Фото из интернета.
Предисловие:
Оттепель, – так назвал И.Г.Эренбург первую половину времени правления Хрущева, в котором появились знаменитые шестидесятники, диссиденты, произошло сокращение армии, разгром работников культуры в Манеже, Карибский и последующий за ним экономический кризис, дефицит на все на свете, талоны на продовольствие и искусственный спутник, Белка и Стрелка! Гагарин! Куба! Новочеркасские и Ждановские события, реформы в сельском хозяйстве, царица полей кукуруза, реформы в промышленности и образовании.
Мы были не только свидетелями, но и участниками многих важных политических событий. Жили внутри них, испытали на себе результаты проводимой политики.
Какими мы тогда были? Поколение, которому Хрущев обещал коммунизм в 1980 году. Как мы все это видели? Что помним?
Глава1. Прощай школа, здравствуй институт.
Первую лекцию по математике в 201 аудитории лестеха вел, ныне покойный профессор К. Он терпеть не мог опозданий и таких студентов не допускал до занятий, отправлял в коридор. Его побаивались и приходили за десять – пятнадцать минут раньше звонка. 201 самая большая аудитория – была единственной в институте, построенная в виде прямого амфитеатра. Она вмещала целый поток студентов.
Первый курс мехфака, недавно вернулся из колхоза, где убирали царицу полей – кукурузу. В середине ноября 1961 года, наконец, приступили к занятиям. Вчерашние школьники стремились занять места поближе к кафедре, а отслужившие срочную службу ребята шли наверх, на галерку. В потоке кучкой жались друг к другу четыре девчонки.
В левую дверь вместе со студентами вошла техничка со шваброй в руках. Она неторопливо забралась на стул, с него на придвинутый к стене стол и, размахивая шваброй, попыталась достать до большого портрета вождя. Это никак не удавалось. Студенты с интересом наблюдали происходящее. Сыпались комментарии, советы и свист. Она слезла, подошла к двери и крикнула:
- Нинк! Иди сюды, подмогни!
Нинка – вторая техничка худая, как и ее швабра, сняла синий пояс от халата, и они вдвоем связали две швабры. Затем одна опять залезла на стол и стала размахивать связанными швабрами. Вся эта конструкция стала не только длиннее, но и тяжелее. Она утаскивала за собой техничку, которая балансировала со швабрами как канатоходец.
Нинка снизу корректировала ее действия. Наконец напарница с размаху попала по портрету. Он сильно покосился, но удержался на месте. Казалось, прищур Сталина стал еще ехиднее. Рука с трубкой опустилась, а взор вождя буравил своих палачей.
Среди студентов поднялся гвалт. Умело засвистела галерка. Заулюлюкала середина, и только передний край растерянно и молча, смотрел на происходящее.
С пятого или шестого раза удача улыбнулась им. После очередного удара, связанные швабры срикошетили от стены и ударили по веревке, на которой висел портрет. Она оборвалась, и портрет полетел вниз, ударился о край стола, разломался на две части, разрывая холст. Поднимая столб вековой пыли. Этот момент и застал профессор.
- Что здесь происходит? – Сердито спросил он.
- Мы не хотели его рвать, он сам… Мы что? Нам приказали снять, а он вон, где…высоко!
-Вон отсюда, - рявкнул профессор.
Подхватив разбитый вдребезги портрет, волоча Сталина по полу, технички, поднимая тучи пыли, утащили его в правую дверь.
С 17 октября по 31 октября 1961 года состоялся ХХ11 съезд КПСС, где Хрущев во время своего выступления объявил, что к 1971 году СССР превзойдет США по уровню жизни, а к 1980 году в СССР будет построен коммунизм.
Съезд принял Устав КПСС, который в частности содержал Моральный кодекс строителя коммунизма и 111 Программу КПСС.
Одним из итогов съезда было усиление мер борьбы с культом личности Сталина, начатые ХХ съездом в 1956 году.
Началось повсеместное снятие портретов, памятников, исключение составил памятник на родине Сталина в Гори. Сталин был вынесен из мавзолея. Начинаются массовые переименования: город-герой Сталинград был переименован в Волгоград, Столица Таджикской ССР Сталинабад — в Душанбе и другие.
Были даже переименованы паровозы ИС (Иосиф Сталин) в ФД (Феликс Дзержинский) и прочие объекты.
Если бы меня спросили, какое событие для молодых людей было наиболее значимым в политическом вихре событий середины пятидесятых- начала шестидесятых годов, то, не задумываясь, я бы ответил: фестиваль молодежи и студентов в Москве 1957 года, несмотря на то, что мне в ту пору не было шестнадцати лет, и жил я в провинциальном городе Воронеже.
Впервые за годы советской истории произошел невиданный прорыв нашего железного занавеса, и страна почувствовала тот ветер свободы, который нес фестиваль. В те годы я учился играть на кларнете и саксофоне, участвовал в школьной и институтской самодеятельности (еще не окончив школу). Конечно, мы играли все фестивальные хиты. В первую очередь «Если бы парни всей земли», «Подмосковные вечера», песни из репертуара Эдиты Пьехи, которая выступала с ансамблем «Дружба» ну, и конечно, джаз, находящийся под запретом многие годы. Зазвучал «Rock around the clock».
С замиранием сердца смотрели по телеку и слушали итальянских джазменов «Римские адвокаты» в полосатых пиджаках, которые разъезжали в открытом авто по Манежной площади, играя джаз. Их «Два сольди» покорило всю нашу молодежь.
В стране стала распространяться мода на джинсы, кеды, рок-н-ролл. Появились стиляги. Одноименный фильм Валерия Тодоровского, который широко рекламировали, где были заняты знаменитые актеры, разочаровал меня и моих друзей.
Мой друг – трубач, с которым мы когда-то играли в разных коллективах, определил фильм, как утрированный шарж на тех стиляг, с которыми мы общались в одном кругу, да и сами стиляжничали по мере сил и возможностей. Я с ним полностью согласен. Носили коки, узкие брюки, белые или красные носки, туфли на платформе и конечно лепень – так называли клетчатый пиджак с широкими ватными плечами. Цвета он мог быть самого разного. У меня был светло-серый с крупной черной клеткой. Волосы мазали бриллиантином и подводили черным карандашом жидкие усики «ниточкой».
У меня сохранился институтский шарж на ватмане, который вывесил комсомольский прожектор. На нем был изображен я в брюках «дудочках» и саксофоном-тенором в руках. На голове кок, на ногах платформа и надпись:
Дорогой ты наш Вадим
Сколько раз тебе твердим
На шабашку не ходи
А играй у нас во ЛТИ.
Это была гнусная ложь, так как я никогда не наносил ущерба интересам института, не срывал никаких мероприятий. Ездил на все гастроли с танцевальным ансамблем, но у комсомола просто пекла изжога, когда я играл еще, где либо, поэтому они меня в свой комсомол и не приняли.
Что касается каких-либо репрессивных мер к стилягам, то мне были известны случаи, когда отдельных стиляг тащили с танцплощадок в помещение дружины и читали нотации. Отдельные ретивые, придурковатые дружинники могли разрезать узкие штанины ножницами, предварительно измерив линейкой ее ширину.
Облавы, показанные в фильме, я никогда не видел и не слышал о них в Воронеже. Волосы не стригли. Видимо эти случаи взяты из практики фестиваля, когда отчаянное распутство наших комсомолок перехлестнуло через край.
Они вытворяли такое, что, думаю, знаменитые кубинские проститутки могли отдыхать! Срочно были организованы летучие дружины на грузовиках, снабженные осветительными приборами, ножницами и парикмахерскими машинками. Грузовики с дружинниками, согласно плану облавы, неожиданно выезжали на поля, в парки и скверы. Включали все фары и лампы. Иностранцев, естественно, не трогали, расправлялись только с девушками, а так как их было слишком много, дружинникам было ни до выяснения личности, ни до простого задержания. У пойманных любительниц ночных приключений выстригалась часть волос, делалась такая «просека», после которой девице оставалось только одно - постричься наголо.
Сразу после фестиваля у жителей Москвы появился особо пристальный интерес к девушкам, носившим на голове плотно повязанный платок... Много драм произошло в семьях, в учебных заведениях и на предприятиях, где скрыть отсутствие волос было труднее, чем просто на улице, в метро или троллейбусе.
Еще труднее оказалось утаить появившихся через девять месяцев малышей, часто не похожих на собственную маму ни цветом кожи, ни разрезом глаз.
В сводной статистической выписке, подготовленной для руководства МВД СССР зафиксировано рождение 531 послефестивального ребёнка (всех рас, в основном черных). Так что стрижка волос – это из другой оперы.
А с нами в основном боролись мирными методами: через стенгазеты, печать, киножурналы и, конечно было неодобрение официозом. Лексика, присутствующая в фильме реальная, но я и мои друзья могли бы немало дополнить, особенно из терминологии лабухов. Окружающие иногда не могли взять в толк, на каком языке мы разговариваем.
И заканчивая фестивальную тему, хочу напомнить нашему поколению и просветить нынешнее: именно один из фестивальных конкурсов впоследствии стал постоянной передачей на телевидении и положил основу массовому распространению популярной ныне игры КВН.
Фестиваль перевернул взгляды на моду, манеру поведения, образ жизни, ускорив ход перемен. Хрущевская «оттепель», диссидентское движение, прорыв в литературе и живописи — все это началось именно в фестивальной круговерти.
В 1961 году я поступил в Воронежский лесотехнический институт на Механический факультет, отделения «эксплуатация автомобильного транспорта». Это было время многих политических событий и реформ. Неоднозначное время правления Н.С.Хрущева, которое и которого в последнее время часто вспоминают везде и по разному поводу.
Меня иногда спрашивают, почему я пошел учиться именно в лестех.
Причин несколько. Первая в том, что по материнской линии у нас в семье два моих деда еще до революции заканчивали Санкт-Петербургскую лесную академию. Вторая причина в том, что жизнь моей семьи, а это бабушка и дедушка, прошла вся в воронежском лестехе. Он был родным для всех нас. Еще учась в школе, я был записан в институтской библиотеке, занимался мотоциклами опять же в ДОСАФ при лестехе. Начинал играть в оркестрах и малых коллективах тоже в лестехе.
Моя тетя – профессор Ленинградской лесотехнической академии тоже начинала учиться в Воронежском лестехе. И наконец, мой дед заведовал кафедрой в лестехе. Он являлся старейшим его работником. Его именем названа аудитория, где он читал лекции, а через много лет и я в ней читал свои. Можно продолжать и дальше.
Работая в начале 2000 года на кафедре родного института, ныне академии, меня заинтересовала современная мотивация студентов поступления в наш ВУЗ, вызванная кажущим мне безразличием к будущей специальности большей части учащихся. Я опросил десятка два студентов и ни у кого не обнаружил даже зачатков профессионального интереса. Назывались самые разные мотивы: чтобы не идти в армию; так захотели родители, которые сами заканчивали наш ВУЗ; проживают в районе академии.
Объемы математики или других сложных предметов; просто нужно любое высшее образование, потому, что без него никуда не устроится на работу и наконец, друзья-товарищи пошли и я туда же и так далее.
Я, естественно, вспомнил свое время поступления. Я уже говорил, что еще учась в школе, я увлекся мотоциклами. Мы с ребятами разбирали и собирали битые на кроссе легкие мотоциклы М1М, готовили их к соревнованиям, сами гоняли по буграм динамовского оврага. Руки «прикипели» к железкам, но я мечтал о журналистике в университете.
Начал готовится на филологический. Меня сбил мой дядя, ныне покойный. Он работал главным инженером Ленинградского завода пластмасс, а у нас гостил с моей тетей. Он задал мне провокационный вопрос: о чем журналисты пишут в печати? О том, что доярка Иванова надоила три с половиной тысячи литров молока, а тракторист Петров пашет сразу на двух тракторах цугом! Или фельетон, как завмаг Сидоров проворовался и сел в тюрьму. А может быть выбьешься в люди, и будешь освещать работу ХХ11 съезда КПСС! А вдруг станешь учителем литературы в твоей любимой школе? (Он знал, что школу я терпеть не мог).
Я стал возражать, что есть филологи, исследователи, писатели, наконец! На что он, усмехнувшись, чем окончательно добил меня, спросил:
- А твоя фамилия, случайно, не Чехов, а может быть Толстой? Потом состоялся длинный откровенный кухонный разговор, потому, что в другом месте на эти темы никто не разговаривал. Он сказал мне:
- Запомни идеология – почва скользкая, а инженер, он и в Турции инженер. Капиталистические гайки ничем не отличаются от коммунистических. Инженерный корпус обслуживает технические решения, а не политические. Так я пошел в инженеры.
И только сейчас понял, что он был не прав вкруговую. Жизнь показала, что и коммунистические гайки тоже имеют свою идеологию. Ну, это уже совсем другая тема.
Начало моей студенческой жизни проходило весело и безоблачно. Все было интересно и ново. Всех бывших школьников охватило чувство щенячьего восторга перед новой студенческой вольной жизнью. В годы советской власти музыканты и спортсмены в ВУЗах были на привилегированном положении. Они были на виду, и я в том числе, потому, что участвовал в самодеятельности, дул в духовом оркестре, а главное играл на танцах, устраиваемых в фойе второго этажа перед актовым залом, и было непонятно, что главное: учеба или хи-хи, ха-ха, как говорила моя бабушка.
Были ли мы политизированными, как сейчас? Да нет. Мы, конечно живо интересовались происходящими событиями, обсуждали их, ждали появления в печати сенсационных материалов, особенно публикаций журнала «Огонек». Я делал вырезки интересных статей, которые сохранил до наших дней, однако это ни в какой мере нельзя было сравнить с накалом политических страстей девяностых годов всего населения страны поголовно, когда все прильнули к экранам телевизоров и смотрели дуэль Ельцина – Хасбулатова. Впрочем, нельзя сравнивать эти события и время.
ХХ съезд партии вскрыл и осудил культ личности, но саму систему не затронул. Мотивы Хрущева, по которым он начал борьбу с мертвым Сталиным и ее методы были во многом глубоко личностные. Поэтому и проявления ее во многом были очень личными: портреты, скульптуры, переименования.
Откровенно вырывалась наружу жуткая ненависть к Сталину, порожденная многолетним страхом перед ним.
Вот, как пишет Ф.Бурлацкий «Вожди и советники». М. 1990. с.88:
«Хрущев был глубоко ранен сталинизмом. Здесь перемешалось все: и мистический страх перед Сталиным, способным за один неверный шаг, жест, взгляд уничтожить любого человека, и ужас из-за невинно проливаемой крови. Здесь было и чувство личной ответственности за погубленные жизни, и накопленный десятилетиями протест, который рвался наружу как пар из котла».
Я долго хранил вырезку из газеты (к сожалению, не пометил названия, но мы выписывали «Правду», «Известия», «Литературную газету»), где была статья Хрущева, где кроме ставшего уже обычным, он писал о том, что Сталин издевался над людьми, ближайшего к нему окружения. Лично его, Хрущева постоянно унижал в присутствии других: пальцами хватал его за нос и тащил от стола. Приказывал плясать гопака. Особенно унизительна была его фраза в газете:
- «Что же оставалось делать? Я плясал…»
Кто-то попросил у меня эту вырезку и, как говорят, «с концами». Жалею очень.
Хрущев, я думаю, потом жалел, что дал волю своим эмоциям в первоначальном периоде своих разоблачений. Позже он уже это делал умнее:
- «Пришлось затаиться на годы, — пишет Хрущёв в своих воспоминаниях, — партия в те годы не терпела инакомыслия». Совершенно очевидно, кто не терпел инакомыслия!
У нас в институте в фойе перед читальным залом стояла скульптурная группа из гипса: на скамейке сидит Ленин, а позади скамейки стоит Сталин. Правая рука опиралась на плечо старшего соратника, а в согнутой левой – трубка. Все бездельники института, прогулявшие занятия встречались у вождей. Однажды ранним ноябрьским утром я увидел там своего приятеля, барабанщика нашей группы, Славку Моряка. (Такая у него была кликуха. Еще дошкольником он плавал в деревянном корыте по здоровенной луже, за что и получил свое прозвище).
Моряк был в растерянности и постоянно озирался вокруг. И только тут я понял, что он искал глазами: скульптуры не было. Вместо нее на полу зиял красный прямоугольник вывороченного паркета, который укладывали на красной мастике.
- Что здесь произошло? Где Сталин? – глупо спросил я и только сейчас заметил еще одну фигуру за его спиной - нашего институтского электрика. Он как всегда был пьян в стельку. Руки и ноги его болтались, словно на веревочках. Год назад он свалился на трансформатор и пожег себе синовинальную суставную жидкость. Став инвалидом – он пить не бросил.
- Здесь ночью вождей зарезали, - ответил он, размазывая пьяные слезы рукавом, - теперь их порубленные трупы валяются во дворе! Они…, - он многозначительно поднял качающуюся руку вверх с оттопыренными пальцами, - ответят!
Мы выбежали во двор и действительно увидели осколки скульптуры. Валялась голова Ленина, отколовшаяся от туловища: видимо пытались сначала отделить его от Сталина пожарным топором, а Сталин был порублен в лапшу.
- Ничего-то у нас не могут делать по-человечески, - Произнес с сожалением Моряк, - Подогнали бы грузовик, а потом уж и разбивали!
Меня всегда поражало хамство, с которым мы любим и боготворим без оглядки, а потом так же люто ненавидим. Вот уж действительно великий народ без руля и ветрил!
Вскоре наступило время перемен, которые не просто коснулись нас, а ударили наотмаш.
Глава 2. Перемены. Все кувырком. Реформа образования.
Первую сессию я сдал на тройки, а иначе с таким бешеным времяпровождением не могло и быть! Воздух свободы и разгильдяйства всегда нравился молодым. И я не был исключением. А тут еще начались девочки. Пришла первая любовь.
И вдруг грянул гром среди ясного неба. Нас собрали в 201 аудитории и объявили о реформе высшего образования.
Прежде, чем рассказать о сути реформы, и чем она обернулась для нас, я должен сказать, что студенты не сном, ни духом не знали о тех политических решениях, которые принимал Хрущев. По иронии судьбы именно эти решения проходили с широким обсуждением в прессе, в академии наук, в верхах ВУЗов, но студенты этим не интересовались, а насильно нас, конечно, никто не думал информировать. Все прошло мимо! Таким образом, всех нас реформа застала врасплох.
Просто однажды собрали и объявили, что на факультете создаются две группы: одна со временем учебы пять лет по специальности эксплуатация автомобильного транспорта и в ней будут учиться только студенты, отслужившие армию и студенты, имеющие за спиной двухлетний производственный стаж. Остальные будут учиться шесть лет, вместо пяти и по смежной специальности: «трактора и автомобили лесного хозяйства и лесной промышленности».
Кроме того для бывших школьников вводилась на два года система вечернего обучения с обязательной работой на предприятиях лесного комплекса. А он, этот комплекс находился в разных областях страны.
Моя группа выезжала на работу в город Гусь Хрустальный в леспромхоз. Экзамены у нас должны были принимать институтские преподаватели прямо на месте, без отрыва от производства.
Это была просто катастрофа! Во-первых, я поступал не на трактора, а на эксплуатацию транспорта и на каком основании, без моего желания меня переводят на другую специальность? Во-вторых, почему я должен учиться по вечерней схеме? Опять же любовь, которая должна остаться в Воронеже. И наконец, почему я должен уехать на два года в этот Гусь, хотя бы он был и Хрустальный?
Среди студентов началась паника. Посыпались заявления об отчислении, некоторые студенты сумели перевестись в другие ВУЗы Воронежа, которые не отправляли студентов на работу в другие города, а я вместе с двумя приятелями перевелся внутри института на факультет механической технологии древесины (МТД), который выпускал инженеров-механиков для деревообрабатывающей и мебельной промышленности.
Так Хрущ, как мы все его называли или царь Никита, без моего желания круто изменил судьбу на всю оставшуюся жизнь.
Факультет Механической технологии древесины (МТД) института так же был переведен на двухгодичную систему вечернего обучения, однако студенты, разбитые на группы, направлялись работать в деревообрабатывающие цеха предприятий города и никуда не выезжали. Так я попал в деревообрабатывающий цех вагоноремонтного завода на два долгих года.
Я подробно рассказал об этих событиях потому, что ныне говорят о Карибском кризисе, Совнархозах, провале аграрных реформ Хрущева, но никогда и нигде я не слышал о его реформах в образовании, которые были с треском провалены и отменены с его уходом.
По идее, они должны были сблизить учебу с производством и начиналось все со школы. «Трескотню» по поводу этого «сближения» в прессе мы все помним, но никогда бы мне в голову не пришло, что это сближение будет настолько для нас близким. В 1958 году был принят закон «О развитии системы народного образования в СССР». Обязательным становилось 8-летнее школьное образование. Все, кто хотел получить среднее образование, должен был учиться в среднем профтехникуме либо в средней политехнической школе с производственным обучением, либо в заочных и вечерних школах.
Школы приспособились. В них столярничали, слесарили, крутили токарные и фрезерные станки, а в высшей школе учеба, поступивших в ВУЗ вчерашних школьников, в течении двух лет совмещалась с работой на производстве.
Причинами таких решений послужила острая нехватка квалифицированной рабочей силы, так как основная масса выпускников школ стремилась к продолжению учебы в ВУЗах и не шла на производство. Хрущев выдвинул лозунг: «Укрепить связь между школой и жизнью». Ну, и укрепил, напрочь! С отставкой Хрущева в 1964 году средняя школа опять стала десятилетней, а система двухгодичного вечернего обучения отменена.
Вечернее обучение - что это было для нас? Это был сплошной кошмар и ужас. Надо было встать в шесть часов утра и через весь город проехать тремя видами транспорта, чтобы без пятнадцати восемь войти в цех. Я жил в районе института и его общежитий. Чтобы добраться в Отрожку, надо было проехать вокруг через весь город «круголя». Динамовского моста в те времена не было, и транспорт шел по Чернавскому. Чтобы не тратить полтора, а то и два часа на транспорт, мы ходили через луг, переходили речку и, пройдя километра четыре – пять, к восьми были у проходной завода. Отработав семь (по законодательству для малолеток) часов у станка, шли обратно и в шесть часов десять минут начинались занятия в институте. Зимой мы ездили на лыжах, возбуждая у рабочих неподдельный интерес, а в межсезонье, показывая свои заводские пропуска, упрашивали охрану железнодорожных мостов пропустить нас на работу.
На занятиях многие засыпали за партами, многие заболевали, у половины кружилась голова. Вот бы заставить Хруща оттопать 10 километров, простоять 7 часов у станка и после этого просидеть на занятиях высшей математики или физики две – три пары лекций! Не могу забыть этого времени Мы все падали от усталости, наступало безразличное отупение. Оазисом были одни субботы, когда мы просто учились.
Надо сказать, что у студенческой молодежи к Хрущеву было стойкое негативное отношение, как впрочем, и у большинства населения. Несмотря на то, что в его правление было сделано и немало хорошего, вспомните хотя бы увеличение пенсий, выдачу паспортов сельскому населению, жилищное строительство и другое, в целом он был очень непопулярным.
В кинотеатрах перед кинофильмом всегда шел киножурнал «Новости дня». Конечно, показывали Хрущева. Не было случая, чтобы при его появлении зал не топал, не свистел и не улюлюкал. Всегда раздавались крики «кукурузник» или еще похуже. Однажды, в таком журнале Хрущеву на какой-то встрече (по моему с польскими шахтерами) подарили высокую барашковую шапку, которую он надрючил на лысину и весь кинозал грохнул от хохота. Вид у него был как у шута горохового!
При Хрущеве анекдоты про него росли как грибы. После его крылатой фразы, о том, что мы догоним и перегоним Америку в студенчестве был популярным анекдот, где делегаты съезда упрашивают его изменить формулировку: только догнать, перегонять… ни в коем случае, потому, что когда обгоним, американцы могут увидеть, что у нас жопа голая.
Поскольку выпускников технических вузов ждала максимальная зарплата в 100 рублей, у студентов ходил такой анекдот: Джон Кеннеди спрашивает у Хрущева, сколько получает инженер в СССР, на что тот парирует:
- «А у вас, зато негры не учатся»!
Но Хрущев и без анекдотов прославился своим ботинком, которым стучал на заседании ассамблее ООН, своей знаменитой фразой «мы вам покажем кузькину мать», которую он сказал вице-президенту США Р.Никсону.
В Америке он комментировал возможность мирного сосуществования тем, что заявил: «американская свинья и советская по его убеждению вполне могут мирно сосуществовать»! На мой взгляд, самый большим его шедевром является фраза:
- «Мы никогда не примем Аденауэра как представителя Германии. Если снять с него штаны и посмотреть на его задницу, то можно убедиться, что Германия разделена. А если взглянуть на него спереди, то можно убедиться в том, что Германия никогда не поднимется»!
Глава 3. Куба. Книги с лагерной тематикой.
Пришло время вспомнить о кубинской эпопее. Вообще-то Кубой заболели все. Красавец Фидель, его борьба, революция, зажигательные речи, удивительный экзотический остров у всех вызывал восторг и сочувствие. В институте был организована большая концертная программа, посвященная кубинской революции. На заднике сцены актового зала развевались красные полотнища с Фиделем и Че Геварой. Танцевальный коллектив плясал кубинские танцы, а под аккомпанемент нашего квартета солисты пели песни, посвященные Кубе, ее борьбе.
В России и Соединённых Штатах Америки сейчас вспоминают события, которые вошли в историю под названием Карибский кризис. Полвека назад, в октябре 1962 года, две сверхдержавы оказались на грани ядерной войны, которую сумели предотвратить Кеннеди и Хрущев.
Это все большая политика, а мы встретили кульминацию этих событий на вагоноремонтном заводе. И это было не менее жестко и волнующе. В октябре, в разгар противостояния наша студенческая группа как всегда появилась к восьми утра на территории завода, а там уже гремел митинг.
На баскетбольной заводской площадке были установлены столы, накрытые красной материей, плотной, черной стеной стояла толпа рабочих. Докладчик что-то орал в микрофон про блокаду острова, размахивал руками, про то, что мы не останемся в стороне! Мы протянем руку помощи угнетенному кубинскому народу! Потянулись рабочие записываться воевать добровольцами на Кубу. Должен сказать, мурашки побежали по спине. Я вдруг понял, что все это взаправду, это серьезно и по-взрослому! Война была просто на пороге! Из нашей группы добровольцем записываться никто не пошел. К девяти часам все рассосались и приступили к работе, продолжая обсуждать события. В цеху пронзительно повисла в воздухе нервная и серьезная нота, в курилке все угрюмо молчали.
Еще одна примета времени, которая запала мне в память – книга А.И. Солженицина «Один день Ивана Денисовича». Она была маленького нестандартного формата с твердой обложкой. Не помню времени выхода этой книжки из печати, но ранее я прочел эту повесть в журнале «Новый мир» перед новым 1963 годом. Ее рвали на части друг у друга, и достать ее было не просто. Я проглотил ее за считанное время. С нее началась для меня особая лагерная литература, которая в стране развитого социализма подрывала веру в коммунистическую идею.
У нас в фойе института, на месте где когда-то находилась скульптура Ленина со Сталиным от нашего книжного киоска, который располагался в конце коридора первого этажа, поставили стол и принесли свеженькие, пахнущие типографской краской книжки Солженицина. Сразу выстроилась огромная очередь из студентов и преподавателей от кафедры химии до вестибюля. Мне повезло – книжку я купил, но, к сожалению, ее впоследствии у меня «зачитали».
Должен сказать, что к тому времени я был, несмотря на молодость, достаточно начитанным человеком. Был знаком практически со всей мировой классикой.
Я это пишу не из хвастовства, а потому, что лагерный сюжет «Денисовича» и информация, заложенная в повести мне были интересны, а литература и язык Солженицина мне показался бедным, тяжелым и корявым, да и к тому же имел невообразимые обороты речи и слова. Книга как художественное произведение в целом не понравилась.
Это впечатление и впоследствии не было разрушено после прочтения других его произведений, особенно «Архипелаг ГУЛАГ». Все носит преимущественно публицистический характер. Никаких художественных составляющих в его литературе я не обнаружил. Про себя я даже назвал его антикоммунистическим бухгалтером, а «Архипелаг» сборной солянкой и это мнение осталось до настоящего времени.
У Солженицина одна единственная задача доминирует во всех произведениях: показать сволочизм советского режима, который он рисует одной черной краской – никаких полутонов. Постоянная шумиха вокруг его имени, как мне кажется, имеет привкус шоу. Даже из своего возвращения на родину он сделал пышный спектакль с поездкой по стране в шикарном вагоне (интересно кто оплатил это путешествие?), с последующим выступлением в думе и назиданием «Как нам обустроить матушку нашу Россию»! Конечно, кто же кроме Солженицина знает, как ее сердешную обустроить? Прямо пророк Исайя!
Позже, когда я познакомился с другими авторами, пишущими на лагерную тему, мнение о Солженицине только укрепилось. Первой, после «Денисовича», действительно потрясающей книгой, которую я прочитал в «самиздате» на лагерную тему была книга Евгении Гинзбург – (мать В. Аксенова), «Крутой маршрут». Вот это действительно замечательное произведение! Оно и документально и потрясающе художественно. Ей веришь сразу и безоговорочно. Вот кому надо было дать нобелевскую премию! Но Гинзбург премию не выпрашивала и ничем себя не ангажировала. И вообще, я должен высказать неприличное для культурного человека мнение, что присуждение Нобелевских премий превратилось в политическое мероприятие и, на мой взгляд, в области литературы есть гораздо более достойные кандидатуры, чем, например Солженицин или Бродский.
Потом была книга Б.А. Дьякова «Повесть о пережитом» об «Озерлаге» Это настоящее художественное произведение, несмотря на то, что в нем описываются реальные события и сохранены подлинные имена героев.
Несмотря на то, что в повести есть еще остатки прокоммунистического пафоса, в целом она читается на одном дыхании.
Впоследствии повесть в печати критиковали за неточности и недомолвки, обвиняли автора в сиксотстве органам. Даже имя Дьякова в конце девяностых стало одно время нарицательным после публикации в журнале «Огонек» №20 за 1988 год, но если это даже является правдой, это нисколько не умаляет достоинств его произведения. Никто не знает ни обстоятельств и роли Дьякова в судьбах других его товарищей по несчастьям.
Во всяком случае, я не читал, что по его доносам кто-то пострадал. Что же касается верности коммунистическим идеалам, то это только говорит о порядочности и неосведомленности Дьякова в истории вопроса. После ХХ съезда КПСС, где было сказано, что Сталин – это плохо, нам всем усиленно насаждалось, что Ленин – это хорошо. Он считал единственно правильной социалистическую идею и был недалек от истины.
О взглядах Дьякова лучше всего процитировать выдержку из его беседы с журналистом (опубликовано в 9 номере журнала «Ветеран» за тот же злополучный для писателя 1988 год):
-«Находясь в лагере, я, в отличие от Солженицына, наряду с негодяями встречал людей, не потерявших веру в силу ленинской правды, в конечное торжество социальной справедливости. Солженицын же все видел в черном свете. В заключение беседы Б.Дьяков выразил надежду, что его произведения будут переизданы, поскольку в Госкомиздат поступает много писем с этой просьбой».
Возвращаясь к Солженицину, должен сказать, что он как никто ревниво относился к собратьям по перу и всегда норовил лягнуть побольнее. В «Архипелаге» он с видимом удовольствием пнул Дьякова и вообще, по моему, не было ни одной книги на лагерную тему, которая бы ему нравилась, за исключением своих произведений. А ведь у самого полно многочисленных неточностей и искажений действительности. Об этом пишут многие. Это, по-видимому, понимает и сам Солженицын и в «меру своих возможностей старается каждый такой факт аргументировать или ссылкой на документы, или, пользуясь свидетельством очевидцев, и здесь он допускает массу неточностей и ошибок. Это, конечно, не вина Солженицына, а его беда. Архивы для него были закрыты, а возможности встретиться с бывшими лагерниками были крайне ограничены. Людей, с которыми он встречался, и свидетельства которых указаны в книге, можно по пальцам пересчитать». Чего же в этом обвинять Дьякова?
Потрясающий писатель - «сиделец» Варлам Шаламов, автор «Колымских рассказов» отмечает:
- «Такой темы, как лагеря, хватит на 10 Толстых и 50 Солженицыных. Здесь нужен труд сотен подвижников. Я не думаю, что Солженицын считает, что он сказал о лагерях все или даже самое главное. Все еще предстоит сказать. Изложенные в «Архипелаге ГУЛАГ» факты нуждаются в пояснении».
И о сексотстве. Трудно сказать, кто не сексотил в те времена, как это не печально. Не миновала сия чаша и нобелевского лауреата Солженицина. Вот, что по этому поводу я прочитал в интернете Pandemonium http://warrax.net e-mail warrax@warrax.net , в статье Ю.Р. Федоровского, кандидата исторических наук:
«Пребывание в местах заключения Солженицын беллетризованно описал во многих сочинениях, например, о "шарашке" - роман "В круге первом". Hо воспринимать его тексты слишком доверчиво не стоит. В первую очередь это относится к истории с вербовкой в "стукачи".
Собственноручные показания в 12 главе "Архипелага" (да, он, Солженицин согласился, подписался на вербовку, но ни на кого не донес, ушел на этап) вызывали сомнения у всех "сидельцев". Бывший меньшевик М. Якубович, один из "соавторов", в неопубликованной статье "Постскриптум к "Архипелагу"" писал: "Если б это сообщение исходило не от самого Солженицына, я бы, пожалуй, и не поверил... Уверения Солженицына, что работники органов, не получая от "Ветрова" (псевдоним Солженицина) обещанной информации, добродушно с этим примирились и, мало того, послали этого обманщика в спецлагерь с несравненно лучшими условиями - сущая нелепица...
Покрытый на Западе славой неустрашимого борца против "варварского коммунизма", сидя на мешке золота... Солженицын все-таки не знает покоя. Его, несомненно, обуревает страх... А вдруг КГБ выступит с разоблачениями и опубликует во всемирное сведение тайну "Ветрова" - каков будет удар для репутации "пророка" и лауреата? Так не лучше ли упредить, перехватить, подать разоблачение в своей версии, в своей интерпретации: да, я был секретным осведомителем, но в действительности я никаких доносов ни на кого не делал... Такова психологическая причина саморазоблачения Солженицына».
И таких темных пятен в биографии великого писателя немало, начиная с отчества (Исаакович), переделанного в 1936 году и материалами следствия по его «посадке» в 1945-ом, истории с его выдворением из страны.
Заканчивая эту тему, надо сказать, что не было бы Хрущева, который провозгласил Солженицина великим русским писателем, (а он, надо думать, знал толк в культуре! Один манеж чего стоит!) еще неизвестно, чем бы закончилась его эпопея.
Глава 4. Реформы в экономике и как они к нам, а мы к ним.
Духовная пища конечно необходима, но книги книгами, а еду по расписанию никто не отменял! С 1962 годом пришли не только реформы в области высшего образования и новые имена писателей, а на дворе стоял экономический кризис.
Борьба за первенство в соцлагере и мире, которую после смерти Сталина начал Никита Хрущев оказалась непосильной ношей для экономики страны.
Меры, которые предпринимал Хрущев – сокращение расходов на оборону, создание совнархозов и другие - результатов не дали. Большой перерасход зарплаты привел к финансовому кризису. Запустили печатный станок.
А те деньги, которые были у населения, не на что было тратить. Валовая продукция, за которую отчитывалась промышленность, никому не была нужна. Например, изготавливали кастрюли огромной емкости, потому, что план был в литраже, а не в штуках и ассортименте. Маленьких и средних было не купить или другой пример, производилась обувь старых не модных моделей, горы которой скапливались на складах, но покупать ее никто и не собирался, но ее производили и производили. Такая же картина была практически по всем товарам народного потребления.
Я вспомнил рассмотрение в технико-экономическом совете ростовского ГК КПСС, членом которого я являлся, вопроса необходимости строительства новых складов обувной фабрики им. Микояна в связи с тем, что имеющиеся склады были забиты обувью. Фабрика не могла из-за этого выполнить план реализации, так как он фиксировался по сдаче на склад, а не реализации в торговле, которая эту обувь не хотела брать. Все понимали абсурдность, но стоял такой вопрос потому, что Ростовской партийной организацией был выдвинут и принят лозунг в ЦК КПСС «Работать без отстающих», а фабрика Микояна не могла по другому выполнить производственный план!
Но куда страшнее для народа, а для Хрущева и всего советского руководства в частности было другое. Из магазинов исчезли не только ходовые товары, но и продукты. На деле во многих городах и областях мясо и сливочное масло месяцами не появлялись вовсе, с прилавков стал исчезать даже хлеб.
Именно в это время появился в Воронеже черный хлеб со жмыхом, от которого была стойкая изжога, да и его не было вдосталь. О вкусовых качествах никто уже не заботился, лишь бы был. Мой дедушка страдал язвой желудка и ему по справке в магазине выделяли французскую булку на неделю.
В магазинах собирались километровые очереди. Опять ввели талоны. Каждый месяц мы выкупали их, но нормы были настолько малыми, что их хватало на несколько дней. Ходили анекдоты: в трамвае кондуктор требует предъявить билет, а пассажир отвечает, что не может потому, что он в него (в билет) завернул паек риса!
Очень популярными были анекдоты армянского радио. Его спросили, почему в России нет продуктов. Они не могли ответить и задали этот вопрос Хрущеву. Он ответил вопросом на вопрос:
- Мы сейчас с вами где? – И сам ответил: - В социализме! А куда идем? В коммунизм, и придем к нему в 1980 году! Ну, вот! Мы в пути! А в пути кормить никто не обещал!
И конечно еврейский анекдот: Бедный старый еврей в Житомире читает тору. Его спрашивает внучек:
- Дедушка! А дедушка! Кто придумал коммунизм, - коммунисты или ученые?
Дурачек ты Абраша, конечно коммунисты! Если бы ученые, то они сначала всегда на собаках пробуют!
Огромные очереди за хлебом стояли по всем городам и весям. Это было какое-то сумасшествие! Хрущеву показалось, что положение спасет кукуруза, но она не решила вопросов, только добавила издевки в его адрес. Его в народе прочно нарекли кукурузником. Ранее своими решениями и налогами он довел людей, что они извели скот и вырубили сады. Не стало ни хлеба, ни картошки, а мяса, масло и подавно! СССР начал закупать хлеб за рубежом.
Студентов и рабочих заводов спасала столовка. Там хоть жира не наешь, так с голоду не помрешь! Уровень, глубина дефицита и его размах до конца понятен, когда читаешь опубликованный секретный список подарков Ю.А. Гагарину по распоряжению Совета министров СССР:
Наряду с денежным вознаграждением признать необходимым подарить Гагарину и членам его семьи:
А дальше наряду с автомашиной и жилым домом, квартирой, значится мебель, ковровые дорожки, стиральная машина, детская коляска, 6 комплектов постельного белья, 2 одеяла, пальто, плащи, темный и светлый костюмы, 2 пары обуви, 6 рубашек, 2 шляпы, галстуки и так далее, вплоть до трусов и носков. То же самое для жены и детей, матери космонавта и отцу.
Без смеха и слез это читать невозможно. Уж если Гагарин не мог без Совета министров СССР купить себе штаны, то, что говорить о нас, простых смертных?
Уровень товарного дефицита в различных местностях СССР сильно различался. В РСФСР дефицит был наименьшим в Москве и Ленинграде, из союзных республик — в Прибалтике. Каждый населённый пункт СССР был отнесён к одной из «категорий снабжения». Всего их существовало четыре: особая, первая, вторая и третья. Города бились за повышение этой категории.
Города или республики особой и первой категории снабжения составляли всего 40 %, но получали 70-80% государственного снабжения, поступавших в торговлю фондов. Остальные города жили впроголодь за счет местных ресурсов. Москва, по нашему мнению, просто шиковала. Московская область и близлежащие города жили за счет Москвы.
Очень хорошо помню, как все ездили за шмотками и продуктами в Москву. Особенно осенью, когда возвращались с работ студенческие отряды.
Льготный билет на поезде стоил пять рублей, поэтому для нас, студентов поездка в Москву была вполне достигаемой.
Первое, что мы делали, приехав в столицу – бежали есть, недоступный для нас в нашем городе, деликатес – сосиски, которые можно было слопать уже в буфете вокзала. Их варили в алюминиевых кастрюлях и накладывали щипцами на тарелку с зеленым горошком. Мы брали по три порции, ели до дурноты, густо намазывая горчицей. Потом еще долго Москва ассоциировалась с сосисками. Но Москва тоже была не сахар. Да, там товары, как тогда говорили «выбрасывали» в магазины, потому, что они на прилавках появлялись внезапно. Стояли многокилометровые очереди.
Сейчас я только могу сравнить это безумие разве только с очередью в храм Христа Спасителя к поясу Богородицы. Мы не знали что и когда «выбросят», поэтому у всего советского народа появились на всякий случай, на «авось» сетки, которые так и назывались авоськами. Полиэтиленовых пакетов не было. Авоськи были разные по цвету (желтые, красные, малиновые и т.д.) и материалам, например, из искусственного шелка – они были самыми компактными, но небольшими или огромные сетки – прямо мешки из х/б пряжи.
Идешь себе по московской улице, вдруг очередь. Тогда становишься, и к вечеру отоваришься, например мандаринами по рублю, сорок копеек за килограмм и для которых всегда есть в кармане авоська. Про такие очереди тогда ходил анекдот:
« КПЗ сидит много молодых людей и один старый дед. Его сокамерники спрашивают: за что? А он отвечает: за изнасилование. Все удивляются потенции деда, а он объясняет:
- «вы все неправильно обо мне подумали – я не маньяк. Просто шел по бульвару, стоит, как обычно большая очередь. Я и стал, а когда дошел и увидел, что дают – тут меня со всеми вместе и арестовали!»
Люди, действительно, становились в очереди, совершенно не представляя, что «дают»! Раз стоят, значит, дефицит! И мне надо!
Но про мандарины – это Москва. В Воронеже и других городах их или, например, бананов просто никогда не бывало. Нет, мы, конечно, могли увидеть мандарин в подарочном пакете на новый год, но не больше того.
Помню, как однажды в те времена, заработав игрой на танцах, я отправился в Москву, что ни будь, прикупить – так тогда выражались. В моду вошли плащи из синтетики. Их все называли болоньевыми. Они были удобными, желанными, но не практичными. В дождь не промокали, но они не пропускали воздух, и вся спина была мокрая от пота до рубашки. Но мода есть мода – их носили поголовно и все мечтали их «достать».
За два часа до открытия я приехал в универмаг «Москва» на Ленинском проспекте. Там уже стояла черная толпа. Она начиналась еще на улице и заполняла все лестничные марши до самого верхнего этажа. Что выкинут – никто не знал. Все равно что – лишь бы купить, хоть черта в ступе! Очередь гудела, строя предположения. Не думайте, что очередь – это просто люди стоящие друг за другом. Это был живой организм, со своими нормами и правилами. Люди изобретали множество способов, чтобы избежать изнуряющих стояний в очередях, которые к тому же не гарантировали покупки товара.
В магазин, например, можно было прорваться с помощью своей собственной пробивной силой и нахальства. Места в очереди продавались (цена зависела от того, насколько близко к голове очереди находилось место, насколько дефицитным был товар) — имелась даже поговорка «Если хорошо постоять в очереди, то можно и не работать», можно было и нанять «стояльщика», который отстаивал бы очередь за вас.
Мы приехали в Москву с приятелем – это позволяло занять две очереди в разных секциях, и когда, наконец, к закрытию магазина мы попадали в святая, святых – к окошку кассы, выбивали все в двойном количестве: себе и другу. Но, не долго музыка играла: власти Москвы не дремали: они быстро внедрили нормы отпуска товаров в одни руки. Например, даем одно пальто в одни руки! Именно даем, а не продаем – это тоже была примета времени. Один шкаф в одни руки! Чем вам не Ильф и Петров! Действительно классика бессмертна! Мобильных телефонов не было, поэтому на подходе к запуску в секцию мы крутились волчком из одной очереди в другую.
Вообще это была целая наука — стоять в очереди. Нужно было многое предусмотреть и рассчитать. Любая мелочь могла стоить потери места. Где стоять? Когда стоять? Если очередь стояла задолго до открытия магазина, то имело значение, когда будут переписываться? К открытию списки всегда уточнялись. Номера очереди писались на руке химическим карандашом.
- Я тут стоял, вот за этой кофточкой - нет не стоял! – слышалось повсеместно. Моя мама рассказывала, как она занимала очередь за китайцем. Отошла, а потом попросила его подтвердить, что она стояла за ним, а он ответил:
- «Не знаю, не помню, все вы русские на одно лицо»! Вот уж, действительно!
Еще одна примета времени: туалетная бумага. Уж, почему она была в дефиците – уму непостижимо? Можно было увидеть приезжего, идущего по улице Горького в Москве со связкой рулонов туалетной бумаги на шее! И это никого не удивляло и не шокировало! Ходил анекдот:
«Идёт человек по улице, на шее связка рулонов туалетной бумаги. Прохожие к нему бросаются, спрашивают: Где? Где выбросили? — Да нигде, я из химчистки несу!»
В Москву хлынули голодные орды соотечественников, которые сметали все. Чтобы защитить москвичей от них в Москве стали продавать дефицитные товары только по предъявлении московской прописки. Появилась возможность москвичам зарабатывать на этом деньги.
Вот я пишу об этом, вспоминаю, и самому становится жутковато от этой картины вчерашней жизни, но ко всему привыкаешь и мы привыкли. Мы просто не могли представить, что можно жить по-другому. Были и хорошие стороны, которые мы бы сейчас с удовольствием взяли бы на вооружение. Плавали во всем этом, как рыбы в воде.
Как-то недавно, вспоминая те времена, один мой приятель сказал, что несмотря ни на что, у каждого в холодильнике было… Это совсем не так и фраза эта из другого Брежневского времени, которого здесь я не хотел касаться, потому, что мой рассказ о времени Хрущева, которое ассоциируются сейчас почему-то только Карибами, кукурузой, да хрущебами. Все вспоминают дефицит и пустые полки перед развалом советской империи, а дефицит в хрущевские времена и жуткие очереди понемногу забылись.
И о холодильниках , в которых всё было: во-первых, по тем временам холодильников просто было не «достать». Массово они выпускались в основном двумя заводами: ЗИЛом и СЭПО Саратовым. О ЗИЛе говорить не приходилось – его покупали тогдашние небожители, а все остальные - маленькие, но очень прочные холодильники саратовского электроагрегатного авиационного производственного объединения. Корпус холодильника «Саратов» (у нас был холодильник «Саратов 2») был изготовлен из стали и покрыт эмалью белого цвета. Он был, естественно, однокамерным и имел малюсенькую морозильную камеру. Основная масса народа пользовалась погребами – массовый выпуск холодильников начался только к середине пятидесятых годов.
В связи с дефицитом в торговле придумали новые формы, которые тоже стали приметами времени: распределители для партийной элиты и другой номенклатуры, отдельные секции для участников ВОВ, валютные магазины «Березка», где можно было купить что угодно за валюту и чеки, работавших за границей. Это породило валютчиков и спекулянтов. Были открыты ОРСы (отделы рабочего снабжения) в отдельных отраслях и крупных заводах, была создана отдельная система снабжения для закрытых городов.
В Воронеже и других городах были открыты «салоны для новобрачных», где продавались со скидкой кольца и одежда, но все это можно было купить по талонам ЗАГСа, которые тоже перепродавали друг другу. Даже были закрытые продажи похоронных принадлежностей: ткань, полотенца и носовые платки, которые продавались только по свидетельству о смерти.
Все это привело к расцвету спекулянтов и жуликов разных мастей, а главное к его величеству «Блату». Вот блат и стал той основной движущей силой социализма, который расцвел махровым цветом!
По блату, с черного хода, из-под полы, - все это понятия зародились в хрущевские времена. Работники торговли, в силу своей профессии, получали привилегированный доступ к дефицитным товарам и поэтому могли приобретать их для себя или для перепродажи. В то время за это полагалась статья «хищение социалистической собственности», но она не являлось тормозом для торгашей.
Ну, а когда ситуация с продовольствием стала критической, Хрущев объявил на заседании Президиума ЦК, что все дело в том, что сельскому хозяйству уделяли недостаточно внимания. И нашел новое быстрое решение проблемы - поднять цены на мясо и сливочное масло. А чтобы еще сильнее уменьшить спрос на них, одновременно во многих областях и республиках было решено снизить расценки для рабочих со сдельной и повременной оплатой труда.
После снижения расценок недовольство охватило всю страну. Забастовали краболовы на Дальнем востоке, портовые рабочие в Жданове, но самые страшные события произошли в Новочеркасске. Я не буду их пересказывать – они известны и кроме всего я не был их свидетелем - меня там просто не было.
Но осколочные разговоры слышал, когда приезжал в Новочеркасск к племяннице, находясь в Ростове на производственной практике в 1962 году и преддипломной практике в 1966 году. Все там были здорово напуганы репрессиями, проводимыми властями после этих событий.
Во-первых, они рассказывали, что народу там побили немало. По официальной версии было убито всего несколько человек, грабивших магазины. На самом деле всю ночь разъезжали военные грузовики, собирали трупы и закапывали их в степи, а потом начались аресты и следствие.
Присуждали расстрелы, «давали» по десять – пятнадцать лет тюрьмы «за бандитизм и массовые беспорядки». По истечении четырех лет после событий жители Новочеркасска еще боялись, что могли попасть в объективы фотоаппаратов и киноаппаратов гбэшников, которые снимали все происходящее на пленку. Вопрос только времени!
И еще все они очень тепло вспоминали генерал-лейтенанта М.К. Шапошникова – командующего бронетанковыми войсками Северо-Кавказского военного округа, который отказался отдать приказ о расстреле рабочих. Несмотря на приказ Плиева атаковать безоружную колонну, танки по его приказу заняли мост и остановились, не производя никаких действий. Можно себе только представить, что бы было, выполни он приказ? Кроме того они, по приказу Шапошникова не имели боекомплектов и оружия. Табельное оружие было только у офицеров.
После этих событий впоследствии боевого генерала, героя Советского Союза сначала отправили в психушку на экспертизу в институт Сербского, после чего уволили в запас и исключили из партии.
Двадцатишестилетний Константин Ковалев – автор «Зоны» и очевидец новочеркасских событий написал реквием, обличающий Хрущева и верха КПСС:
Не в битве вы с ворогом пали –
На вас он напасть не посмел,-
То русские в русских стреляли,
Поставив народ под расстрел.
Не в битве вы пали – над вами
Не грянул прощальный солют,
Ваш прах не украсят цветами,
Поэты вас не воспоют.
Ведь умерли вы не по книжкам,
Без криков во имя идей,
За хлебом вы шли ребятишкам –
Убили и вас и детей.
За то вас, за то вас убили,
Что вы не познали основ,
Что все мы живем в изобильи,
Что Ленину равен Хрущев.
И кто с этим всем не согласен,
Пусть лучше покается тут,
Он даже и мертвый опасен,
Его и могиле найдут.
Так встаньте же, встаньте же смело
С живыми в ряды мертвецы,
Мы с вами доделаем дело,
Что нам завещали отцы.
В 1964 году Хрущева сняли в результате кремлевского заговора. Никакого волнения ни у кого это не вызвало. Я вскоре закончил институт и был направлен по распределению в г. Ростов на Дону. Оглядываясь назад, где осталась моя юность и хрущевское далеко неоднозначное время, я вспоминаю его с удовлетворением не потому, что мне все это было по душе, а потому, что был молод и счастлив этим. Конечно, обидно, что такой страной безраздельно как царь управлял безграмотный и некультурный человек.
Партийно-бюрократические круги не могли Хрущеву простить реформаторства, военные – их сокращения, рабочие и крестьяне – приусадебных участков и погубленную скотину, остальной народ – снижение жизненного уровня, очереди, тотальный дефицит, бывшие студенты – разрушенные судьбы и вечернее обучение и конечно все не могут забыть репрессии: психушки и новочеркасский расстрел.
Кинорежиссер М.И. Ромм сказал о Хрущеве: "Пройдет совсем немного времени и забудется и Манеж, и кукуруза... А люди будут долго жить в его домах. Освобожденные им люди... И зла к нему никто не будет иметь - ни завтра, ни послезавтра. И истинное значение его для всех нас мы осознаем только спустя много лет".
Не знаю, прав ли Ромм, думаю не совсем, но он, наверное, не знал, что срок эксплуатации хрущевок был рассчитан на 50 лет.
И почему, непонятно, нам постоянно приходиться выбирать из двух, трех и более зол…ошибки совершают все, но цена ошибки у руководителя и рядового гражданина разная. А если руководитель царь, то цена его ошибок может носить непоправимый характер.
Требуются годы, чтобы зализать раны, нанесенные невежеством и глупостью. В те годы ходила притча: Бог делил территорию земли, между народами и русским досталась сама большая, богатая ресурсами. Чтобы не было недовольства, и в целях уравновешивания Бог заявил: - Поскольку русским достался самый лакомый кусок, пусть у них до скончания веков будет бездарное руководство!
Послесловие: Редактируя эти мемуары, я постарался учесть все замечания рецензентов, однако объединяя три части воспоминаний лишился некоторых рецензий, которыми дорожу. Поэтому, нарушая формат, приведу их здесь, чтобы не потерять их безвозвратно:
Рецензия на «Как мы это видели и что помним. (Вадим Гарин)
Уважаемый Вадим!
С удовольствием, без передыха прочитал Ваши воспоминания. Все три части. Читать было легко.
Написано хорошим, образным языком. Воспринимается с интересом. Перед глазами отрезок истории нашей страны, в которой и я жил, был активным участником её достижений и бед. Приятно читать о своей молодости.
Вы замахнулись на большой отрезок времени: 50-е – 80-е годы. Поэтому не удивительно, что события тех лет обозначены в общем пунктирно. Да в заданном объёме иначе и не могло быть. Достоинство написанного в том, что общие положения «подсвечены» интересными, конкретными, яркими, сочными примерами. Поэтому читается, повторюсь, с большим интересом.
Особенно любопытен раздел о хрущёвских реформах в области образования. Действительно, все как-то подзабыли о его «кукурузе» в этой области. Эта часть вообще выписана особенно подробно и, как говорят на канцелярите, проиллюстрирована многочисленными примерами. Понятно, как идеи неуёмного реформатора сказались на жизни молодёжи. Мимо внимания автора не прошло появление «стиляг». Они, правда, появились в конце 40-х годов, а «мочить» их стали уже в 50-х. Это явления представлено достаточно ярко и, на мой взгляд, даже не нуждалось в подкреплении ссылкой на фильм Тодоровского.
Моё мнение о личности А.И. Солженицына, о его творчестве (за исключением таких вещей, как, «Один день из жизни Ивана Денисовича» , «Матрёнин двор», « Бодался телёнок с дубом» и ещё нескольких рассказов) совпадает с Вашим. Его большие полотна – типичный соцреализм с примесью национализма и субъективизма. Но публикация «Архипелага ГУЛАГ» - несомненно , сыграла огромную роль в формировании общественного сознания советских людей и, в итоге, способствовала распаду СССР. А.И. - сильный и последовательный мужик.
Есть особенно удачные места, выражения. Например, «Умело засвистала галёрка, заулюлюкала середина и только передний край растерянно и молча смотрел на происходящее».
Исчерпывающая характеристика слоёв студенческого общества. Ещё – холодильник «Саратов». Мы купили его в год рождения сына. Без всяких ремонтов он прослужил 25 (!)лет, последнее время на даче, потом был продан за приличную сумму и ещё долго служил покупателям!
…А«Хрущёвки», рассчитанные на 50 лет…В прошлом году я побывал в Харькове. Специально прошел по местам «боевой славы» - своей молодости. Первый застроенный этими домами микрорайон – более чем на 100000 человек – стоят они, как миленькие, обновлённые, поштукатуренные, покрашенные, с застеклёнными балконами. И кругом – зеленым-зелено! Помня об установленных этим домам срокам, которые давным - давно уже вышли, я даже поинтересовался у народа, мол, как… ? Порядок – говорят!...
А вот с изложением рассуждений и эпизодов, относящихся то к 60-м, а затем к 5о-м, то к 70-м, то снова к 60-и, а потом к 80-м годам - тут, ну никакого порядка.. Читать трудно: нет стройности и последовательности в историческом плане . И вообще, чувствуется желание автора объять необъятное, рассказать сразу обо всём. Вперемежку идут рассказы об очередях, стилягах, о самодеятельности .И тут же, - о Солженицыне, Кубинском кризисе и т.п. Думается, о таких вещах, походя, говорить не стоит. С одной стороны, они довольно известны. А, с другой - достойны более пристального внимания.
Есть неточности и опечатки:
«Потенциал деда» - наверное, потенция?
Плащ» болоневый» – надо «болоньевый»
Солют – салют.
Но это – мелочи. Доброжелательные замечания.
В заключение. Ваш рассказ «Снабженец» – это образец того, как через конкретные ситуации и яркий образ одного человека можно передать картину ЭПОХИ.
С уважением и наилучшими пожеланиями!
Владимир Гугель 16.02.2013 15:59 • Заявить о нарушении правил / Удалить
Добавить замечания
Огромное спасибо Владимир за интерес, проявленный ко мне и доброжелательную оценку. Конечно Вы правы, что не надо было цеплять паровозом всё на свете. С Карибским кризисом мне надо было остановится на личном и не замахиваться шире. Для меня он очень памятен не страхом перед возможной войной, а тем, что играя на концерте, посвященном Кубе, я познакомился со своей супругой. Сейчас нам по семьдесят. Потом этот митинг на заводе. Об этом и надо было рассказать и не охватывать необъятное.
Вадим Гарин.
Рецензия на «Как мы это видели и что помним. (Вадим Гарин)
Многое из того времени сохранилось еще в конце шестидесятых, начале семидесятых. Прожито и прочувствовано лично.
С Вами нельзя не согласиться.
Понравилось.
Борис Лембик 08.11.2012 21:05 • Заявить о нарушении правил / Удалить
Добавить замечания
Борис, еще раз спасибо за внимание к моему творчеству. Мемуары пишу уже лет двадцать, но не выставляю их. Зайду к Вам на страничку - отзовусь. У меня есть, по моему, любопытный мемуарный материал, который выставлен на моем сайте (не в Прозе.ру). Это "Тетрадь Натана". Если заинтересуетесь - на моей главной странице в Прозе внизу мой сайт. Милости прошу. А я прочту Ваши. С уважением и признательностью
Вадим Гарин 08.11.2012 23:28 Заявить о нарушении правил / Удалить
Добавить замечания