Однажды меня по селектору вызвал к себе в кабинет директор фабрики, Юрий Васильевич Крылов. Юрий Васильевич начал расспрашивать меня о моей личной жизни и о моих проблемах. Разговор не клеился. Я понимал, что вызвал он меня к себе в рабочее время не для приятного времяпровождения. Наконец Юрий Васильевич приступил к делу:
– Ты подал документы в московский институт лёгкой промышленности. Зачем тебе это, в твои-то годы? Кроме основной работы ты несёшь тяжёлую психическую и умственную нагрузку, втянувшись в борьбу с расхитителями. Ты же домой являешься только на три часа в сутки, дабы немного поспать. Об этом мне твоя жена сказала. Когда же ты будешь заниматься учением? У тебя и так нет свободного времени. Не лучше ли тебе подать документы в Донецкий техникум лёгкой промышленности? Тебе даже учиться в техникуме не надо будет. Если хочешь, я сейчас же позвоню в техникум, и ты в этом же году получишь диплом?
– Мне надо подумать, – ответил я и ушёл.
Не о моём здоровье беспокоился директор фабрики. Вероятно, некоторые лица в администрации фабрики не желают иметь меня своим конкурентом в борьбе за тёплые места в административном аппарате фабрики. Но, скорее всего администрация боится моего проникновения в сферу своей деятельности, из-за того, что мне могут открыться криминальные действия в сфере управления. Мне расхотелось учиться, не только в институте, но и в техникуме, тем более что техникумы я всегда считал недостойными для меня учебными заведениями.
Не знаю, что меня надоумило подать заявление о приёме в компартию. Рекомендации у меня были не то, чтобы отличные, а превосходные. Прошло шесть месяцев с того дня, когда я подал заявление, а меня до сих пор, не только не пригласили на партийное собрание, но даже никто не заикнулся о моём заявлении. Однажды ко мне в кабинет пришёл уважаемый мною человек – начальник добровольной народной дружины, Беленко Алексей Константинович. Он у меня спросил:
– Как идут твои дела?
– У меня пока всё так, как у того человека, который вывалился из окна своей квартиры на девятом этаже и падает на землю. Пролетая мимо пятого этажа, этот человек сам себе сказал: «Пока что, всё идёт нормально».
Беленко засмеялся, прекрасно зная мои проблемы.
– Алексей Константинович, уже прошло шесть месяцев с того дня, как я подал заявление в партию, но до сих пор о моём заявлении «нет ни слуху, ни духу». Мне не отказывают, но и не принимают в партию. Это неспроста. Не могли бы Вы мне объяснить причину столь странной реакции влиятельных партийцев на моё заявление? Вы меня знаете – чужие тайны я умею хранить лучше своих тайн. Люди поэтому мне доверяют и подают нужную мне информацию, без боязни навлечь на себя дурные последствия. Я не бегаю и не поднимаю вопросы на многие щекотливые темы, только лишь из-за того, чтоб не пострадал человек, от которого я узнал то, что от меня тщательно скрывают. Не скажу я никому и о том, что Вы мне решитесь сообщить. Так какова же причина, если Вы мне доверяете?
Алексей Константинович иронично усмехнулся, что-то вспоминая, а затем сказал.
– Члены фабричного «треугольника» выразились по поводу твоего заявления так: «Нам и так от его деятельности покоя нет, а если мы его ещё и в партию примем, тогда нам всем на фабрике места не будет».
– В комсомол я вступил не по своей воле и пробыл в нём недолго, перестав платить членские взносы. Мне и в партию нет желания вступать. Я полагал, что, будучи партийцем, я смог бы принести государству больше пользы. В настоящее время я так не думаю. Передайте в «треугольник», что в партию я передумал вступать. Пусть не беспокоятся.
Жизнь у начальства бедна, трудна и опасна. Так ли это? Однажды, когда Украина уже приобрела независимость от «братьев руссов-варягов-ворогов», я ехал электропоездом в Иловайск. Людей в электропоезд набилось столько, что невозможно было повернуться. В электричке торговцы везли из «бедной» Украины в «богатую» Россию продовольственные товары, делая по тем временам для себя небольшой бизнес. Я стоял в вагоне и слушал разговоры пассажиров:
– Ой, как хорошо было жить в Советском Союзе! Я имела заработок в семьдесят рублей и могла два раза в месяц сходить в ресторан! – расписывает красивую советскую жизнь одна пассажирка. На её голове норковая шапка.
– Кем Вы работали? – спросил я у женщины.
– Продавщицей, – ответила она.
Разговоры в вагоне прекратились, так как всем стало понятно, за какие деньги ходила в ресторан любительница «советского» образа жизни. В 1977 году посидеть один раз в ресторане за скромным столиком – это не менее 40 рублей. Два раза в месяц в ресторане – это 80 рублей, а у неё заработок – 70 рублей и надо ещё месяц чем-то питаться и детей кормить.
Мне со своими ребятами из группы БХСС приходилось иногда участвовать в рейдах по рынку. Однажды я со своими ребятами находился на рынке в участке милиции. В участок зашла хорошо одетая женщина и пожаловалась инспектору милиции:
– Новенькая на рынке появилась с вязаными шапками. Она нам цены сбивает!
– Пойдём, покажешь её, – сказал милиционер и они ушли на рынок.
Спекулянты хорошо платили милиционеру за «крышу», вот он и защищал доходы спекулянтов. Продавцы магазинов делились своими доходами с работниками советских органов. Некоторые продавцы доходами не делились, или же «давали» мало. Тогда в ОБХСС районного отделения милиции поступало указание от влиятельных лиц наказать неугодных продавцов. Получали такие продавцы до четырёх лет лишения свободы строгого режима. Делать контрольные закупки и заводить уголовные дела на тех продавцов, на которых не было указания свыше, запрещалось «по умолчанию».
Киевская Русь была создана Киевом, и принадлежала Киеву, ибо в летописи сказано: «Ходил князь киевский на Русь и там обложил данью каждое рало». С тех пор и повелось в этой стране при любой политической, или религиозной, системе собирать дань с каждого «рыла». Даже в 1978 году опорный пункт милиции, который финансировался камвольной фабрикой, должен был ежемесячно отдавать в районный отдел милиции три тысячи рублей «в конвертике», а участок милиции при ХБК должен был передавать пять тысяч рублей.
Мой двоюродный брат, Геннадий, работал водителем на междугородном автобусе. Он ежедневно по возращению из рейса отдавал механику 50 рублей, оставляя себе 10 рублей, или же вовсе оставаясь без денег. Можете только представить себе, сколько денег ежедневно имел механик автобазы, но не обогатился, ибо все деньги отдавал директору автопарка. Директор тоже не обогатился, передавая деньги в территориальное управление. Конечным пунктом всех денежных рек был Совет Министров. Ежедневно деньги, добытые криминальным путём, катились в Москву, увеличиваясь в размерах как снежный ком.
Моя жена плакала, когда ей позвонили из райкома комсомола и приказали привезти в райком крупную сумму денег:
– Где я такие деньги возьму?
– Сходи к директору фабрики. Вероятно, он тебе подскажет, где и каким образом ты сможешь взять необходимую сумму денег, – посоветовал я ей.
В дальнейшем у неё не было проблем с приобретением денег для райкома.
В 1967 году, когда я работал водителем автомобиля, меня часто направляли на автомобиле работать в Буденовский районный отдел милиции города Донецка. Довольно часто милиционеры откровенно воровали продукцию на предприятиях, а я вынужден был развозить ворованный материал по указанным мне адресам. Летом 1968 года я был направлен на работу в Буденовский райком компартии города Донецка. Мне дали двух человек, с которыми я целый день возил с шахты ошкуренный и хорошо высушенный лес из неприкосновенного запаса лесного склада. Этот лес развозили по посёлку и продавали частным лицам. На следующий день меня направили работать в Буденовский районный отдел милиции. В конце рабочего дня я подал свою путёвку на подпись капитану милиции. Капитан долго разговаривал по телефону, а я от скуки стал читать бумаги, лежащие на столе у капитана. На столе лежал протокол-отчёт перед обкомом партии. В протоколе было напечатано следующее сообщение:
1). На шахте Заперевальная-2 один шахтёр (указана фамилия шахтёра) поссорился с начальником угольного участка, на котором он работал. В присутствии рабочего коллектива участка рабочий сказал начальнику: «Твоё счастье, что здесь не Чехословакия, а то ты бы у меня поплясал». Этот рабочий осуждён на 12 лет лишения свободы.
2). Две женщины на рынке высказывались публично в антисоветском духе. Одна из них получила 8 лет лишения свободы, а другая женщина разыскивается. Фотографии обеих женщин прилагаются к протоколу.
В протоколе были указаны и другие эпизоды очистки населения от инакомыслящих, но и приведённых мною примеров вполне достаточно, дабы иметь представление о «светлом образе советской жизни».
Однажды я встретился с другом своей юности, которого не видел много лет. Мы с ним поехали в ресторан «Русь», уселись за столик и стали вспоминать прожитые годы. Друг моей юности окончил Рутченковский горный техникум имени Абакумова. Родился он в семье из сонма «богом избранных». Женившись на племяннице министра, он получил должность заместителя директора шахты по безопасному ведению подземных работ. Должность почётная, не пыльная и не ответственная – как раз для «богом избранного» человека со среднетехническим образованием. Вёл он и работу по политпросвещению. Решил он и меня «просветить» по некоторым вопросам:
– Ты думаешь, что войти в коммунизм, это как открыть дверь в другую комнату и зайти в неё? Войдя в другую комнату, ты входишь в другую обстановку и в другие условия обитания. Люди думают, что при коммунизме условия жизни будут резко отличаться от нынешних условий. Ничего подобного. Просто, в один прекрасный день нам всем объявят, что мы уже живём при коммунизме, но ничего при этом не изменится. Тот, кто произнесёт выражение «мы уже живём при коммунизме», скажет истину, ибо «они» уже давно живут при коммунизме. «Они» – десять процентов всего населения СССР, и этот процент никогда не изменится. Коммунисты – те же дворяне, только дворяне, у которых имущество общее, коммунальное. Мы построили дворянский коммунизм.
– Дворяне не работали, насколько я знаю, а коммунисты, всё же, работают.
– Ты думаешь, что у министра работа тяжёлая, сложная и ответственная? Министром может работать любой человек, потому что министр в нашем государстве не технократ, а всего лишь политический деятель. Тебя поставили бы министром в любую отрасль промышленности, и ничего бы не изменилось, а ты бы не ощутил дискомфорта. Огромный штат нужных работников есть в каждом министерстве, который делает всю необходимую работу. Тебе приносили бы на подпись документы, тщательно проверенные и нуждающиеся в твоей подписи. Тебе даже думать не надо будет, а только подписывать документы, ибо министр – стрелочник, на которого в нужный момент можно будет взвалить вину за плохую работу во вверенной ему отрасли промышленности. Если тебе надо будет где-либо выступить с речью, тогда тебе принесут отредактированную речь. От тебя будут требовать покорности и соглашательства. Если же ты будешь думать и попытаешься работать, тогда долго в министерском кресле не задержишься. Таковы правила коммунистического сообщества.
– Но руководитель страны думает над тем, что он говорит и делает.
– Люди говорят: «Брежнев сказал». Не Брежнев сказал, а «Брежневу сказали» то, что он должен передать народу от своего имени. Есть теневая система руководства страной, которая хорошо работает, даёт указания руководителям государства и хорошо себя защищает. Эта система и есть настоящее правительство. Умные, настоящие, теневые руководители страны являются дирижёрами системы, но не высовываются на всеобщее обозрение. Теневое руководство страны тихо и мирно живёт, наслаждаясь всеми прелестями жизни, и ни за что не отвечает. Теневики в исторических хрониках не фигурируют, а потому и не несут ответственности перед человечеством. Теневики – паразитократы. Сталин уничтожал тех, кто пытался организовать теневое руководство страны. По этой, и только по этой причине Сталин был, есть, и будет, плохим руководителем страны в истории России.
– Если бы Сталин смог прожить 300 лет, и всё это время руководить страной, тогда, вероятно, можно было бы изменить менталитет граждан и навсегда покончить с паразитократией.
– Ты объявил войну расхитителям социалистической собственности. Ты что, Сталин? Ты хочешь всех жителей страны отправить в лагеря? Ведь в этой стране одни преступники живут, потому что сама жизнь, сама система, в которой мы живём, заставляет людей быть преступниками. Граждане нашей страны и без твоих забот живут в лагере. Не имеет значения, как этот лагерь будет называться – социалистическим, коммунистическим, капиталистическим или же исправительно-трудовым, всё равно лагерь, в котором строгость режима меняется в зависимости от требования времени. У всех политических систем, какие бы системы люди не придумали, независимо от названия и структуры, цель одна – грабёж народа. Воруют все, но прежде всего, воровать заставляют руководители страны. Например, недавно я был на заседании партийно-хозяйственного актива области. По окончанию заседания пришлось мне остаться «по шестому вопросу». Ты знаешь, что это такое. Кое-кто уехал после заседания домой, а я остался, прекрасно понимая, чем мне грозит уход от «шестого вопроса». Секретарь обкома с рюмкой водки в руке обходил оставшихся с ним людей и называл суммы, указывая своим властным пальцем: «Ты – шесть, ты – восемь, с тебя – две». И так далее. С меня две тысячи рублей! Я позвонил своей жене, а она через полчаса привезла мне на такси указанную сумму денег. Я отдал секретарю обкома деньги. Но, это же, мои кровные, не ворованные деньги! Теперь мне надо эту сумму денег вернуть в семейный бюджет, но как? Вероятно, надо воровать, но я, же помощник начальника шахты, и мне по штату положено отвечать за сохранение соц. собственности на шахте. Вот на ХБК, или на камвольной фабрике, две тысячи рублей, всего лишь мизер, а на шахте две тысячи рублей, это огромные деньги. Я пришёл к начальнику шахты и рассказал ему свою проблему с деньгами. Он выделил автомашину и двух рабочих. Рабочие целый день возили лес с лесного склада и продавали его, дабы вернуть мне деньги, отданные секретарю обкома партии. Кроме этого надо было заодно и начальнику шахты дать деньги, рабочие себе в карман что-то положили, и сторожу склада надо было дать, чтоб «держал язык за зубами». Это сколько же надо было продать леса! Как теперь этот лес списывать? И списывать его должен я. Так-то, а ты – войну расхитителям!
- Да это же …! Это «Стервятник двуглавый», смотрит на все стороны – куда бы ещё пойти и кого бы ещё ограбить, предварительно записав его себе в «братья».
В 1977 году возле камвольной фабрики стоит группа молодых людей и рассуждает о трудных условиях жизни из-за скупой советской системы оплаты труда. Рядом с группой стоял инженер. Он вмешался в разговор:
– Сколько вы зарабатываете? От ста семидесяти до двухсот двадцати рублей в месяц! И вам не хватает на приличную жизнь? А у меня оклад, всего лишь сто сорок рублей в месяц, и мне вполне хватает денег. Вам не хватает денег, потому что вы не умеете жить.
Да, рабочие люди не умеют жить, ибо инженер не упомянул о ежеквартальных премиях начальству, о премиях, получаемых из фонда директора предприятия и ещё о «чём-то», о чём надо было молчать. А молчать надо было о многом.
Например:
Однажды я был в кабинете начальника отдела БХСС Кировского районного отделения милиции, Бойко Владимира Николаевича. Этого человека я уважал за честность и человечность. Уважал и он меня, но спустя пятнадцать лет он станет меня презирать. Я знаю, почему именно, но не пристало мне каждому человеку доказывать, что меня оклеветали.
В кабинет Владимира Николаевича зашёл Владимир Кошелев. Он, так же как и я, руководил группой БХСС на ХБК. Кошелев опечатал материальный склад ХБК и сделал детальную ревизию хранимого на складе имущества. На складе было выявлено неучтённых материалов на сумму более ста тысяч рублей. По тем временам это была огромная сумма денег! Излишки материалов были на каждом предприятии, а ценность и дефицитность материалов зависели от возможности предприятия и отрасли, в которой работало предприятие. Предприятия покупали цветные телевизоры импортного производства, румынскую мебель, дорогие ковры и иные дефицитные товары. Эти товары выписывались начальниками цехов для обустройства своих кабинетов, но товары оставались лежать на складах. Через два-три года эти товары списывались, как пришедшие в негодность. После этого начиналась борьба между начальством за то, чтоб бесплатно разобрать списанные новые товары по своим квартирам. Это был тот лакомый кусок для работников администраций предприятий, который был неофициально разрешён Советом Министров. Такую глупость, какую совершил Кошелев, опечатав материальный склад, я не делал, прекрасно зная, чем мне это грозит. Кошелев потребовал от Владимира Николаевича, чтоб было заведено уголовное дело по неучтённым материалам. На это Владимир Николаевич ему ответил:
– Сними печать и открой склад. Пусть люди спокойно работают. Эти дорогие дефицитные товары разбирают по квартирам не только начальство предприятий, ибо эти товары с предприятий получают бесплатно и работники райисполкома, райсовета, райкома партии, прокуратуры и милиции. Думаешь ли ты о том, кого ты настраиваешь, не только против себя, но и против меня?
То же самое делалось и в крупных магазинах. Некая часть дорогих дефицитных ковров в центральном универмаге Донецка лежала на складе и не выставлялась на продажу. Время от времени этим коврам делали переоценку, как не имеющим спроса населения. Когда цену на ковры уже невозможно было опускать ниже, тогда эти ковры почти за бесценок продавцы разбирали по своим домам. Знакомая мне женщина, товаровед центрального универмага, она же любовница директора этого универмага, продала мне отличный дорогой ковёр всего за 60 рублей!
Знаете ли вы, что правительственные награды во времена Брежнева выдавались по разнарядке? Москва распределяла награды по республикам. В республиках таким же способом распределялись награды по областям, а в обкомах награды распределяли по районам. В Донецкую область для внештатных сотрудников милиции было направлено пять медалей «За отличную службу по охране общественного порядка». Две медали по итогам работы было направлено в Кировский район города Донецка.
Районный отдел милиции решает, кого надо наградить и даёт предприятию указание, кто именно из внештатных сотрудников милиции заслужил правительственную награду. На предприятии решают, достоин ли рекомендуемый человек награды, и окончательно решают вопрос, кого же надо наградить. При таких распределениях наград, редко кто из награждённых людей имел вполне заслуженную награду. В Кировском районе по итогам профилактики преступлений особое место заняли группа БХСС на ХБК, возглавляемая Владимиром Кошелевым, и группа БХСС на камвольно-прядильной фабрике. Владимир Кошелев заслужил эту награду, но неугоден был администрации ХБК, поэтому администрация ХБК решила медаль отдать Гуменюку Александру, о котором до получения им медали я ничего не слышал. После того, как предназначавшуюся Кошелеву медаль отдали Гуменюку, Кошелев отказался от грязной, бесплатной и опасной работы, а Гуменюк, проявляя рвение, с нарушением моральных и государственных законов стал отрабатывать выданную ему авансом медаль.
Сообщили и мне, что я заслужил правительственную награду. Теперь надо было составить отчёт о проделанной работе за последние годы. Я с начальником Добровольной Народной Дружины, Алексеем Константиновичем Беленко, в моём кабинете стал составлять отчёт. Писал отчёт и рекомендацию на предоставление награды Беленко. Я выложил на стол все копии протоколов о задержаниях расхитителей с указанными суммами стоимости возвращённой предприятию пряжи. Получилась сумма, превышающая миллион рублей. Увидев официально оформленные протоколы и стоимость всего материала, Алексей Константинович сказал:
– Мы выборочно укажем некоторые из них, и то, на небольшие суммы. Если мы укажем стоимость всего материала, возвращённого предприятию, тогда тебе не медаль надо будет дать, а звание Героя, но администрацию фабрики в таком случае надо будет судить.
После того, как мы составили отчёт о проделанной мною работе, административный «треугольник» фабрики должен был написать ходатайство о награждении. Затем все документы и ходатайство о награде рассматривались и утверждались в районном, городском и областном «треугольниках». Затем всё это пересматривалось в республиканском правительстве, и только потом отправлялось в Москву.
Что такое «треугольник»? В треугольник входит административный орган управления, профсоюзная и партийная организации. Профсоюзная организация в вопросе наград принимает участие только на предприятии. На более высоком уровне профсоюзная организация в вопросе наград не принимает участие. Вместо профсоюзной организации здесь уже вопросом награждения занимаются прокуратура и госбезопасность.
После того как во всех инстанциях будет получено «добро» на награждение рекомендуемого человека, и получено будет «добро» в Москве, документы на награду оформлялись снова, и снова документы проходили все инстанции по тому же кругу. Только после всего этого издавался Указ Президиума Верховного Совета о награждении.
На присуждение мне награды было получено «добро» во всех инстанциях. Ходатайство о награде снова стали составлять по второму кругу, но теперь уже без моего участия. Однажды в трамвае ко мне подошёл один человек и на ухо мне сказал:
– Володя, не задавай мне вопросов. Прими сообщение молча. Один человек позвонил в вышестоящие органы и твою награду по его требованию отменили.
– Спасибо, – поблагодарил я хорошего человека и вышел из трамвая.
Этот человек был сотрудником «службы Манька» и время от времени информировал меня по тем вопросам, которые меня интересовали. Я вернулся на фабрику, зашёл в свой кабинет и по телефону вызвал к себе человека, посредством которого я имел связь с редакцией фабричной газеты и с «особым отделом». Я ему рассказал о закулисных играх вокруг моей награды. Мой враг тайно противодействовал мне, а я стал нажимать на такие же тайные рычаги в борьбе за награду. Не столь важна была награда для меня, сколь нежелательно было то, что какой-то тип получит незаслуженно заработанную нашей группой награду. Я считал, что наградили не столько меня, сколько всех тех людей, которые мне помогали в борьбе с расхитителями. Моим врагом был человек, который фактически тайно руководил фабрикой. После подключения тайных механизмов в борьбу за награду, я пошёл к секретарю фабричной парторганизации Виктору Ивановичу Тарасенко.
В кабинете партбюро была Нина Кардакова и скандалила с секретарём парторганизации. Нина приехала в Донецк с Урала. Она была спортсменкой и активно помогала мне в задержании опасных преступников, нередко вступая в опасную для жизни схватку. Нина была и передовиком производства. Кардакова работала на «сверхтипе» – вместо одной ровничной машины, она обслуживала четыре. Нормы свои она выполняла на 220%. Обслуживать машины ей никто не помогал. Нина работала в смене «В», а в смене «А» на этих же машинах работала депутат горсовета Василенко. Женщины-депутатки, такие как Василенко, должны быть красивыми, стройными и незамужними. Вы уже догадались, почему? Василенко норму выработки постоянно «выполняла» на 180%. Слово «выполняла» я написал в кавычках потому, что на её машинах работало четыре человека, которые числились уборщицами, а Василенко только контролировала работу этих женщин. Обычно, не доезжая две трамвайные остановки до фабрики, Василенко выходила из трамвая и шла на фабрику по тротуару. Накрашенная, расфуфыренная, в дорогих одеждах, Василенко вальяжно шествовала по тротуару в сопровождении четырёх помощниц, а они крутились возле неё, как пчёлы возле матки. Василенко купалась во славе, не заработанной трудом праведным, а достигнутой чисто женскими способностями, и явно гордилась этим. Нина Кардакова не имела наград. Единственное, чего смог с большим трудом выхлопотать для Нины комитет комсомола фабрики, так это поощрительная премия от ЦК ВЛКСМ. Нина и скандалила с Тарасенко по поводу несправедливого распределения наград и поощрений. Тарасенко, дабы приостановить поток обвинений от Нины и дать ей возможность немного успокоиться, повернулся ко мне:
– Говори, по какому вопросу пришёл?
– Награда заработана не столько мною, сколько коллективом, которым я руковожу. Отдав мою награду «своему» человеку, вы оскорбили коллектив, – выпалил я ему и вышел из кабинета.
Ну вот, я сказал при свидетеле, который молчать не будет. О махинациях узнает вся фабрика, и не от меня – ещё один плюс мне. Тарасенко обвинять не в чем, ибо он хорошо меня знал и мне не противодействовал. Противодействовал другой человек, к мнению которого Тарасенко вынужден был прислушиваться. Я знал, что Виктор Иванович Тарасенко после моего заявления, поспособствует мне.
В борьбе с расхитителями я вплотную приблизился к тем ручейкам теневой экономики, которые давали начало самой великой в мире денежной Амазонке коммунистического криминалитета. Я уже наступал на пятки тому, кто непосредственно был связан с мафиозной структурой Совета Министров.
Неожиданно, без предупреждения, ко мне в кабинет зашёл «Он». Зашёл в кабинет без стука, не поприветствовал меня и без приглашения присел на краешек стула у двери. Как?! С верхушки фабричной мафиозной пирамиды этот «Он» опустился на первый этаж и зашёл ко мне?! Мне оказана такая честь?! Я не называю его имени – на то есть весьма веские основания. «Он» заговорил:
– До тебя здесь были …, – «Он» перечислил всех руководителей группы БХСС, которые были до меня и наступали «ему» на пятки. Из пяти человек, которых он назвал, три человека погибли при весьма странных и невыясненных обстоятельствах, – Подумай о себе, – такими словами «он» закончил свою речь и вышел из кабинета.
Так, я на верном пути. «Он» уже почувствовал, что следующий удар я нанесу ему. Я мог бы уйти с его дороги, но «Он» угрожал мне, и тем самым «бросил мне в лицо перчатку». Теперь уже отказаться от борьбы и не победить, будет для меня таким поступком, после которого я сам себя буду презирать. Враг очень сильный и грозный. Надо дождаться награждения, и только потом, под щитом награды, нанести удар «Ему». Я не смогу «Его» сокрушить, но дам достойный ответ на его угрозу.
В марте 1978 года в городской и областной газете появилось сообщение о том, что меня наградили медалью. Меня вызвали в горсовет для награждения. Я сидел в президиуме. Когда меня вызвали к трибуне для вручения награды, «Он» встал с места и демонстративно вышел из зала заседания. Награду мне вручал начальник УВД Донецкой области, генерал Логвинов. Обо мне заговорили, а мой портрет был на доске почёта в областном управлении МВД. Это сильно помогло в моей работе.