Германия. Две тысячи этот год. В местном театре нынче дают оперу Петра Ильича Чайковского "Евгений Онегин". Премьера! В спектакле занят первый состав местной труппы. Опера будет идти на русском языке.
Зал полон.
Точно в назначенное время из оркестровой ямы раздались первые аккорды божественной музыки. Вспоминаем, как мы слушали эту оперу в Мариинке, Ленинградском театре оперы и балета. Старинные платья, причёски, золотые эполеты, дивные декорации...
Мы все в ожидании.
Занавесь начал меееедленно подниматься...
Сцена пуста. Из декораций лишь железный стул, стоящий посередине сцены. Сцену обрамляют кулисы в виде множества огромных дверей. Звучит ария матери Татьяны. Чуть шипящий звук, фонограмма на хорошем русском языке. На сцене появляются две женщины. Одна, черноволосая с высокой причёской и с очень накрашенными глазами, в коротеньком, выше колен, приталенном синем платье с огромным вырезом, чудом удерживающим большие груди. Вторая женщина - высока, худа, явно лет на 10 старше первой и одета в удлинённое платье золотистого цвета с белыми рюшечками на груди, которыми пытались задрапировать отсутствие того, что должно было бы лежать в декольте.
Они запели, пытаясь перепеть звучащую фонограмму.
Тут закулисный звук голоса фонограммы стихает и мы слышим уже живые голоса находящихся на сцене певиц. Хорошие голоса. Трудно уловить слова даже из знакомого текста Пушкина. Читаю титры, бегущие на экране под потолком на немецком. Начинаю понимать, что молодая женщина-мать Татьяны и Ольги, та что постарше - дочь Ольга.
Вслушиваюсь в пение. Ольга , судя по её имени в афишке, голландка, поёт с небольшим русским акцентом, чуть шепелявя. Понять же мать сложно, но некоторые слова на русском она выпевает особенно старательно...
На сцене появляется девушка в желтеньком платьице, прикрываюшим коленки коротеньких ножек. На голове желтенький бантик. Судя по лицу и по имени в афише она китаянка. Из боковой кулисы к ней выходит пожилая женщина европейской наружности. Они поют. Голос у китаянки замечательнейший. Поёт, очень старательно произнося русский текст. Становится понятно, что перед нами на сцене Татьяна Ларина со своей няней.
Следующая сцена.
Здесь хотели показать, как мать Татьяны - помещица глумится над простыми крестьянами. Из всех закулисных дырок - ширм выходят, выползают измождённые женщины в голубых халатах уборщиц, с голубыми же косынками на голове. Мужчины в голубых робах. Кто-то проползает по сцене. Вот какая-то женщина в халате, с литровой баночкой из под огурцов, присаживается на пол у самого края оркестровой ямы, и что-то делает с той баночкой, расстегнув верхнюю часть халатика и обнажив грудь. Догадываемся. Она сцеживает своё молоко в баночку.
Мать поёт, при этом ударяя по щекам то одного, то другого представителя народа. Все постепенно расползаются со сцены. "Доярка" уходит последней.
Сцена третья.
У меня в мыслях пронеслось, что не плохо бы уже и Онегину приехать. Самое было бы время. На сцене появляется рыжеволосый, кривоногий, небольшого росточка крепыш в очень узких брюках и пиджачке надетом на голое тело. Раскосые глаза выдавали в нем азиатское происхождение. Кореец - Онегин. Ну что же, интересное решение. Но голос его был просто изумителен. На сцену выкатывается на инвалидной коляске мужчина лет пятидесяти на вид. Ленский. Он запел на чисто русском языке без всякого акцента.
Из программки мы поняли, что он литовец.
Почему инвалидное кресло? Тут я теряюсь в догадках. Возможно такую оригинальную трактовку Пушкина нашёл режиссёр спектакля. А возможно певец просто сломал ногу.
Сцена слабо освещена.
Пол на сцена покрывают разбросанные тут и там ровные листки бумаги.
Луч прожектора вырывает из мрака стоящую на коленях и склонившуюся над сиденьем того, единственного железного стула, Татьяну.
Она что то делает глядя на сиденье стула.
Из её арии становиться понятно, чем она там занимается.
"Я вам пишу,чего же боле..."
Голос бесподобный, зал замирает.
Бал в доме Лариных.
Кореец - Онегин начинает оказывать китаянке Татьяне знаки внимания.
Кульминационный момент. Ссора Ленского с Онегиным. Но перед этим Ленский укоряет Татьяну в том, что она отказала ему в мазурке. Эта ария бесподобно звучит у Ленского, сидящего в инвалидном кресле.
Дуэль.
В секунданте можно было легко узнать одного из представителей народа из сцены издевательств над крестьянами. Ленский, отъехав на своём инвалидном кресле в самый угол сцены, пытается целиться в грудь корейцу. Понимаю, трудно. Симпатии зрителей полностью на стороне инвалида.
Но что же поделаешь, если в спектакле ему уже уготовлена смерть.
Ленского, сидевшего в кресле с пистолетом в руках с поникшей головой, выкатывают со сцены за кулисы.
Антракт.
Дествие второе.
Сцена ярко освещена. Посередине тот же стул и небольшой, с гнутыми ножками, железный стол.
Онегин, после длительных скитаний по заграницам, возвращается домой совсем другим человеком.
Черные как смоль волосы, костюм горчичного цвета, из под пиджака был виден воротник белой рубашки.
"Как изменилася Татьяна!
Как твердо в роль свою вошла!..."
Да, Таня за эти годы совсем преобразилась.
На ней, вместо того, цвета однодневного цыплёнка, чёрное, длинное, прямого покроя, платье с накинутой на плечи прозрачной шалью.
Татьяна сидит, облокотившись на стол, напротив сидит Онегин.
Их дуэт великолепен. Но взгляды всего зрительного зала прикованы сейчас не к ним, а к ползущей по сцене женщине в сером. Она ползёт на боку лицом к зрителям, опираясь локтём о пол, вторая рука, согнутая в локте чуть приподнята перед собой и в ней чашка с блюдечком.
Движения её по полу медленные, размеренные. Проползая мимо стола, она "незаметно" передаёт эту чашечку сидящей за столом Татьяне и продолжает своё движение к противоположной стороне сцены. Но ещё первая ползунья не успела коснуться рукой спасительной границы кулис, как ей навстречу выползает уже другая "чашечка". Вторая проползает мимо ползущей первой в направлении поющего дуэта.
А наш Онегин-то, так увлёкся своей партией, что не заметил подползающую женщину, не взял у неё чашку. Той пришлось пополсти со своей ношей дальше к противоположному закулисью.
Встреча Онегина с Греминым, мужем Татьяны.
На сцену, под овации зала, выходит высокий, одетый в чёрный блестящий фрак генерал.
Сцена, зал, всё вокруг заполняется густым мощным баритоном:"Онегин, я скрывать не стану..."
И уже не обращаешь внимание на восточное лицо Гремина(певец из Японии), на его ужасный русский язык и на то, что когда певец повернулся к залу другим боком, фрак с другой стороны был вовсе и не фрак, а костюм белого цвета с коротким пиджаком. Мысль о том,что костюм его похож на костюм разноцветного клоуна уже пришла потом, после спектакля, но в тот момент все в зале замерли и лишь вдыхали в себя звуки великолепного голоса.
Бал в доме Татьяны.
Сцена заполняется людьми. Женщины в мешковидных тёмных платьях, мужчины в рабочих, синих спецовках.
Все стоят по парам. Мужчина-женщина, мужчина-женщина. В паре лицом к лицу. Лица строгие, руки опущены вдоль туловища. Оркестр играет полонез.
И все пары, по невидимой команде, начинают поднимать и опускать плечи. Поднимать и опускать плечи, оставаясь стоять на тех же местах, куда их поставил режиссёр. Так "оттанцевав", массовка медленно покидает сцену.
Финальная сцена.
Двери-ширмы вокруг сцены отъезжают в сторону и за тюлевой завесью, подсвеченные комнаты: кровати, люди лежащие на них. Больница.
Два высоких мужчины в халатах, застёгнутых сзади, везут на кресле-каталке нашего Онегина...
На поклоны вышли все, зал аплодировал. Потом выходили все по очереди. Зал аплодировал каждому из исполнителей усиливая накал аплодисментов при появлении Татьяны, Онегина, но когда выходил генерал Гремин, зал взрывался овациями и криками Браво! Браво! Брависимоооооооо!