе к Тебе, мой Боже..." Я воспарял вверх, ещё ближе к Свету.
Этот первый этап счастливой смерти и удовлетворённости перешёл в своего рода интермеццо*, я ощутил нарастание божественной гармонии. Звуки музыки стали более чёткими, сильными и прекрасными, заполнили всё вокруг, сопровождаемые яркими красками, формами и движением. Цвета - великолепные, кристально чистые и яркие - появлялись в пастельных тонах и были невероятно красивыми. Я мог бы их сравнить с теми, которые я однажды видел на закате солнца на высоте 10 000 метров во время вечернего перелёта из Женевы в Нью-Йорк. Те цвета были настолько прекрасны, что с тех пор я ищу их повсюду вокруг себя, и поэтому начал работать с витражами. Кристально чистые цвета в преломлении цветного стекла, залитого светом с разных сторон, мне стали снова напоминать тогдашние переживания цвета.
____________________
*) Интермеццо - небольшая музыкальная пьеса, служащая вставкой между двумя разделами произведения
Этап второй: Наблюдения собственной смерти
После этого прекрасного интермеццо внезапно снова раздвинулся занавес и начался следующий этап. Было замечательно, что я всё ещё ощущал, что словно бы парю. Да, я действительно парил. Я висел над местом аварии и видел своё тяжело израненное без признаков жизни тело, лежавшее в том же положении, о котором я позднее узнал от врачей и из полицейских отчётов. При этом я видел всю сцену с нескольких сторон - ясно и отчётливо. Видел и наш автомобиль, людей стоящих вокруг места аварии, и ещё образовавшуюся за ними колонну машин.
Меня обступили люди, я наблюдал небольшого, сильного, приблизительно 55 летнего мужчину, как он пытался вернуть меня снова к жизни. При этом я слышал, о чём между собой говорили люди и даже о чём они думали - благодаря некоторому способу передачи мыслей, воспринимаемых за пределами материального мира. Мужчина стоял на коленях справа от меня и делал мне укол в левую руку. Двое других мужчин меня держали с другой стороны и снимали мою одежду. Я видел, как врач деревянной лопаткой поднимал мой язык и удалял изо рта стеклянные осколки. Я также воспринимал, что врач меня осмотрел (взял меня), что у меня была сломана рука и что справа от меня образовалась лужа крови. Я наблюдал, как врач пробовал вернуть меня к жизни и при этом обнаружил, что у меня сломаны рёбра. Он заметил: "Я не могу ему делать массаж сердца". Через несколько минут он поднялся и сказал: "Я ничего не могу сделать, он мёртв". Он говорил на бернском диалекте немного смешным итальянским.
Сам я над этой комической сценой почти смеялся, потому что знал, что живой, что я не умер. Там внизу без признаков жизни лежало только моё тело. Это казалось мне очень смешным и вообще меня не беспокоило. Напротив: я весело наблюдал все эти усилия людей вокруг. Я хотел "сверху" им позвонить: "Алло, я здесь, я живой! Оставьте в покое то тело, я живой! Мне хорошо!" Однако никто меня не понимал, и я сам не мог произнести ни звука, потому что там "наверху" у меня не было горла и рта.
Очень замечательно было то, что я мог воспринимать не только громко произносимые слова, но и мысли находящихся поблизости людей. Какая-то женщина из Тесина с приблизительно семилетнею дочкою очень испугалась, когда увидела мой труп. Девочка хотела уйти оттуда, но она её крепко держала в течение нескольких минут левою рукой и мысленно читала молитвы "Отче наш", "Радуйся, Мария", а затем просила о прощении грехов этого несчастного человека. Этой бескорыстной молитвой я был глубоко тронут, и обрадовался ей. Также при этом я ощутил излучения любви.
В противоположность этому, пожилой мужчина с усами думал обо мне очень негативно: "Ну что ж, он получил удар. Можно быть уверенным, он сам виноват в этом. Это, конечно, один из тех, кто безоглядно летает повсюду на спортивных автомобилях". Я хотел ему "сверху" сообщить: "Оставьте эту ерунду! Я не вёл машину, я был только пассажиром!" При этом я ощутил негативные, злорадные излучения этого мужчины.
Однако, в конце концов, было очень интересно сверху смотреть в качестве зрителя, как я "внизу" умираю; находиться без эмоций в небесном состоянии, видеть там внизу каждую подробность и при этом всё-таки жить. Мои экстрасенсорные органы функционировали хорошо, и память фиксировала всё, что происходило. Я мог думать, принимать решения и не ощущал при этом никакой земной преграды. Я парил примерно на трёхметровой высоте над местом аварии - в многомерном пространстве.
Затем пришло второе интермеццо. Действие окончилось и продолжилось дальше то, что ранее уже началось.
Я отвернулся от места аварии, потому что это меня больше не заботило. Я хотел улететь прочь оттуда - и я полетел. Всё было умиротворяющим, гармоничным, прекрасным. Звуки и игра цветов были ещё сильнее, ещё насыщеннее, заполнили всё моё окружение. Я отчётливо ощущал гармоничные излучения. Затем я где-то справа вверху увидел солнце. Не знаю почему, но я видел его пульсирующим справа вверху, а не прямо над собою. Я направился по направлению к солнцу. Оно стало ещё светлее, ещё ярче, ещё более пульсирующим. Теперь я знаю, почему так много людей и столько религий рассматривают Солнце как символ Бога, или даже поклоняются солнцу как богу.
Я летел дальше, в одиночестве, но при этом у меня было ощущение, что я не одинок, что меня окружают добрые существа. Всё было умиротворяющим, гармоничным и прекрасным.
Это переживание состояния невесомости и свободного полёта произвело на меня такое сильное впечатление, что я после выздоровления получил лицензию пилота, и когда имею свободное время, летаю высоко над туманными долинами, в которых живут со своими проблемами люди. Лететь нужно из Лугано через Поебене дальше к Средиземному морю. Когда после полудня солнце находится справа надо мною, я ощущаю снова, как всё вокруг пронизано и залито Светом, энергией и Истиной. А когда у меня появляются проблемы, я подвергаю себя этой эзотерической воздушной терапии и так набираюсь новых сил.
Этап третий: фильм жизни и приговор
Это интермеццо продолжалось не долго, и затем началась фантастическая четырёхмерная театральная часть, состоящая из бесчисленного множества образов и сцен моей жизни. Это могло быть где-то 2 000 образов, но, возможно, их было 500 или 10 000.
Первые недели после аварии я ещё помнил их несколько сотен. К сожалению, я не успел всё записать на магнитофонную плёнку.
На самом деле, их число не играет никакой роли. Каждая сцена была полностью закончена и завершена. При этом режиссёр это театральное представление начал разворачивать в обратном порядке, так что сначала я увидел свою смерть на дороге, а последним актом представления было моё рождение при свете свечек в Будапеште.
Таким образом, я начал с повторного переживания своей смерти. Во второй сцене я ехал в качестве пассажира через Готхардский перевал, наблюдая освещённые ярким солнцем белые снеговые шапки на вершинах гор и ощущая при этом счастье и безмятежность.
Сцены я при этом видел так, словно был не только главным действующим лицом, но в то же время и наблюдателем. Другими словами: мне казалось, что я парю над собой и своим окружением в четырёхмерном или многомерном пространстве, наблюдая все события одновременно сверху, снизу и со всех сторон. Я парил над самим собой. Я наблюдал со всех сторон и слушал, что я сам же и говорил. Всеми своими сенсорными органами я воспринимал, что вижу, слышу, чувствую, а также что я думаю. Идеи стали реальностью.
Душа и совесть стали чувствительными устройствами. Я сразу же оценивал свои действия и мысли и оценивал себя самого, было ли то или иное действие хорошим или плохим. Было ещё очень примечательно, что гармоничные, позитивные воспоминания возникали и в тех сценах, которые с точки зрения нашей современной общественной или церковной морали расценивались бы как плохие, греховные или даже как смертные грехи. С другой стороны, многие так называемые "добрые дела", сделанные на земном уровне, оценивались как негативные и плохие, если их основная идея была негативной и осуществление космически разрушительным и негармоничным, например, если действие было основано на эгоистических побуждениях.
"Хорошо" и "плохо" на том свете измеряются совсем другими мерками. Эти мерки абсолютны, они не ограничены человеческими запрограммированными взглядами и образом мышления, не искривлены произвольными формулировками и интерпретациями. Сколько людей думают, что только они правильно познали Истину и чувствуют себя призванными к её провозглашению. Сколько идеологий, религий, сект, философских и религиозных объединений вырастает сегодня на земле как грибы, потому что люди утратили первоначальную веру и утверждают, что единственно они правы. Я обнаружил, что там "наверху" имеет действенную силу не какая-то ментальная модель, но только общий космический закон любви. Трудность состоит в том, что мы не можем его познать и сформулировать...
После этих фантастических многомерных театрализованных представлений моей жизни последовало окончательное подведение итогов, и это я сделал сам. Опять же, я не могу это сформулировать, но тогда я ощутил, что у меня есть хорошие шансы для дальнейшего развития.
Третье интермеццо последовало сразу после этого. Меня снова пронизал и заполнил свет, музыка сфер звучала как многомерное стереофоническое музыкальное устройство. Всё было светом, всё было музыкой, всё вибрировало. Солнце пульсировало, и я ощутил, что оно является собственным символом Первопринципа, который есть Альфа и Омега, Источник всех энергий. Я ощутил, что этот Принцип является Богом.
То, что я видел, не было солнцем, но прекрасным тёплым светом заполняло подобно солнцу. Это было великолепное переживание Бога, переживание Первопринципа вселенной, пребывающего над нами. Всё вибрировало ещё сильнее, всё пульсировало и вибрации моей души, лишённой тела, начали приспосабливаться к этому гармоническому вибрированию. Я ощутил себя более свободным и счастливым, когда моё сознание вибрировало ещё интенсивнее и в этом новом измерении расширилось.
Сегодня я думаю, что тогда приближалось время смерти мозга. Согласно восточной терминологии, в эти моменты мой серебряный шнур, артерия жизни, соединяющая астральное тело с мозговыми чакрами, становился более тонким и эластичным. Подошёл момент, когда этот серебряный шнур должен был разорваться, как туго натянутая резиновая лента...
Возвращение к жизни
К сожалению, это эйфорическое переживание было внезапно прервано. Вдруг я увидел, как с южной стороны к моему безжизненному телу подбегает босой молодой худощавый мужчина в черных плавках, с небольшой сумкой в руке. Этот мужчина разговаривал с врачом на довольно чистом и отчётливом немецком языке. Меня эта сцена уже не интересовала, поэтому я не придавал ей значения. Этот молодой человек теперь коротко переговорил с врачом о состоянии моего здоровья. Он наклонился к моему телу и также констатировал смерть, обозначил мелом положение моего тела на дороге и его переместили. Они положили тело на краю дороги, и присутствующий армейский офицер спросил, имеется ли какое-нибудь покрывало, которым можно было закрыть труп.
Затем он снова обратился к другому врачу: "Если Вы не возражаете, коллега, тогда..." и сделал мне укол адреналина прямо в сердце. Я запомнил лицо этого человека очень хорошо.
Через несколько дней в мою больничную палату в Беллинзоне пришёл молодой мужчина. На нём был обычный выходной костюм, но его лицо и ясный, чистый голос я сразу узнал и с усилием обратился к нему: "Добрый день, господин доктор, зачем вы мне ввели ту дьявольскую инъекцию?" Он был удивлён и спросил меня, откуда я его знаю. Я рассказал ему об этом. Позже мы стали хорошими друзьями. Он получил от меня титул "рыцарь дороги", потому что вернул меня - я должен сказать "к сожалению" - в этот мир.
После укола адреналина, примерно в момент первого удара сердца, со мною случилось что-то ужасное: я провалился в чёрную бездну и с неприятным сжиманием и рывком проскользнул в своё тяжело израненное тело. Всё прекрасное сразу ушло. Я ощутил, что должен вернуться обратно.
Я пришёл в сознание и почувствовал неописуемую боль. Сразу после этого я от боли снова потерял сознание, но уже как вернувшийся к жизни человек... Так началась ещё одна глава моей жизни, полная страданий. С тех пор я говорю: "Самое прекрасное переживание моей жизни была смерть". Никогда в жизни я действительно не был так счастлив, как в смерти; при этом я должен "смерть" написать в кавычках, потому что, как я теперь знаю, это было только состояние клинической смерти. Но тогда я всё переживал и регистрировал в качестве истинной смерти.
Стефан фон Янкович (Stefan von Jankovich)
Перевёл с чешского Пётр Любимов